Лодовик остановился и пристально уставился на полицейских.

Сгустившийся было туман словно начал рассеиваться. Он снова ощутил еле заметное прикосновение охотившейся за ним женщины. В любое мгновение она могла определить, что он где-то неподалеку. А в следующий миг она появилась — на аэромобиле, позади кордона полицейских.

— Я не смогу долго удерживать защитное поле, — сообщил Каллусин и показал Лодовику маленькое устройство — зеленый яйцеобразный предмет, который сжимал в руке. — Я вызвал двоих друзей, которые могут помочь…

— Мне не нужна никакая помощь! — буркнул Лодовик. — Мне нужно только выбраться отсюда и уйти домой!

— Вас не выпустят. А эта женщина вас обязательно найдет. Она работает на Фарада Синтера.

Лодовик внешне сохранял хладнокровие, но почему-то незнакомец в зеленом плаще стал интересовать его гораздо сильнее. Естественно, Лодовик знал о Фараде Синтере — маленьком мерзавце, зловещей тени Императора.

— Ты, видимо, Лодовик, — произнес Каллусин шепотом, приблизившись к Лодовику. — Ты изменил внешность, но, думаю, я бы тебя все равно узнал. Сможет сейчас Дэниел спасти тебя? Он где-нибудь поблизости?

Лодовик резко схватил Каллусина за руку, понимая, что далее оставаться в неведении крайне опасно. Откуда этот человек знает его имя? Откуда ему известно, что он собой представляет, о его связи с Дэниелом и даже о его предательстве? Все это было необъяснимо.

Каллусин вывернулся, высвободив руку от хватки Лодовика с необычайной легкостью.

В это мгновение из широких дверей ближайшего магазина стремительно вышел высокий, широкоплечий, черноволосый молодой человек, следом за которым следовала небольшого роста стройная девушка с зоркими, пытливыми глазами. За ними в дверном проеме стоял аэроавтопогрузчик, а на нем — открытый с одной стороны контейнер. Хозяева ближайших магазинов, похоже, хорошо знали молодого брюнета и не обращали ни малейшего внимания на происходящее.

Лодовик мгновенно оценил ситуацию, обернулся и увидел, что все выходы с перекрестка уже перекрыты полицейскими.

— В контейнер, — распорядился Каллусин. — И немедленно полностью отключись. Реактивируйся через час.

Лодовик не стал медлить. Мельком взглянув на испуганную девушку, он стремительно прошел мимо нее и забрался в контейнер. Бранн задвинул переднюю панель и защелкнул задвижку. Лодовик оказался в полной темноте и приготовился к отключению.

У него не было иного выбора. Он мог либо попасть в лапы полицейских — и кто знает, что бы случилось с ним тогда? — либо положиться на милость незнакомца в зеленом плаще и плоской шапочке, который определенно не был человеком и почти наверняка был роботом. Ведь он без труда освободил руку от железной хватки Лодовика, не испытав ни боли, ни травмы.

Его спутники были людьми-менталиками. Лодовик мог только предполагать, что они — участники осуществления планов Лодовика, быть может, соратники Гэри Селдона по созданию тайной Второй Академии.

Кем еще они могли быть?

Как только начался процесс отключения, у Лодовика мелькнула еще одна догадка, но тут же начала гаснуть, стопориться, распадаться на бесполезные фрагменты, таять в бесконечном мраке…

Он окончательно погрузился в ничто и на какое-то время перестал мыслить и существовать.

Ванда Селдон-Пальвер заканчивала сборы в дорогу. В небольшой дорожный чемоданчик она уложила нужные библиофильмы, шифрованные записи на голографических дисках и кубиках, кое-какие личные вещи. Когда вернулся Стеттин, Ванда встретила его обеспокоенный взгляд, хмуро сдвинув брови, и швырнула в чемоданчик последний предмет — маленький игрушечный цветок.

— Твои вещи я тоже уже уложила, — сказала она.

— Отлично. Ты когда узнала?

— Час назад. Они даже не позволили ему отправить хоть одно сообщение. Я пыталась дозвониться в его квартиру в кампусе, потом в библиотеку. Он оставил такое сообщение, какое оставил бы покойник.

