Я долго сидела так, совершенно неподвижно, убаюканная плеском волн, перекличкой птиц, ищущих ночлег, и звоном цикад. Даже как будто задремала ненадолго и проснулась от звука входящего сообщения.
«Как оно там?» — спрашивал Йон.
«Здесь очень красиво, — ответила ему я. — Когда ты сможешь приехать?»
«Постараюсь выбраться к выходным. О чем ты хотела поговорить с Меркурио?»
«Я думаю, пришло время нам всем встретиться лицом к лицу. Ты, я, оймахисты и Дани. Пока мы не знаем результата генетической экспертизы и все еще можем говорить на равных».
Альфа прочитал мое сообщение, но не ответил, как будто вообще выйдя из мессенджера, и поэтому я немного не ожидала услышать его ответ голосом — прямо у себя в голове.
«Постоянно забываю о том, что можно так делать, — не слишком довольно проворчал он. — Хана, ты уверена, что не торопишь события?»
«Уверена, — так же мысленно ответила я, поднимаясь с кресла и направляясь к смежной с гостиной кухне. — Как только мы с Кадо сюда приехали, я сразу подумала, что это место идеально подходит для общей встречи. Я хочу, чтобы Меркурио лично познакомился с Дани в обстановке, где никто из них не будет придавлен собственным статусом. Понимаешь, о чем я?»
«Наверное, понимаю, — согласился альфа. — Но это не значит, что я считаю это хорошей идеей».
«А тут тебе придется мне довериться, — мягко возразила я, ставя на газовую плиту старомодный чайник со свистком. — Я сообщу, когда получу ответ от обеих сторон. А ты пока занимайся Сатэ и… остальным. Хорошо?»
«Хорошо, — помолчав, ответил он. — Просто будь осторожна и… Думаю, мне не нужно тебе говорить, что я переживаю за тебя?»
«Я тоже тебя люблю, Йон», — мягко ответила я, поднеся свое левое предплечье к лицу и проведя вдоль метки губами.
«Зверь тебя дери, Хана, — ответным толчком пришли его мысли. — Продолжишь в том же духе, это может скверно закончиться».
«Хочешь сказать, я совсем не вовремя?» — уточнила я, внезапно приходя в почти игривое настроение.
«Хочу сказать, что ты напрашиваешься на неприятности, скверная девчонка», — последовал незамедлительный ответ.
«Я тебе это припомню, когда мы увидимся в следующий раз», — улыбнулась я, легонько касаясь языком собственной кожи. Мне нравилось, что от этого его запах, источаемый меткой, усиливался, словно бы окутывая меня с головы до ног. И хотя между нами были десятки километров, я ощущала близость и присутствие своего альфы так ясно, словно он был совсем рядом. И мне хотелось с головой зарыться в эту близость, спрятаться в ней от всего несправедливого, жестокого и страшного, что происходило с нами обоими. Но все, что я могла себе сейчас позволить, это прижиматься лицом к собственной руке, ощущая, как она пульсирует раскатывающимся по всему телу жаром, как на несколько томительных и сладких мгновений превращается во что-то большее, чем просто часть моего тела.
Закрыв глаза, я могла как вживую видеть его — сидящего за столом в бывшем кабинете Сэма в Красной Лилии, где альфа чаще всего работал в последнее время. Откинувшегося на спинку кожаного офисного кресла, жадно хватающего губами воздух с закрытыми глазами. Воздух, напоенный моим запахом, таким же бесстыдным и сладострастным, как если я прямо сейчас сидела верхом на его коленях, оставляя влажные разводы на его брюках и нетерпеливо царапая его плечи заострившимися от возбуждения коготками. Я видела, как его рука, словно повторяя за моей собственной, скользнула вниз, нетерпеливо расстегивая мешающую на пути одежду, и от мысли о том, как, наверное, тесно и горячо было сейчас в его брюках, мне стало трудно дышать, и голос сорвался с моих губ сдавленным ноющим стоном.
Прижимаясь спиной к кухонной тумбе, изгибаясь навстречу собственным пальцам и беспорядочно ерзая на прохладном полу, с которого уже ушел распаленный закатный свет, я повторяла его имя, уже толком не зная, слышит ли он меня, или вокруг остался только этот странный вечер, полный цикад, шелеста волн и этой невыносимо терзающей меня предопределенности и обреченности всего, через что мы прошли и что нам еще предстояло.
