— Н-нет, — попятился Ксин.

— А я видел. Их там штук сто. Чтобы прочитать и запомнить их, нужен год, не меньше. Ты готов взять на себя ответственность за результат?

— Я себя и не предлагал.

— Если кто-то считает, что справится лучше, тогда пусть скажет сейчас.

Все молчали. И только Мэй улыбалась в кресле.

— Не знаю, почему ты выбрал Теданя, — снова мысленное послание от нее, — но получилось неплохо. Только не перегни палку.

В этот раз ее замечание разозлило меня. Мне не нужно ее одобрение для каждого шага. Она и раньше давила на нас с Теданем, решая, что и как нам нужно делать, возможно, повлияло ее знатное происхождение или те фальшивые подруги, что окружали ее в детстве. Мэй словно не чувствовала грани между дружеским общением и приказами, ее беспокойство за нас выплескивалось в списки указаний. Теданю всегда было плевать на это, он все равно поступал, как считал нужным, а я почему-то старался ее слушаться.

Она хочет, чтобы я был лидером и при этом подчинялся ее приказам? Вот только забыла спросить, согласен ли я на это.

Тем временем философы закончили свои сочинения и зачитали их вслух. Все тексты были схожи, в них сплошь и рядом громоздились высокопарные фразы про любовь к своей стране, про справедливость, про ответственность чиновников, про долг крестьян и ремесленников, про верность магов. Там сравнивали императора с Небом, которое одинаково одаривает жителей земли солнцем и дождем, ветрами и снегами.

Интересно, а тот император, что превратил ночь в день, сравнивал себя с таким Небом? Или может, он помнил лишь о своей избранности?

Мне не понравились сочинения. Может, в них и были вложены настоящие чувства авторов, но они затерялись за цитатами и умными словами. Госпожа Роу смогла бы высказать ту же мысль гораздо изящнее и интереснее.

Учитель выбрал победителя, наш Джиан занял второе место, но я ни капельки не расстроился. Наоборот, я даже порадовался проигрышу. Не хотел, чтобы люди в Южном округе мыслили, как придворные лизоблюды.

— Я же говорил, что справлюсь, — сияя, сказал Джиан. — Я часто ходил на поэтические состязания, поэтому знаю, как нужно писать такие сочинения.

— Ты не справился, — бросил я.

— Что? Да что ты вообще понимаешь в высоком искусстве? — разозлился Джиан. — Прочитал три книги и думаешь, что разбираешься? Ты заметил, что все предложения были написаны с определенным количеством слов и в нужном порядке? Услышал отсылку на труды учителя Тан Жонг? Да мою работу бы даже при императорском дворце оценили.

— В сочинении главное — не форма, а смысл. Ты и вправду думаешь, что все чиновники — благородны и честны? И ночей не спят, беспокоясь о благе народа?

— Я хотя бы не пытаюсь их убить! — крикнул Джиан.

Я усмехнулся и ничего не ответил. Он бы все равно не поверил, что государственный чиновник хотел похитить меня.

С постамента убрали столики и установили три стула с мягкой обивкой и резными ножками, сюда же подходили незнакомые люди из самых разных слоев общества. Там были и оборванные крестьяне с изможденными лицами, и более зажиточные простолюдины, несколько мелких чиновников в служебных шапочках, солдаты. Что затеял Кун Веймин?

Наконец сам глава Академии поднялся на постамент и сказал:

— Осталось последнее состязание. Участники, подойдите и сядьте на эти стулья.

Тедань сел на центральное место, даже не задумавшись. Из Западного дома вышел щупленький бледный паренек, он на ходу перебирал листки бумаги с записями, отдав их кому-то из своей команды в последний момент. Я был уверен, что он пришел в архив одним из первых и просиживал там все вечера. У него даже рукава на локтях были затертыми.

Восточный дом отправил полноватого юношу с пухлыми губами. Он брезгливо посмотрел на Теданя, подобрал полы халата, плавно опустился на стул, а потом расправил ткань так, как обычно это делают женщины. Впервые я видел человека, который с первого взгляда вызывал бы такую неприязнь.

