«Все. Хватит о грустном. Пора уходить, пока она не замерзла.»

Мужчина подхватил девушку на руки и понес в дом.

— Глеб Александрович, может быть, я сама пойду? — попыталась проявить самостоятельность Александра.

— Вот, как только окрепнешь немного, так и пойдешь, — прервал ее Глеб, — а пока, я побуду твоим «транспортом»

Он весело усмехнулся и крепче прижал к себе невесомую ношу. «Ишь, чего захотела! Да, он теперь ее с рук не спустит!» — собственнически обняв Сашу, подумал оборотень.

В комнате, переодев ее в халатик, Глеб уложил девушку и присел с ней рядом.

— Саш, я поговорить с тобой хотел, — начал мужчина.

Александра вскинула на него глаза.

— Борис Анатольевич договорился с известным шведским врачом о консультации. Сегодня вечером они подъедут сюда. Я тебя очень прошу — потерпи еще один осмотр, ладно?

Оборский всматривался в задумчивое лицо Саши, успокаивающе поглаживая ее по руке.

— Этот доктор тоже из ваших?

— Да.

— И вы думаете, что он сможет мне помочь?

— Я очень надеюсь на это.

— Ну, что ж, пусть осматривает, — вздохнула Александра, и Глеб понял, что она не верит в свое выздоровление, просто соглашается с его решением.

Вечером Оборский встречал приехавших врачей. Профессор Николсон оказался приятным пожилым господином, с внимательными серыми глазами и доброй, располагающей улыбкой. Он щурился сквозь оправу роговых очков и с интересом осматривался вокруг. Старая усадьба вызвала у доктора неподдельный интерес.

— У вас прекрасный дом, мистер Оборски, я искренне восхищен. Как давно он построен? Если не ошибаюсь, где-то начало девятнадцатого века?

— Вы правы, — улыбнулся Глеб, — особняк построили в тысяча восемьсот тридцатом. Он много лет принадлежал моей семье и, лишь после революции, перешел в руки государства. Здесь долгое время был санаторий для работников культуры.

— Да-да, печальные страницы российской истории, — сокрушенно покачал головой Николсон, — искренне сочувствую. Когда-то я увлекался русским искусством и архитектурой, надеюсь, немного позже, вы проведете для меня экскурсию по вашему особняку, уверен, что увижу много интересного.

— Да, конечно. Когда дом вернулся ко мне, я постарался восстановить прежнюю обстановку почти в том виде, в каком она была при моих родителях. Вы обязательно все увидите, но, для начала, предлагаю немного отдохнуть с дороги, а потом, поужинать, — вежливо предложил Оборский, скрывая свое нетерпение. Больше всего на свете, ему хотелось взять профессора под руку и отвести в его Сашину комнату.

— Думаю, что сначала, мы поговорим с вашей женой, а уже потом будем отдыхать. Как говорится, дело — прежде всего, — улыбнулся швед, понимая тревогу хозяина.

— Пойдемте, — обрадованный Глеб не стал спорить и повел врачей к спальне Александры.

Девушка ждала их, сидя в кресле. Мужчины поздоровались, и Оборский собрался переводить Саше вопросы Николсона, но Александра удивила его. Она поздоровалась с гостями на хорошем английском и, почти без акцента, поинтересовалась у профессора, как он долетел, нравится ли ему российская погода и русские дороги.

— О, миссис Оборски, у вас прекрасное произношение, — похвалил девушку старый доктор, — вы часто бываете в Англии?

— Нет, что вы, — улыбнулась Саша, — я не была там ни разу.

— В таком случае, я поражен, — посмотрел на нее швед, — вероятно, у вас был хороший педагог.

— Да, вы правы, моя мама великолепно знала английский и французский. Она была переводчиком, — пояснила Саша недоумевающему Глебу.

К беседе подключился Нелидов, речь зашла о методах обучения — мужчины шутили, рассказывали курьезные случаи, вспоминали собственные ошибки в изучении языков и особенностях произношения.

Слово за слово, Николсон разговорил девушку и незаметно перешел к вопросам о ее здоровье. Саша спокойно отвечала, пока речь не зашла об ее браке, как выразился профессор.

