– Спасибо, – сказал он.

– Считай это рождественской премией. А теперь пойдем, я провожу тебя до «Грейхаунда». Помашу ручкой, когда серый пес помчит тебя на север.

Они вышли из ресторана. Тени не верилось, что за несколько часов может так сильно похолодать. Для снегопада теперь было слишком холодно. Невыносимо холодно. Не зима, а просто жуть.

– Слушай, Среда. Те две аферы, про которые ты мне рассказал – со скрипкой и епископом, ну, с епископом и копом... – Он замолчал, пытаясь ухватить свою мысль, сформулировать поточнее.

– Ну?

И тут до него дошло:

– В обеих участвуют два человека. И каждый разыгрывает свою партию. У тебя был напарник?

Изо рта у Тени клубами валил пар. Он пообещал себе, что, когда доберется до Лейксайда, потратит часть своей рождественской премии на самую теплую, самую толстую куртку, которую только можно купить за деньги.

– Да, – сказал Среда. – Да. Напарник был. Младший помощник. Было время, было, но, увы, прошло. Вон заправка. А вон и автобус, если мне, конечно, не мерещится.

Автобус сигналил, заворачивая на стоянку.

– Адрес на ключе, – сказал Среда. – Если кто спросит, я – твой дядя, и отзываюсь я на несколько необычное имя Эмерсон Борсон. Счастливо устроиться в Лейксайде, племянник Айнсель! Я приеду через недельку. Будем путешествовать вместе. Навещать людей, с которыми мне надо повидаться. А до тех пор – заляг на дно и не высовывайся.

– А моя машина?.. – спросил Тень.

– О машине я позабочусь. Отдохни в Лейксайде, – сказал Среда и протянул руку. Тень пожал ее: она была холоднее, чем у трупа.

– Боже мой, да ты совсем окоченел!

– Поэтому чем быстрее я окажусь в Мотеле 6 и сотворю зверя о двух спинах с той классной девчонкой из ресторана, тем лучше. – Он протянул другую руку и похлопал Тень по плечу.

На мгновение Тень испытал головокружительное ощущение: будто два разных мира были перед ним одновременно. В одном стоял седоволосый мужчина, положив ему на плечо руку, а в другом была сплошная зима, которая длилась сотни лет подряд, и сквозь эту зиму, от поселения к поселению, шел седой человек в широкополой шляпе, заглядывал в окна и смотрел на свет очага, на кипящую жизнь, частью которой он никогда не сможет стать, на чужое счастье, вкусить которого ему не суждено...

– Иди, – настойчиво рыкнул Среда. – Все прекрасно и замечательно, а будет еще лучше.

Тень показал билет женщине-водителю.

– Адская погодка для путешествий, – сказала она. И добавила с какой-то зловещей радостью: – Веселого Рождества!

Автобус был почти пустой.

– Когда мы доберемся до Лейксайда? – спросил Тень.

– Часа через два. Может, чуть больше, – ответила женщина. – Говорят, ожидается резкое похолодание. – Она нажала кнопку, двери зашипели и с глухим звуком захлопнулись.

Тень прошел в середину салона, сел, откинул сиденье до упора назад и погрузился в размышления. Движение автобуса и тепло подействовали на него убаюкивающе, и, не успев понять, что засыпает, он уже уснул.

На земле и под землей. На стене следы сырой красной глины: отпечатки рук, пальцев; всюду примитивные изображения животных, людей и птиц.

Огонь по-прежнему горел, а человек-бизон по-прежнему сидел по ту сторону костра и смотрел на Тень огромными – как два темных мутных омута – глазами. Губы бизона, окаймленные свалявшейся бурой шерстью, оставались неподвижны, но Тень отчетливо слышал голос:

– Ну, Тень? Теперь поверил?

– Не знаю, – сказал Тень, отметив про себя, что рта он тоже не открыл. Слова, которыми они обменивались, не произносились вслух, по крайней мере раньше у Тени было совсем другое представление о том, как являются на свет звуки человеческой речи. – Ты настоящий?

– Можешь не сомневаться, – сказал человек-бизон.

– Ты... – начал было Тень, но осекся. – Ты тоже бог? – наконец спросил он.

Человек-бизон запустил руку в огонь и вытащил из костра горящую головню. Он держал ее прямо посередине, и желто-голубые языки пламени лизали его красную руку, но не обжигали.