— О, этого я знаю, — ко мне подошел Цянь Ян. Он был бледен, дышал мелко и часто, видимо, ему крепко-накрепко перетянули ребра. — Тот толстый — сын чиновника из Министерства наказаний. Кажется, восточники решили, что знание законов передается по наследству, — он рассмеялся, но тут же со стоном схватился за бок. — Отличный выбор участника, кстати. Если твой друг не сможет победить в споре, то, по крайней мере, сможет дать в морду.

— После удара копьем ты изменился, — сказал я.

— Знаешь любимую пословицу в клане Цянь? «Небо — голубое, вода — мокрая, Цянь — первые». И я всегда был первым. Но в этой академии всё пошло наперекосяк. Сначала Идущий к истоку показал, что я не так уж и хорош, потом тебя выбрали на начертании, а я дважды проиграл этой чокнутой девчонке и должен буду неделю выполнять ее пожелания. Правда, с такими ребрами я не на многое сгожусь.

— Давно знаешь Нианзу и Фанга?

— С детства. Один круг общения, одни и те же учителя. Правда, Нианзу из простолюдин, но у него очень влиятельная семья.

По знаку Кун Веймина для троих участников принесли специальные синие халаты и помогли их надеть.

— О, значит, они все-таки будут судьями, — усмехнулся Ян. — Интересно, это может считаться оскорблением императорского суда или нет?

— Сейчас перед вами предстанут обвиняемые, свидетели и обвинители. Вам надлежит выслушать показания и принять решение. Тот, чье мнение будет наиболее обоснованным, и станет победителем. Все ясно? Начинаем!

Первым вышел кругленький человечек в шелковом синем халате, пояс подпирал изрядное брюшко, а снизу из-под полы виднелись желтые сапоги с узорами. На его живое румяное лицо было приятно смотреть, глаза как щелочки едва проблескивали за густыми бровями и пухлыми щеками, поросшими редким пушком, таким же мягким, как и сам мужчина.

— Господа уважаемые судьи, это дело совсем незначительное и не стоит вашего драгоценного внимания, поэтому я кратко, в двух словечках, расскажу вам о нем, вы примете решение и всё.

— Незначительное? Это жизнь моего сына незначительная? — вырвалась вперед худая женщина с иссеченным морщинами лицом. Она явно пыталась принарядиться, уложила волосы в прическу, но из-за отсутствия привычки пряди так и норовили расползтись в стороны, платье выглядело почти новым, без единой складочки, вот только сшито оно было на ее прежнюю фигуру, когда она была еще полной и ладной.

— Тихо-тихо, женщина, не утомляй уважаемых судей своими криками, — сказал толстячок. — И так много на себя взяла.

У меня по спине прошли мурашки. Это же ведь не настоящий суд, а значит, и люди тоже должны лишь изображать кого-то, но почему же тогда все выглядело так натурально? Только троица судей с Теданем во главе казалась неправдоподобной.

— Это женщина, Чжань Руолан (в переводе с китайского Руолан — орхидея) — вышивальщица по поясам. У нее своя лавка в южной части города. Она не смогла выплатить налоги, и ее сына отправили на общественные работы, чтобы компенсировать их. Когда срок работ закончился, сын не вернулся, а потом выяснилось, что он там заболел и умер. Такое бывает, — развел руками толстячок, — что делать, если у него слабое здоровье? А госпожа Чжань вдруг решила, что в смерти сына кто-то виноват, вот и обратилась в суд.

— Есть бумаги, подтверждающие его смерть? Записи лекарей? — важно спросил судья от Восточного дома, сын чиновника.

— Конечно, господин уважаемый судья, всё есть, — засуетился мужчина, махнул рукой, к нему подбежал служка и протянул несколько свитков. — Это выписки из документов, которые ведутся на всех общественных работах. Вот запись о болезни, а вот записи о смерти и даже месте похорон. Госпожа Чжань, вы бы не по судам бегали, а поехали бы на могилу сына да попрощались бы с ним по всем правилам. Нехорошо, если его душа опустится… сами знаете куда.

Чжань Руолан опустила голову, но глаза ее оставались сухи.

— Что ж, по бумагам видно, что болезнь была случайной и неизлечимой. Никакой травмы этот человек на работах не получил, — сказал восточник, — а значит, дела никакого нет. Взыщите с женщины оплату судебных издержек и отпустите. Лжесвидетельства с ее стороны не было, лишь непонимание да материнская любовь, потому наказания не будет.