Я чувствовала — почти по-настоящему чувствовала — его руки на своем теле, его губы на своих губах, его напористость и нетерпеливость внутри меня. И неумолимо приближаясь к разрядке, я полностью растворилась в нем, как и он во мне, перестав различать границы, что проходили между нашими душами, телами и разумами.
На плите пронзительно засвистел закипающий чайник, и, распахнув глаза, я видела всю необозримую красоту и ширь Вселенной, что в тот момент во всей своей сочной и яростной полноте раскинулась надо мной.
Мы были живы. Мы оба все еще были живы. Наверное, это главное и единственное, что сейчас вообще имело значение.
На следующее утро мне позвонила Джен. Голос ее звучал бодро, хотя, по ее собственному признанию, альфа не спала почти всю ночь. Она отрапортовала, что они с Кадо побывали у оймахистов. Что, как я и говорила, сперва их хотели прогнать и дело чуть не закончилось дракой, но после того, как они назвали имя Меркурио и мое, отношение к ним изменилось. С самим Меркурио, впрочем, им поговорить не дали, но зато они передали ему мой номер телефона и им пообещали, что альфа наберет меня в ближайшее время, когда сможет выбраться на поверхность. Эти новости меня приободрили, и я начала свой день в приподнятом настроении.
После завтрака, состоявшего из старого коричного печенья и консервированных персиков, я решила осмотреть свои нынешние владения — вчера на это категорически не хватило сил. С левой стороны от дома и причала начиналась узкая тропинка, уводящая в лес и, видимо, проложенная предыдущими владельцами, и я, решив не изобретать велосипед, зашагала по ней. Огражденная с одной стороны нависающими деревьями, а с другой — подступающей водой, она юрко петляла вдоль извилистой линии берега, кое-где опасно приближаясь к воде так, что я ощущала, как под моими ногами пружинит слегка проседающая земля, а в других местах, наоборот, отшатываясь к лесу и почти теряясь среди деревьев. Я вдруг подумала о том, как давно не ходила пешком и как давно не гуляла вот так, в одиночестве, не ощущая постоянного присутствия Кадо у себя за спиной. Вспомнив о нем и о том, что он обещал приехать утром вместе с доставкой, я достала телефон и написала ему сообщение о том, что ушла гулять и где меня можно будет найти если что. Мужчина ответил почти сразу лаконичным «ок», и я невольно обрадовалась тому, что успела предупредить его до того, как он обнаружил бы пустой дом и устроил бы после мне головомойку.
Странное было это ощущение — что моя жизнь мне больше не принадлежала. Совсем не в той мере, к какой я привыкла, когда мне ничего не стоило сорваться с места и поменять не просто место, но даже город обитания. Я была крошечным светлячком в огромном море огней, и мне ничего не стоило затеряться в нем. А теперь я вынуждена была быть постоянно на связи и отчитываться о каждом своем шаге, потому что в текущих условиях иное могло быть понято и воспринято неправильно. И вызвать совершенно никому не нужные переживания.
Присмотрев себе весьма симпатичный каменный островок в полуметре от берега, я перепрыгнула на него, с удовлетворением отметив, что места здесь как раз хватит для того, чтобы я могла сесть и вытянуть ноги. Я почти не загорела за это лето, хотя обычно к моей коже загар цеплялся только так — достаточно было утром и вечером ходить по солнцу на работу. Сколько вообще дней я этим летом провела на свежем воздухе, не в четырех стенах и не в салоне автомобиля? Не считая нашей поездки в Зеленый город, кажется, что совсем немного. А ведь лето уже заканчивалось. Самое непростое и странное лето в моей жизни, это без сомнения.
Обняв колени и уткнувшись в них подбородком, я тяжело вздохнула, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за солнечной рябью на стеклянно-синей озерной воде. Мои мысли, ленивые и неповоротливые, были похожи на серебристых рыбин, плавающих в глубинах этого озера, и неумолчный шепот волн навевал на меня философское настроение. Считалось, что носители метки помогали друг другу духовно совершенствоваться и благодаря этому приближались к Великому Зверю внутри себя. Но спустя столько месяцев и стольких событий, прямо или косвенно связанных с меткой, я приблизилась лишь к одной мысли — что если она что-то мне и дала, так это однозначные приоритеты в жизни и совершенно ясное понимание того, где мое место и на что я способна, чтобы защитить это.