– Странно. Я этого не знал. Почему они себя так ведут?

– Своеобразный кодекс чести. Они точно знают, что один из сотрудников их группы был нашим осведомителем. Но не хотят в этом сознаваться. Хотя подозреваю, что они обо всем догадываются. Во всяком случае, конверт помог избежать нам очень больших неприятностей. Дело в том, что один из сотрудников группы, доставивший нам наибольшие неприятности, – Никита Шувалов, как раз перед взрывом избивал Бессонова.

– Того самого?

– Да. И у меня есть веские причины думать, что избивал он его потому, что догадался об истинной роли Бессонова. Но на допросах Шувалов ничего не сказал. Вернее, не стал рассказывать. Но дело все равно не закрыто. Хотя начальник МУРа Краюхин и полковник Горохов очень мешают проводить любую разработку против членов группы Звягинцева. Если бы не Краюхин, можно было бы просто отстранить группу от дальнейшей работы до окончания расследования. Я же просил вас принять какие-нибудь меры. Он просто не даст нам ничего сделать.

– Нам нужно максимально нейтрализовать всех из группы Звягинцева, – задумчиво сказал его собеседник, – всех тех, кто остался в живых, – поправился он.

– Мы сделаем все, что в наших силах.

– Постарайтесь на этот раз сработать несколько точнее. Надеюсь, что особых проблем у вас не будет. А Краюхина мы нейтрализуем. Можете не беспокоиться. Уже через несколько дней он получит новое назначение. И еще… Мы должны знать о том, как идет расследование обстоятельств гибели сотрудников группы Звягинцева. Чтобы дело не пошло в нежелательную для нас сторону. Это просто сорвет всю нашу операцию. Вы меня понимаете?

– Конечно. Расследование ведет управление собственной безопасности в МВД. Вы можете не беспокоиться. Все материалы расследования будут у вас раньше, чем в министерстве.

– Кто непосредственно ведет расследование?

– Мой сотрудник, подполковник Мотин, – чуть помедлив, сказал гость.

Хозяин автомобиля быстро взглянул на него. Чуть усмехнулся, помолчал. Потом медленно произнес:

– Может, действительно на этот раз у вас что-нибудь получится. Но только помните, полковник Тарасов, что в этот раз ошибки быть не должно. Иначе вы опять сорвете всю операцию. Постарайтесь не подпускать группу к работе хотя бы еще несколько недель, пока мы подготовимся.

– А потом?

– Потом уже не имеет никакого значения: будут ли они работать в системе МВД или их выгонят оттуда. Повторяю, нам нужны всего лишь три недели. Придумайте что угодно, обвините их в любых, самых глупых и чудовищных преступлениях. Но только не разрешайте им самим разбираться в том, что именно случилось с группой Звягинцева. Только три недели. Вы можете нам гарантировать их?

– Думаю, что да. У вас нет больше никаких пожеланий?

– Останьтесь в живых, – мрачно пошутил хозяин «Мерседеса», – и сделайте так, чтобы мы больше не увиделись в ближайшие несколько дней. Не забудьте о нашей просьбе, Тарасов. Это в ваших интересах в первую очередь.

– Я все понял.

– До свидания.

Полковник, не дожидаясь, пока его властный собеседник отпустит его, вылез из автомобиля.

Она проснулась от сильного стука в дверь. Звонили и стучали одновременно. Еще ничего не понимая, лишь взглянув на часы, показывающие седьмой час утра, она вскочила с постели, натянула короткий халатик и поспешила к дверям.

– Кто там? – испуганно спросила она.

– Откройте. Милиция, – сказал властный голос за дверью.

Она посмотрела в глазок. На лестничной клетке стояло несколько мужчин, двое были в милицейской форме. Неужели опять все сначала, с ужасом подумала она. Ведь у нее уже проводили однажды обыск, четыре года назад, когда был арестован Счастливчик. Тогда все знали, что она была близка с ним. Впрочем, она этого никогда и не скрывала, появляясь даже на суде и давая свидетельские показания в качестве его сожительницы. Но сейчас стучали так громко, что она испугалась за соседей. Было раннее утро, и громкий стук мог разбудить всех соседей.