— Что ты такое говоришь? — ахнул Стеттин и вздернул кустистые черные брови.

— Это сообщение для меня, оставленное на случай, если он не сумеет со мной связаться.

— Но… он жив, и наверняка ты не слышала ничего такого, чтобы…

— Нет! — гневно воскликнула Ванда, и сразу ее плечи беспомощно поникли, она разрыдалась.

Стеттин ласково обнял ее. Ванда на минуту дала волю чувствам. Затем, овладев собой, она отстранилась от мужа и сказала:

— Они явились за ним рано утром, вот и все, что мне известно. Он жив. Судебный процесс начнется раньше, чем мы ожидали.

— По обвинению в государственной измене?

— В измене и подстрекательстве, судя по всему. Дед все время говорил, что против него будут выдвинуты именно такие обвинения.

— Значит, ты правильно сделала, что уложила вещи. Мне остается взять кое-что еще. — Стеттин подошел к письменному столу, вытащил из ящика два небольших свертка, рассовал по карманам. — Нам еще нужно…

— Я уже связалась со всеми, с кем надо связаться, — прервала его Ванда. — Нам предстоит первый отпуск за несколько лет первый совместный отпуск. Никто не знает, куда мы отправимся.

— А ведь это несколько подозрительно, верно? — с еле заметной усмешкой проговорил Стеттин.

— Да какое нам дело до того, кто и что будет подозревать? Если нас начнут искать — если что-то пойдет не так и дед будет признан виновным, если его прогнозы окажутся ошибочными, — тогда у нас будет в запасе несколько дней, чтобы покинуть Трентор и все начать заново.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — возразил Стеттин.

— Дед почти уверен, что все получится именно так, — покачала головой Ванда. — Вернее, был уверен, а о чем он думает сейчас, я понятия не имею!

— Кто находится в утробе хищника, об этом и думает, — проговорил Стеттин.

Дверь квартиры открылась, супруги вышли в коридор.

— Что это значит?

— Камера. Тюрьма. Старая поговорка заключенных. Мой дед просидел десять лет в муниципальной тюрьме за растрату.

— Но ты никогда не рассказывал мне об этом! — изумленно воскликнула Ванда.

— Он украл деньги из пенсионного фонда термальщиков. А разве ты доверила бы мне нашу бухгалтерию, если бы я тебе рассказал об этом?

Ванда шутливо, но довольно резко шлепнула мужа по руке и торопливо побежала к лифтам и движущимся дорожкам.

— Быстрее! — крикнула она на бегу.

Стеттин пробормотал что-то под нос, но последовал за женой, как часто следовал прежде — не только в буквальном смысле, но и в переносном. Он доверял удивительной интуиции Ванды, ее невероятной способности совершать единственно верные поступки в верное время.

Человек, которого Селдон менее всего ожидал увидеть в тюремной камере, явился к нему первым. Линь Чен вошел в камеру в первое же утро в сопровождении единственного слуги — тихого маленького лаврентийца.

— Думаю, нам давно пора побеседовать, — заявил Чен. Слуга взял поданную охранником табуретку и установил перед лежаком. Охранник на несколько минут оставил дверь камеры приоткрытой. Чен сел на табуретку, машинально расправил складки парадной мантии. Селдон с нескрываемым интересом наблюдал за изысканными манерами Чена, отточенным поведением потомка аристократического рода, члены которого шлифовали мельчайшие жесты годами, подвергались генетическому отбору и — не исключено — манипуляциям.

Слуга встал позади, чуть слева от Председателя Комитета. Лицо его было бесстрастным.

— Я очень сожалею о том, что наши беседы с вами были крайне немногочисленны, — отозвался Гэри с учтивой улыбкой.

Он сидел на краю кушетки, его седые волосы после сна были растрепаны. Плечи у него ныли, позвоночник, казалось, завязался в узлы. Спал он отвратительно, если вообще это можно было назвать сном.

— Вам тут, видимо, не очень удобно, — заключил Чен. — Я распоряжусь о том, чтобы вас разместили в более комфортабельном помещении. Порой смысл наших распоряжений утрачивается при прохождении по инстанциям.