— Просто не знаю, как вас благодарить, — сказала Клия Ванде, когда они сели в заказанное такси. Она поправила капюшон, скрывавший ее лицо, и помогла застегнуться Бранну.
— За что?
— За то, что вы смирились с присутствием невоспитанной и дерзкой девчонки, — ответила Клия.
Ванда не удержалась и рассмеялась.
— Ты мои мысли читаешь, милочка? — спросила она, не уверенная в том, правильный ли тон она избрала для своего вопроса.
— Нет, — покачала головой Клия. — Я бы не стала этого делать. Просто я учусь.
— Как и все мы, — заметил Стеттин, а Ванда посмотрела на мужа со сдержанным уважением. Он так терпеливо вынес все ее вспышки, а потом так доходчиво и спокойно объяснил ей суть новых планов Гэри!
— Думаю… мы научимся полагаться друг на друга… во всем, — сказала Ванда.
— Это было бы… отлично, — заявила Клия. Глаза ее под капюшоном блеснули, и Ванда поняла, что она плачет. Она почувствовала волну желания, исходящего от этой девушки — почти подростка… Чего же она так страстно хочет?
Но как это возможно? Девушка-менталик питала к Ванде… дочерние чувства! Она хотела видеть в ней мать! Ванда взяла Клию за руку.
— Это будет нелегко, — негромко проговорила она. — Но… в конце концов мы победим.
— Конечно, — кивнула Клия. Голос ее дрожал. — Это все… профессор Селдон… запланировал. А мне так хочется поскорее… у вас поучиться.
Их дети и внуки размножат их гены, а психологи, которые будут трудиться во Второй Академии, смогут исследовать и понять феномен дара внушения и в конце концов научатся его эффективно использовать.
Путем бридинга и научных исследований они смогут создать расу, которая, пережив столетия хаоса, достигнет наивысших побед — тайно, незаметно.
Они будут противоядием от неожиданных мутаций, спрятанным вдали от Первой Академии и в недоступности для роботов.
Но как, о, небо, Ванда должна объяснить все это психологам и математикам, которые и так уже бунтовали против включения менталиков в их ряды? «Они помогут нам сохранить наше сообщество в тайне, когда наступят суровые времена». Что ж, быть может, настала пора снова объединить этих талантливых одиночек. И лучше бы ей это удалось.
Если дед прав, то сейчас заботам Ванды были препоручены двое самых значительных людей в Галактике. Ванда отвернулась от Клии. Ее глаза тоже подернулись слезами. Она поймала на себе взгляд Бранна, который сидел напротив. Медлительный, неуклюжий далити, непредсказуемо глубокий и тонкий, молча кивнул Ванде и, повернув голову, уставился в наполовину посеребренное окошко.
— Честно говоря, меня терзают смутные сомнения, — признался Планш, когда закончились перегрузки. — Кто кого обманывает, а? И как вы можете рассчитывать на то, что Дэниел ничего не пронюхает? И откуда вам, если на то пошло, знать, что он с самого начала не замысливал, чтобы эти двое сосунков остались на Тренторе?
— Это не моя забота, — отозвался Лодовик.
— А на Эосе вы ему про это скажете?
— Нет, — ответил Лодовик.
— А сам он об этом не узнает?
— Если узнает, то не от меня.
— Почему нет?
Лодовик улыбнулся и промолчал. Затем в его позитронных цепочках по его команде начали стираться отдельные воспоминания. Вскоре он забудет о Клие Азгар. Место стертых займут другие воспоминания — о солнечном, веселом Калгане, о том, как он передал двоих молодых людей с рук на руки агентам будущей Второй Академии. Лодовику предстояло стать частью ложного следа, призванного обмануть всех, кому вздумалось бы отправиться в погоню за группой.
В конце концов он прибегнул к новообретенному инстинкту, спровоцированному Вольтером, и научился им пользоваться. «А если Дэниел ничего не будет знать, то не станет противостоять тому, что расставлено по своим местам, потому что доверяет чутью Гэри Селдона».
— Ну что ж, теперь тут только вы да я, дружище, — несколько напряженно, но браво заметил Морс Планш. — О чем же мы с вами на этот раз поболтаем?