– Эта земля не для богов, – сказал человек-бизон. Но во сне Тень понял, что говорит уже не он: теперь само пламя, сам огонь, потрескивающий и жгучий, разговаривает с Тенью в темной пещере глубоко под землей.

– Эту землю подняла наверх со дна океана гагара, – сказало пламя. Ее сплел из своей паутины паук. Она – кал ворона. Тело павшего отца, горы – его кости, озера – его глаза. Это земля снов и огня, – сказало пламя.

Человек-бизон положил головню обратно в огонь.

– Зачем ты мне рассказываешь эту чушь? – сказал Тень. – Я – мелкая сошка. Я никто. Я был вполне приличным тренером, хреновым второсортным жуликом и, может, не таким уж хорошим мужем, как мне хотелось думать...

Он замолк.

– Как мне помочь Лоре? – спросил он у человека-бизона. – Она хочет снова стать живой. Я обещал ей помочь. И я обязан это сделать.

Человек-бизон молча указал на свод пещеры. Тень поднял глаза. Наверху, сквозь крохотное отверстие, в пещеру пробивался тонкий луч зимнего света.

– Наверх? – спросил Тень, надеясь, что хотя бы на один вопрос он получит ответ. – Мне нужно подняться наверх?

В этот момент сон завладел им, идея материализовалась, и его стало выталкивать вверх, сквозь землю и камень. Он был как крот, который пытается пробиться, протиснуться, как барсук, который лезет наверх сквозь земную толщу, как сурок, прорывающий себе путь, уплотняя, расталкивая землю, как медведь – вот только земля была такой твердой, такой плотной, что он начал задыхаться, быстро устал и не мог продвигаться дальше, не мог копать и лезть наверх и понял, что умрет здесь, глубоко-глубоко под землей, погребенный под толщей мироздания.

Ему не хватало сил. Не хватало энергии. Он знал, что если здесь, под землей, он перестанет дышать, тело, которое едет сейчас в теплом автобусе сквозь холодные леса там, наверху, тоже перестанет дышать, знал, что дыхание у него уже перехватило.

Силы были на исходе, на каждое движение тратился драгоценный воздух, но он боролся и лез дальше. Он оказался в ловушке: не мог продвигаться вперед и не мог повернуть обратно.

– Торгуйся, – прозвучало у него в голове.

– Что я могу предложить? – спросил Тень. – У меня ничего нет.

В рот ему набилась глина, вязкая, с комками грязи.

– Ничего, кроме себя самого, – сказал Тень. – Но ведь я-то у себя есть.Казалось, все вокруг затаило дыхание.

– Я предлагаю себя, – сказал он.

Ответная реакция последовала сразу. Окружавшие его камни и земля стали давить на него, стискивать с такой силой, что выжали из легких последний глоток воздуха. Давление перешло в боль, которая объяла его со всех сторон. Боль достигла наивысшей точки и зависла в ней – еще чутьчуть, и он сошел бы с ума – но потом схватка ослабла, и Тень снова вдохнул. Отверстие наверху, сквозь которое лился свет, стало шире.

Его выталкивало на поверхность.

Когда земля опять спазматически сжалась, Тень попытался не сопротивляться толчкам. И на этот раз почувствовал, как его неудержимо влечет наверх.

Под конец этих ужасных схваток боль была просто невероятной: земля сжимала, давила и толкала его сквозь эту неподатливую каменную нору, переламывая ему кости, деформируя плоть. Как только его разбитая в кровь голова показалась на поверхности, он начал кричать от боли и страха.

Он кричал и думал, кричит ли он в реальном мире – кричит ли он во сне, сидя в темном автобусе.

Схватки прекратились, и Тень, цепляясь за красную землю, вылез на поверхность.

Он с трудом заставил себя сесть, отер рукой землю с лица и посмотрел на сумеречное небо. Затяжные багровые сумерки. Одна за другой появлялись звезды – самые яркие, самые большие звезды, какие он когдалибо видел или мог себе представить.

– Скоро, – услышал он из-за спины потрескивающий голос пламени, – они упадут. Скоро они упадут, и звездные люди встретятся с землянами. Среди них будут герои, среди них будут люди, которые станут убивать чудищ и нести другим знание, но среди них не будет богов. Для богов это гиблое место.