Украинец ожил, метнул из глаз молнии презрения, нацеленные в Краба, и произнес громко и с пренебрежением:
— Я москальску мову не разумею!
— А американску мову разумеешь? — спросил Краб и положил, прижав пальцами, на капот его машины пятьдесят баксов из «командировочных», выданных ему Веней.
— Американску разумею, — ответил украинец, с ловкостью Копперфильда выдернул из-под пальцев Краба банкноту и кивнул, мол, садитесь.
В автомобиле, когда они отъехали от вокзала, таксист заговорил уже на чистом русском и весьма приветливо. Уточнил, что ехать надо до пуговичного завода в сторону Рудно, рассказал, что в этой стороне у него теща живет. А потом сказал, что вообще-то он к русским нормально относится, мать у него самого из Смоленска родом, но бизнес есть бизнес — начни он с москалями заигрывать, так его быстренько братья-таксисты с выгодной стоянки у вокзала выживут и нечем будет семью кормить. Очень настоятельно водитель советовал приобрести у него русско-украинский разговорник за пять гривен, мотивируя выгодность данной покупки тем, что за русскую мову можно по ушам схлопотать, а с разговорником за своего проканаешь. Но Гоша отказался от покупки, сказав, что приехали они на один день и уж как-нибудь без русско-украинского разговорника обойдутся.
— Ну, как хотите, — сказал водитель.
И сразу же рассказал анекдот о том, как во Львове в трамвай влетает националист с обрезом и зычно кричит на народ: «Котра година?» Мол, который час? А негр, который в этом трамвае едет, встает и вежливо так отвечает ему — пів на другу, мол, пол второго. Националист опускает обрез и задушевно говорит ему:
— Сідай, сынку, я й так бачу, що ты не москаль!
Крабу анекдот понравился, он от души посмеялся, в отличие от Гоши, который сосредоточенно молчал и играл желваками. И Краб, чтобы поддержать разговор, добавил:
— Это еще что! Я вот до восьмого класса думал, что Хохлома — это где-то у вас тут на Украине.
Тут уж водитель нахмурился, а Гоша Граммофон взглянул на Краба из-под бровей, мол, опять ты со своими армейскими шуточками лезешь. Краб все понял и замолчал, отвернулся к окну, стал смотреть на проносящиеся мимо радующие глаз пейзажи прикарпатской природы.
Приехали они на окраину Львова, где за забором кипело производство, прошли через проходную и отправились к небольшому одноэтажному зданию, где помещалась дирекция завода. Гоша был напряжен — это было видно и по его походке, и по опущенной вниз голове. Он что-то бубнил себе под нос, и Краб, который шел позади, не мог расслышать ни слова, поэтому спросил: что там Гоша бормочет? Тот обернулся, остановился и достаточно зло выпалил:
— Анекдоты они про москалей рассказывают! Куда уж анекдотичней ситуация — глухонемые бендеровцы тырят русский шансон и москалям же, которых ненавидят, его продают! Как они вообще определяют, что это шансон, а не гопак, если они не слышат ничего?
— Да не заводись ты раньше времени, — посоветовал Краб, — ты же на переговоры идешь, сам в поезде настраивался на благополучный исход, а теперь вот завелся, как юла. А с таким взрывным настроением им тебя легко будет из себя вывести. Пальцы себе переломаешь, если спорить с ними начнешь на своем языке жестов. Жизнь — игра, вот и веди себя, как будто в настольную игру играешь. Закрой глаза, вдохни десять раз глубоко, махни рукой сверху вниз — будь что будет, и успокоишься.
Упрямый Гоша на этот раз последовал совету Краба, сделал, как тот и велел, несколько глубоких вдохов, правда пришел в себя и спросил:
— А ты что, правда думал, что Хохлома — это где-то на Украине?
— Да не-е, — ответил Краб, — пошутил я…
Звукооператор Святогор должен был встретиться с Анжеликой в открытом кафе-террасе недалеко от своего дома в девять часов вечера. Это было обычное кафе, которых летом в Москве открывается целая уйма и которые похожи друг на друга, как близнецы. Святогор специально сел за угловой столик, чтобы его было видно с улицы.
