«Трема, — думал Гэри. — Он как-то связан с Дэниелом. Что со мной? Действует внушение Дэниела?»

Но и это не имело для него особого значения.

У его замешательства была другая причина, именно из-за нее он так лихорадочно вспоминал всю свою жизнь, так мучительно сомневался в праведности своей миссии. Причину для тягостных раздумий создала Вара Лизо. Ни ему, ни кому-либо из его коллег и в голову не приходило в расчетах и уравнениях принять во внимание возможность существования менталика такого уровня могущества. Да, верно, он просчитывал степень воздействия внушателей и других менталиков уровня Ванды и Стеттина, и тех, кто был отобран для Второй Академии…

Но ни у кого и в мыслях не было такого чудовища, такой невероятной мутации, как та, какую представляла собой Вара Лизо. Эта маленькая уродливая женщина с горящими глазами…

Гэри поежился. Врач, занимавшийся его обследованием — Гэри не обращал на него ни малейшего внимания, — попытался заново приладить датчик к предплечью Гэри, но тот раздраженно стряхнул датчик и уперся во врача взглядом, полным отчаяния.

— Все кончено, — сказал он. — Оставьте меня в покое. Лучше бы мне умереть.

— Послушайте, сэр, я все понимаю. Вы пережили такой стресс…

— Я пережил крах, а не стресс, — буркнул Гэри. — Вы не в силах отменить логику и математику, какими бы лекарствами вы меня ни пичкали.

Дверь в дальнем конце кабинета распахнулась. Вошел Седжар Бун, за ним — Ванда и Стеттин. Ванда оттолкнула Буна и бросилась к Гэри, упала на колени рядом с креслом, в котором он сидел, сжала его руку и устремила на него такой взгляд, словно ей казалось, что он прямо здесь, у нее на глазах, рассыплется на кусочки.

Гэри молча смотрел на любимую внучку. Глаза его наполнились слезами.

— Я свободен, — негромко проговорил он.

— Да, — отозвалась Ванда. — Мы пришли, чтобы забрать тебя домой, дед. Мы подписали все нужные бумаги.

Стеттин встал рядом с креслом Гэри. Он по-отечески улыбался. Гэри всегда немного раздражали непоколебимость, невозмутимость и заботливость Стеттина, хотя эти качества с лихвой компенсировали импульсивность Ванды… «Следующими, на кого обрушилась бы безудержная ненависть Вары Лизо, были бы они… Они сгорели бы, как свечи в пламени солнца!»

— Я не об этом, — покачал головой Гэри. — Я свободен от иллюзий.

Ванда протянула руку и погладила Гэри по щеке. Это было приятно, даже необходимо, но и ласковое прикосновение руки внучки не успокоило Гэри, не принесло облечения…

«А мне как раз нужно, чтобы меня успокоили, а не убаюкали — слишком долго я позволял всем на свете тешить меня иллюзиями».

— Не понимаю, о чем ты, дед.

— Достаточно всего одной такой, как она, — и все наши расчеты можно со спокойной совестью бросить в дезинтегратор. Проект совершенно бесполезен. Если существует потенциальная возможность рождения таких людей, как она, значит, могут появиться и другие такие же, наделенные этим чудовищным даром. А ведь я не знаю, когда они могут родиться на свет! Непредсказуемые мутации, аберрации. В ответ на что они появляются?

— Ты говоришь о Варе Лизо? — спросила Ванда.

— Она мертва, — напомнил Гэри Стеттин. Он скривил губы.

— Насколько мне известно, до сих пор — а это значит, в течение почти ста лет — на свете не было подобного ей существа. Не было на всех миллионах планет, населенных людьми, среди всех квинтиллионов человеческих существ. А теперь… теперь появятся.

— Она была просто-напросто сильнейшим менталиком. Что это меняет? И что это значит? — спросила Ванда.

— Это означает, что хотя бы последние годы моей жизни я смогу прожить как самый обычный человек.

— Дед, скажи мне! Почему это имеет такое огромное значение?

