В общем, он меня, конечно, не убедил. Но немного успокоил. Получалось, что в их управлении тоже понимающие мужики попадаются. Хотя и редко. Но от работы меня все равно отстраняли, а это было самое неприятное. Когда я вышел из кабинета, Хонинов сидел в коридоре весь серый. Он слышал крики Мотина из-за закрытой двери. Еще подполковнику повезло, что Хонинов сдержался. Иначе он бы вошел в комнату и высказал бы им все, что он о них думает.

– Как там дела? – спросил Хонинов.

– Не разговаривать, – закричал капитан.

Мотин и его подручный работали без перерыва. Есть же такие стервецы, которые еще получают удовольствие от этой работы. Хонинов махнул на капитана рукой.

– Зверье, – сказал я, – отстраняют нас от работы.

– Ну и…. с ними, – зло сказал Хонинов и, толкнув капитана, пошел в кабинет, как обычно идут на казнь. Я с испугом подумал, что Мотин рискует заработать по морде, если будет опять кричать.

Когда я вышел из здания, то на другой стороне улицы сразу увидел своих ребят. Они никуда не уходили, ждали меня.

– Как у тебя? – спросил Маслаков.

– Отстранили, – коротко сказал я.

– Как и нас, – кивнул Аракелов, – они думают, что мы еще и в чем-то виноваты.

– Они все и без нас знают, – зло сказал я, – просто хотят помучить нас еще немного, чтобы свалить на нас свои грехи.

– Жрать хочется, – выдохнул Аракелов. – Сначала подождем Сергея, – рассудительно сказал Маслаков.

Честно говоря, я очень за Сережу Хонинова переживал. Он ведь не такой спокойный, как мы, мог сорваться и наговорить там все, что угодно. Мы подождали еще полчаса, когда наконец показался Хонинов. Он был немногословен. Просто вышел к нам и, показывая на здание за своей спиной, негромко произнес:

– Сукины дети.

И в этот момент рядом с нами затормозила черная «Волга». Даже если бы мы не знали, чья эта машина, то, услышав знакомый голос, сразу бы все поняли.

– Как дела, ребята? – спросил остановивший рядом с нами свою служебную машину полковник Горохов. – Закончили ваш допрос?

Он вышел из машины, кивнув водителю, чтобы тот его ждал. Мы немного растерялись. Не каждый день приходится разговаривать с заместителем Панкратова, который нас курирует. Как раз он-то человек неплохой, жалко, что его задвигают. Вот Краюхин уже генерала получил, а Горохову все никак не дают. Хотя должность у него генеральская. Но, говорят, с этим сейчас строго. Честно говоря, мы к Горохову немного настороженно относимся. С одной стороны, он мужик как будто свойский и другом Звягинцева был большим. С другой – именно с его фотографии все и началось. И хотя он потом нам все объяснил, но сначала соврал, и поэтому мы имели полное право не верить ему до конца. Ведь конверт мог подменить только очень влиятельный руководитель, имевший доступ к нашим печатям и бланкам. Обычный курьер на такое не годится.

– Вызывали для беседы? – спросил Горохов, показывая на здание, откуда мы только что вышли.

– Да, – ответил Хонинов за всех.

– Ну и как?

– Поговорили.

Горохов улыбнулся.

– Из вас лишнего слова не вытянешь. Что решили?

– Они нас отстраняют от работы на месяц, – сообщил Хонинов.

– Серьезное дело, – еще раз оглянулся на здание Горохов, – пройдемте, ребята, немного подальше, чтобы им глаза не мозолить, и поговорим.

Мы по-прежнему ничего не понимали. Что-то он темнит, этот полковник. Но покорно идем за ним за угол, как школьники, сбегающие с урока.

– Кто вами занимается? – строго спросил Горохов.

– Подполковник Мотин и еще какой-то капитан, – доложил Серега.

– А кто у них руководитель? Или Мотина назначили руководителем группы по вашему делу?

– Нет, другой. Кажется, полковник Тарасов.

– Он новенький, – кивает головой Горохов. – Я немного слышал о нем. Значит, говорите, отстранили вас от работы?

И чего он все время об одном спрашивает? Наверно, все мы думали одинаково. Но он вдруг сказал:

– А может, это и хорошо? Как вы считаете? У вас ведь наверняка есть чем заняться?