– Что вам нужно? – на всякий случай спросила она.

– Откройте дверь, – громко приказал один из стоявших за дверью.

Она приоткрыла дверь, и они сразу вошли в квартиру. Их было человек пять-шесть. С ними была и женщина, которая как-то недобро, плотоядно посмотрела на хозяйку квартиры. Посмотрела так, что та смутилась от ее взгляда сильнее, чем от взглядов мужчин. Она поправила свой короткий халатик и спросила еще раз:

– Что вам нужно?

– У вас будет проведен обыск. Вот санкция прокурора, – предъявил бумаги один из вошедших.

– Но почему? – попыталась возмутиться она. В доме ничего предосудительного не было, это она знала точно.

– Идите на кухню, – устало сказал старший группы, – вас должны обыскать.

Она вдруг поняла, зачем здесь эта незнакомая женщина, с таким вожделением смотревшая на ее ноги, и зябко поежилась. Но у нее уже однажды проводили обыск, и она знала, что отказаться от этой процедуры невозможно. На кухне было холодно, и она сняла халатик, вздрогнув от холодных рук, прикоснувшихся к ней. Женщина долго и с видимым сладострастием водила руками по ее телу, заставив снять и ночную рубашку. Затем с явным сожалением разрешила одеться.

Она вернулась в столовую, где уже вовсю шел обыск. Здесь работали двое. Еще двое были в спальне.

– Что у вас в комоде? – спросил вдруг один из них, – почему он заперт?

– Ключ лежит на столике, – спокойно показала она, уже немного успокаиваясь и теперь терпеливо ожидая, когда они уйдут.

– Господа понятые, – позвал двоих незнакомцев спросивший про ключ молодой человек. Двое шагнули к нему. Он взял ключ, открыл комод. В нем лежала стопка белья. Он мягко провел руками по наволочкам, простыням и вдруг поднял всю стопку. На полке блестели белые пакетики с каким-то порошком.

– А это что? – строго спросил он.

– Не знаю, – растерянно сказала она.

Понятые подошли ближе. Все столпились около комода. Молодой человек взял один пакетик, раскрыл его, лизнул палец, макнул в порошок и снова лизнул. Затем быстро сплюнул.

– Героин, – уверенно сказал он.

– Что? – не поверила она услышанному. – Какой героин? Вы с ума сошли.

– Прошу зафиксировать, – строгим голосом продолжал молодой человек, уже не обращая на нее внимания, – в квартире был найден героин.

– Вы ошиблись, – растерянно сказала она, – вы ошиблись. Это не мой… это не мой героин…

– Охотно верю. Возможно, что вы лично его не принимаете. Но вы хранили его дома, – повернулся к ней молодой человек.

– Это неправда, – закричала она, уже осознавая, что именно произошло, – это неправда. Это не мой порошок. Мне его подбросили. Мне его подложили. Это не мой героин.

Все с недоверием смотрели на нее. Халатик раскрылся, но она уже не обращала на это внимания.

– Это вы… это ты… – задыхаясь говорила она, обращаясь к неизвестному молодому человеку, – это вы мне подложили. Это не мое, это не мое…

Кажется, она кричала еще минут десять, пока наконец не услышала за спиной суровой голос:

– Гражданка Сорокина. Вам придется проехать вместе с нами.

И тогда она села за стол и разрыдалась.

Он приехал в каком-то неопределенном настроении, и, уже когда вошел в здание своего министерства, стало окончательно ясно, что сегодня он явно не в духе. Он буркнул нечто невразумительное, проходя через приемную, и вошел в свой кабинет. В комнате отдыха устало сел на диван, откинув голову. Потом снял очки, протер стекла, тяжело поднялся и, подойдя к холодильнику, достал бутылку минеральной воды. Только выпив холодной воды, он немного успокоился и вернулся в кабинет. Усевшись в свое кресло, с ненавистью покосился на телефоны. Потом вызвал своего секретаря.

– Заместителей ко мне, – глухо приказал он.

– Всех?

– Нет, через одного, – разозлился министр, – конечно, всех.

Он отключил селектор, недовольно мотнув головой. Потом, подумав немного, снова вызвал секретаря.