Эпилог
— Я, наверное, спала, — призналась Жанна.
— Я тоже, — отозвался Вольтер. — Что тебе снилось?
— Очень болезненный сон. Мне приснилось, что в шею мне вонзилась стрела, а по голове угодил камень.
— Эти травмы тебе довелось пережить в жизни, прежде чем тебя сожгли на костре. А мне снилась смерть, — признался Вольтер. — Ты уже воссоединилась?
— Пока нет. Не все еще знают, где расположен наш новый центр. Она чуть было не уничтожила нас! — сердито воскликнула Жанна.
— Она была создана для того, чтобы уничтожать нас, — заметил Вольтер. — Всеми фибрами своей души она ненавидела и презирала любые разумы, кроме человеческого.
— Но… — минутное замешательство. — Ты сказал — ненавидела?
— Да. Она мертва.
— А что с другими? С теми детьми, что работали с кельвинистами, которым ты помогал? — спросила Жанна.
— Насколько мне известно, они покинули Трентор.
— Стало быть, все разрешилось?
— Ты имеешь в виду наш спор, милая, или…
— Не смей называть меня так, безбожник!
— Т-с-с-с… — попытался урезонить Жанну Вольтер, но это было бесполезно.
— Я слышу голоса, и они говорят мне, что я была искушаема господином… господином лжи.
— Кто станет спорить с подобными откровениями? Давай решим спорить и не соглашаться друг с другом, хотя бы и навсегда, — предложил Вольтер. — Но я готов признаться, что мне было не по себе без тебя. Закодированный внутри космических вихрей и смерчей, закованный в энергетические поля и плазму, подобный пауку на ловчей сети, я странствовал вместе с частицами, был гостем на их пирах, где угощением служила рассеянная энергия, я видел упадок их сообществ, видел, как они спаривались и танцевали… О, это так напоминало людское общество, но как же они бескровны, как предсказуемы, как ангелоподобны! Мне не хватало извращенности, женственности, человечности.
— Подумать только — как лестно. Ты скучал по моей извращенности?
— От скуки я следовал за людскими звездолетами и наткнулся на корабль, терпящий бедствие, подхваченный бурей, которую подняла гибнущая звезда. Внутри этого корабля я обнаружил механическое человеческое существо, ослабленное атакой частиц, которые мои гостеприимные хозяева почитали вкуснейшими из деликатесов… Какая великолепная возможность!
— Ну еще бы! Какой дивный шанс для тебя вмешаться и привнести в чью-то душу свой мятежный дух.
— Дух? Может быть, может быть… В нем была такая бессловесная потребность в похвале, в одобрении, желание осуществиться…
— Ну да. Совсем как ребенок, которого ты волен был лепить по своему образу и подобию.
— Я нашел в нем крошечное семя свободы. Я просто-напросто полил его, уронив рядом с ним пару электронов, затем перебросил с места на место одну-другую позитронную цепочку…
Я помог частицам сделать то, что они и так бы с ним сделали, если бы у него пострадали контуры программирования.
— Дьявольская изобретательность, — фыркнула Жанна, однако в голосе ее прозвучало скрытое восхищение. — В этом тебе всегда не было равных.
— Я не сделал ничего такого, против чего мог бы возразить милосердный Господь, — возразил Вольтер. — Я позволил расцвести свободе воли. Не сердись на меня, о Дева. Я буду вести себя достойно, если ты позволишь мне маленькие слабости. Может быть, так нам будет интереснее вместе.
— Твои грехи меня более не тревожат, — буркнула Жанна. — После всего, что стряслось, после того, как эта страшная женщина… (Эквивалент содрогания.) Боюсь, нам снова грозит распад — утрата самих душ наших. Ведь в конце концов мы не люди…
Вольтер прервал рассуждения Жанны:
— Никто не знает, что мы здесь. Мы были разорваны на части, они решили, что мы погибли. Теперь у них своих забот хватает. Мы — никчемные призраки, которые никогда и не жили по-настоящему. Но если уж роботы становятся людьми… Почему бы и нам не заняться тем же, любовь моя? Не всю же жизнь нам охотиться за элементарными частицами и обитать внутри компьютерных сетей?