Он словно угадал наши мысли. Мы даже тревожно переглянулись, словно уже подозревая одного из нас в предательстве.

– Я думаю, что вы не все рассказали нам, – пояснил Горохов, – и я, и вы знаем, что два месяца назад произошли не совсем обычные события. И знаем, что конверт никто не менял. Правильно?

Мы молчали. Сказать правильно, значит, обвинить кого-то сидящего в министерстве. А мы к этому пока не готовы. Но он правильно понял наше молчание.

– Только, ребята, без глупостей, – строго предупредил полковник. – Я думаю, мы все заинтересованы в том, чтобы узнать, кто мог послать этот конверт. И думаю, что вам есть, что мне рассказать.

Мы снова смотрим друг на друга. Конечно, иметь поддержку в лице заместителя начальника ГУВД всегда приятно. С другой стороны, может, это типичный трюк нашего руководства. Сначала испугать нас, а потом послать к нам доброго дядю. И мы молчим, не зная, что сказать.

– В общем, не верите вы мне, – криво улыбнулся Горохов, – ладно, ребята, сделаем так. Вы подумайте над моими словами и потом мне позвоните. Я считаю, что вы уже все поняли. Я на вашей стороне. Михалыч был моим другом, самым близким другом. И я тоже хочу знать, кто мог прислать этот конверт. А насчет своего отстранения не беспокойтесь. Я поговорю с Панкратовым и постараюсь что-нибудь для вас придумать.

Вот так мы этот разговор и завершили. Честно говоря, я тогда думал, что мы правильно поступили. Откуда мне было знать, что мы оглушительные дураки. И что из-за своей глупой подозрительности потеряем одного из наших товарищей.

Несмотря на все попытки городских властей столицы хоть как-то упорядочить работу казино, растущих в городе, словно грибы после дождя, все новые и новые игровые заведения получали лицензии и открывали свои игорные залы для всех желающих. Казино позволяли с легкостью отмывать любые деньги, прокручивать через игровые залы целые валы наличных денег, уходить от налогов и зарабатывать огромные суммы на человеческой страсти. Если учесть, что число внезапно разбогатевших людей в Москве было на порядок выше, чем в Лас-Вегасе, Монте-Карло или Стамбуле, то становилось понятно, как быстро и легко избавлялись от своих денег нувориши, не в пример миллионерам в третьем поколении в других игорных центрах. Хотя справедливости ради стоит признать, что природа человеческих страстей повсюду одинакова.

В казино «Элита» все шло как обычно. В залах толпились игроки, в ресторане неторопливо закусывали уставшие от постоянного напряжения клиенты. В отдельных комнатах, располагавшихся сразу же за рестораном, ужинали самые почетные гости.

В одной из таких комнат за столом сидел Счастливчик. Перед ним стояло большое блюдо его любимых черных оливок. Эта была единственная вещь, которую трудно было доставлять в колонию, хотя по его просьбе ему часто присылали баночки самых лучших оливок из самой Греции. Рядом с ним сидел Степан Коротков, известный в криминальном мире под кличкой Крот. Однажды Коротков принял участие в удачном побеге из колонии вместе со Счастливчиком, когда они были еще совсем молодыми. И с тех пор кличка Крот закрепилась за ним навсегда. Он с недоумением смотрел, как сидевший рядом с ним Счастливчик неторопливо поедает оливки, почти не прикасаясь к другой еде.

– Не смотри, – лениво сказал Счастливчик, почувствовав его взгляд, – лучше возьми и попробуй.

– Да на кой они мне нужны, – огрызнулся Крот, – надоело уже здесь сидеть. Когда твой гонец появится?

– Приедет скоро, – успокоил его Счастливчик. – Ты чего нервничаешь? Можно подумать – это ты вместо меня сидел.

– А какая разница? – пожал плечами Крот. – Я думал, ты упакованный выйдешь. А ты сухой вышел, без ничего. Куда же ты все дел? У тебя же в последний раз ничего не взяли?

– А черт его знает, – беззаботно отозвался Счастливчик, – потерял, наверно.

У Крота вытянулось лицо.

– Ты потеряешь, – сказал он недоверчиво, – у тебя ни одна стружка не пропадала – так ты работал. Чего треплешься?