— Вы с мужем часто спите раздельно? — поинтересовался врач, и Саша замешкалась с ответом. Она покраснела, беспомощно посмотрела на Глеба и не смогла выдавить из себя ни слова.

— Я смутил вас? — поинтересовался профессор. — Поверьте, миссис Оборски, мне важно знать все подробности вашей жизни, даже самые интимные. И ваша застенчивость будет нам только мешать.

Господи, какая застенчивость?! Да, Саша была готова провалиться сквозь землю. «Миссис Оборски… спите ли вы вместе… бывают ли между вами ссоры…» Вот, как объяснить этому милому, старомодному старичку, что они с Глебом не женаты, и не спят вместе, и не ссора между ними была, а…

— Миссис Оборски, быть может, будет лучше, если ваш муж выйдет? — заботливо поинтересовался Николсон.

— Саш, я буду за дверью, если что — зови, — по-русски сказал Глеб, вставая со стула, — и расскажи профессору все, как было, ничего не скрывая. Он должен знать правду.

Оборский, как-то неловко ссутулившись, вышел из комнаты, поманив за собой Нелидова.

— Ну, а теперь, давайте поговорим откровенно, Александра, — мягко посмотрел на нее доктор, — что вас тревожит?

Взгляд выцветших серых глаз проникал ей прямо в душу, и Саша не выдержала. Впервые с той ночи, она смогла рассказать о том, что с ней произошло, сумела поделиться своей болью и страхом. Вытащила наружу все неприятные воспоминания и доверила их старому мудрому человеку. Вернее, оборотню.

Он слушал ее, не перебивая. Иногда ободряюще улыбался, несколько раз сочувствующе прикоснулся к руке, а, в самый трудный момент, не смог удержаться и смахнул появившуюся слезинку, но, тут же яростно вытер глаза, пробормотав что-то о попавшей соринке.

Саша говорила и чувствовала, как выходит из души вся боль, обида и ненависть, что скопились со времен той страшной ночи. Внимательный и добрый взгляд профессора помогал ей, ободряя и утешая, даря надежду и понимание. Одиночество, которое мучило ее, не давая возможности выговориться, выплеснуть свои страхи, довериться и рассказать хоть кому-то о том, что произошло… Только сейчас Александра поняла, как нуждалась в подобном разговоре. Она так устала держать все в себе…

Наконец, обессиленная Саша откинулась на спинку кресла и замолчала.

— Давайте-ка, я помогу вам прилечь, — ласково обратился к ней Николсон.

Он поддержал девушку под локоть и помог ей перебраться на кровать.

— А теперь, я вас осмотрю, и мы продумаем план лечения.

Александра с надеждой посмотрела на врача. Неужели, он сможет ей помочь?

После осмотра, профессор ободряюще улыбнулся Саше и провел рукой по ее волосам.

— Не переживайте, деточка, все у вас будет хорошо. Я вам обещаю.

— А мои дети?

— О, а с ними и подавно!

— Вы уверены, доктор? — Александра всматривалась в лицо врача, пытаясь понять, действительно ли он так думает.

— Все будет в порядке. И с вами, и с детьми. Правда, для этого придется немного постараться. Пойду, поговорю с вашим… э… с мистером Оборски, а вы пока отдыхайте.

Еще раз, улыбнувшись девушке, он вышел из комнаты.

Глеб ждал его в коридоре.

— Ну, что, доктор? — с надеждой подался он к Николсону, стоило тому выйти из Сашиной спальни.

Старый профессор задумчиво посмотрел на мужчину и поправил очки.

— Ах, да, простите, — опомнился Оборский, — пройдемте в кабинет, там и поговорим.

Он приглашающе указал рукой на открытую дверь.

Усадив гостя в кресло, Глеб устроился напротив и приготовился слушать.

Николсон говорил долго. Он высказал свое мнение о состоянии больной на сегодняшний день, сделал прогноз на будущее и описал возможные сложности, с которыми им придется столкнуться.

С каждым словом профессора, Оборский все больше мрачнел. Он понимал одно — то, что рассказывает Николсон… Сколько раз он уже слышал подобное от Нелидова. Все эти проклятые лейкоциты-тромбоциты-эритроциты… Бесчисленные диагнозы, возможности, предположения, а вывод из всего этого только один — Александра не выживет…