— Потому, что некто, подобный Варе Лизо, при том условии, что будет соответствующим образом воспитан и обучен, может стать объединяющей силой, — ответил Гэри. — Но эта сила будет не спасительной… Представить только… Организация, замкнутая на одном источнике могущества, воистину деспотический вид правления. Тираны! Я предостаточно с ними наговорился в свое время. Лесные пожары… Наверное, они действительно нужны для того, чтобы время от времени наводить порядок в лесу. Но всем этим деспотам удалось бы достичь большего… Они все добились бы сокрушительного успеха, обладай они тем, чем обладала эта женщина. Разрушительной, противоестественной силой. Силой, способной уничтожить все, что мы задумали.

— Так переработай свои формулы, дед. Внеси ее в них. Наверняка она не может быть таким уж сильным фактором.

— Да не только она! Не о ней речь! Речь о других! О мутантах, которых будет неисчислимое множество. — Гэри в отчаянии покачал головой. — У нас нет времени на то, чтобы рассчитать все подобные вероятности. У нас осталось всего три месяца на сборы и подготовку. А этого слишком мало. Все кончено. Все напрасно.

Ванда встала. Взгляд ее был мрачен. Нижняя губа дрожала.

— Это все последствия пережитой психологической травмы, — негромко сказал Ванде врач.

— Да все у меня в порядке! Я в здравом уме! — взорвался Гэри. — Я хочу отправиться домой и прожить остаток дней в покое. Всему этому бреду конец. Я наконец мыслю трезво — впервые в жизни. Я трезв. И свободен!

— Я бы никогда не поверил в возможность такой встречи, — признался Линь Чен. — Но даже если бы я поверил в ее принципиальную возможность, я, уж конечно, никак не смог бы представить, что от нее может проистечь какая-либо польза. И тем не менее все именно так.

Р. Дэниел Оливо и Председатель Комитета Общественного Спасения прогуливались по громадному строящемуся залу в восточном флигеле Дворца. Зал был завален оборудованием и строительными материалами. У рабочих был выходной день, и в зале, кроме них двоих, никого не было. Чен говорил негромко, но сверхчувствительный слух Дэниела улавливал мельчайшие волны, эхом отлетавшие от стен и придававшие огромную значительность словам самого ловкого политика и самого могущественного человека в Галактике.

Они встретились здесь, потому что Чен знал, что в этом зале пока не успели установить ни одного подслушивающего устройства. Естественно, главному комитетчику вовсе не хотелось, чтобы его разговор с Дэниелом кто-то подслушал.

Дэниел молчал, ждал продолжения. Сейчас он был пленником и зрителем на спектакле, главную роль в котором исполнял Чен.

— Вы были готовы пожертвовать своей жизнью — вернее говоря, своим существованием — ради Гэри Селдона. Почему? — спросил Чен.

— Профессор Селдон играет определяющую роль в сокращении срока тысячелетнего хаоса и страданий, которые неизбежно последуют за распадом Империи, — ответил Дэниел.

Чен приподнял бровь и слегка скривил губы, но не проронил ни слова. Лицо комитетчика было бесстрастным, как у робота, однако при всем том он был настоящий человек — необычный продукт воспитания и инбридинга, усовершенствованный путем тончайших процедур генной инженерии, наполненный древними понятиями о власти и богатстве.

— Все эти приготовления, — продолжал Чен, — я проводил не ради того, чтобы торговаться из-за мелочей. Я чувствовал ваше вмешательство в мои дела, знал о тех струнах, которые вы способны натянуть благодаря своему влиянию, я снова и снова ощущал это на протяжении десятков лет и все же никогда не был до конца уверен… И вот теперь, когда я вижу вас так близко, мне стало интересно: почему я до сих пор жив, Дэ-Ниэ, Дэниел как бы вас ни звали по-настоящему… Позвольте, пока я буду называть вас Димерцелом… Так почему же я до сих пор жив и все еще у власти?

Чен замолчал. Молчал и Дэниел. Не имело смысла говорить лишнее. Председатель Комитета учинил самый скрупулезный обыск и осмотр всех арестованных еще в Зале Освобождения и захваченных в здании склада. Тайна Дэниела впервые за столько лет была раскрыта.

— Потому, — в конце концов ответил Дэниел, — что вы осознали, что ваши планы согласуются с Проектом, и не стали препятствовать его созданию и работе над ним в то время, пока вы являетесь фактическим правителем Империи.