Погода на улице стояла хорошая, поэтому народу в кафе было много, пахло шашлыками, которые жарил на углях смуглый узбек. Татьяна и физкультурник Григорий Иванович, которого пришлось посвятить в детали плана, поскольку встреча Святогора и Анжелики должна была закончиться в их коммунальной квартире, сидели в засаде на противоположной стороне улицы в машине Татьяны и, скрываясь за темными стеклами, наблюдали за Святогором. Вернее, наблюдала в старый армейский бинокль только Татьяна, а Григорий Иванович, которому за участие в «операции» и за молчание пришлось посулить сто баксов, разглядывал изнутри Татьянин «Лексус» и восхищался, трогая, несмотря на запрет Татьяны, все пальцами.
— А это что за хренотень? — ткнул он пальцем в переднюю панель.
— Это компьютер, — оторвавшись на секунду от бинокля, ответила Татьяна.
— Ух ты, компьютер, — не сдержал восторга физкультурник, — ты смотри, твою мать, что делают! Компьютер в машину запихали. Если так дальше пойдет, то и стиральную машину начнут запихивать в автомобили. А это что за люк в крыше? Для катапультирования? Нет? Жаль, а то едешь, например, в столб — раз, нажал на катапультирование и вылетел через крышу. А это что за пипка?
Он нажал пальцем на кнопку на панели, стекло окошка водителя опустилось, открыв в салоне Татьяну с биноклем. Святогор, который то и дело искоса поглядывал на «Лексус», увидел, как сначала опустилось стекло и за ним возникла Татьяна. Потом она отняла от глаз бинокль, ругнулась, обернулась на Гришу, и стекло стало опять подниматься.
— Ничего не трогайте здесь! — рассердилась Татьяна на физкультурника. — Скажите мне лучше, сколько времени?
— Пятнадцать минут десятого, — ответил Григорий Иванович, взглянув на свои командирские часы, которые ему подарили коллеги на юбилей, — опаздывает, однако. А может быть, она и совсем не придет? Может быть, она догадалась?
— Тихо вы! — цыкнула на него Татьяна. — Женщина и должна опаздывать на свидание, это ее право. Пятнадцать минут — это не криминал.
Святогор уже тоже начал нервничать. И хотя его возлюбленная никогда не отличалась пунктуальностью, но речь все-таки шла не о банальном свидании влюбленных, а о дьявольской сделке — баш на баш. Вот это, кстати, мучило Святогора — Анжелика готова лечь с ним в постель ради денег. Пусть дело не в деньгах, а в блестящем компакт-диске, но все равно — того, что между ними было, уже никогда не повторится. Он будет знать: она делает это не потому, что любит его, а потому, что он ей заплатил.
Анжелики все не было, Святогор поглядывал на дисплей мобильного, где у него были часы, на автомобиль «Лексус», который был припаркован с другой стороны улицы, и на тротуар, по которому спешили туда-сюда люди. Но Анжелики все не было, и он уже начал волноваться. Ему так хотелось увидеть ее хотя бы еще раз в жизни, хотя бы к руке ее прикоснуться…
— Привет, суслик, — раздался за спиной Святогора голос, который он узнал бы из тысячи, — давно ждешь? А я не через центральный вход прошла, а через другой, так было ближе.
Только Анжелика звала его «сусликом». Сердце звуковика дрогнуло, он обернулся и увидел ее. Она стояла позади него, придерживая свою сумочку из красной кожи за ремешок. Она была одета в немыслимо короткую бордовую юбку и маленький топик, под которым четко обозначалась ее грудь с выделяющимися сосками. Темные очки скрывали ее огромные выразительные глаза, от взгляда которых у звукооператора по спине бежала дрожь. На ногах туфли на высоченном каблуке, делающие ее и без того изрядный рост еще более высоким. Посетители кафе поворачивали головы, чтобы получше разглядеть высокую красотку, и даже узбек у мангала так неотрывно загляделся на нее, что шашлык с одной стороны у него сильно подгорел.
— Надеюсь, ты не обижаешься на меня, что я взяла у тебя деньги, которые мы вместе заработали, — запросто сказала Анжелика, присаживаясь за столик к Святогору, — ты же знаешь, что мне нужны деньги на покупку квартиры. А у тебя жилье есть, зачем тебе деньги?