С сумкой за плечами он шел на восток, а небо тем временем просветлело. Воздух был прохладным, меж серых трав вились струйки тумана. Туманом были полны долины и глубокие ущелья. Сквозь прозрачную пелену облаков пробивался свет звезд. Налетавшие с ближайшего озера ветерки влажно бились о каменистую землю. Джек на минуту остановился и перебросил ношу на правое плечо. он обернулся и посмотрел на страну тьмы, которую покидал. Шел он быстро и ушел далеко. Но нужно было уйти еще дальше. С каждым шагом, который Джек делал к свету, силы врагов, способные сокрушить его, ослабевали. Вскоре он станет для них недосягаем. Но враги и дальше будут искать его, они не забудут. Значит, удрав, он поступил правильно. Он будет тосковать по царству тьмы с его жестокостью и ведьмовством, восторгами и чудесами. Оно было его жизнью: в нем было и то, что он ненавидел, и то, что любил. Джек знал, что ему придется вернуться и принести с собой то, что удовлетворит оба эти чувства. Повернувшись, он продолжил свой путь. Тени перенесли его в тайник неподалеку от Сумеречных Земель, где он хранил накопленные за многие годы магические рукописи. Он бережно завернул их и понес с собой на восток. Как только он попадет в Сумеречные Земли, то окажется в безопасности, а когда минует их, то будет вне всякой опасности. Карабкаясь, он продирался по Рениссалским горам. Там, где горная цепь ближе всего подходила к Сумеречным Землям, Джек увидел самую высокую гору — Паникус. Поднявшись выше тумана, Джек увидел вдали неясный силуэт Утренней Звезды на фоне Эвердон — Вечного Рассвета. Там, на своем утесе, Утренняя Звезда лежал неподвижно, с поднятой головой, лицом к востоку. Непосвященному он показался бы скульптурой, созданной ветром на вершине Паникуса. В самом деле, больше, чем наполовину он был камнем, его кошачий торс был со скалой одним целым. Сложенные крылья были прижаты к спине, Джек знал, хотя подходил к нему сзади, что руки Утренней Звезды все еще скрещены на груди, левая поверх правой, что втер не спутал его похожие на проволоку волосы и бороду, и что лишенные век глаза все еще уставлены на восточный горизонт. Тропинки не было. Последние несколько сот футов подъема Джеку пришлось преодолевать почти отвесный каменный склон. Тени здесь были густыми, и Джек как всегда шагал вверх, будто шел по равнине. Не успел он достичь вершины, как вокруг завизжали ветры, но и они не заглушили голос Утренней Звезды, который шел словно из недр горы. — Доброе утро, Джек. Тот стоял слева от него и смотрел наверх, где черную, как покинутая им ночь, голову Утренней Звезды закрыло облачко. — Утро? — сказал Джек. — Почти. Всегда почти утро. — Где? — Везде? — Я принес тебе выпить. — Я пью дождевую воду из туч. — Я принес вино, сделанное из винограда. Огромная, испещренная шрамами от ударов молний, фигура тут же повернулась к нему, рога склонились вперед. Джек отвел взгляд от немигающих глаз, цвет которых никак не мог запомнить. В глазах, никогда не видавших того, на что должны были бы смотреть, есть что-то жуткое. Он опустил левую руку и перед Джеком оказалась покрытая шрамами ладонь. Джек поставил на нее мех с вином. Утренняя Звезда поднял его, выпил и уронил к ногам Джека. Он утер рот тылом ладони, легонько срыгнул и снова уставился на восток. — Что тебе нужно, Джек-из-Тени? — спросил он. — От тебя? Ничего. — Тогда почему же ты всякий раз, как идешь этой дорогой, приносишь мне вино? — По-моему, ты его любишь. — Да. — Ты, наверное, мой единственный друг, — сказал Джек. — У тебя нет ничего, что мне хотелось бы украсть. У меня нет ничего, что тебе было бы действительно нужно. — Может, тебе жаль меня? Я ведь привязан к этому месту? — Что такое жалость? — спросил Джек. — То, что удерживает меня здесь в ожидании зари. — Ну так во мне ее нет, — сказал Джек, — потому что у меня есть нужда не сидеть на одном месте. — Знаю. Полмира узнало, что ты нарушил договор. — А знают они, почему? — Нет. — А ты? — Конечно. — Откуда? По форме облака я узнал, что далеко отсюда, в одном городе три сезона спустя кто-то поссорится с женой и убийцу повесят раньше, чем я закончу говорить. Падает камень, и по его падению я узнаю, сколько девиц лишилось чести, и как движутся айсберги на другом краю света… По тому, каков ветер, я определяю, куда в следующий раз ударит молния. Я так долго смотрел, и настолько сам часть всего этого, что от меня ничего нельзя скрыть. — Ты знаешь, куда я иду? — Да. — А что я там буду делать? — И это тоже. — Тогда, если знаешь, скажи — сбудется ли мое желание? — Твой план удастся, но к тому времени может получиться так, что ты уже захочешь совсем другого. — Я не понимаю тебя, Утренняя Звезда. — Я знаю и это. Но так со всеми оракулами, Джек. Когда происходит то, что было предсказано, то, кто спрашивал, уже не тот же самый человек, каким был, когда задавал вопрос. Невозможно заставить человека понять, каким он станет с течением времени, а тот, для кого пророчество действительно верно, всего лишь его будущее «я». — Очень мило, — сказал Джек. — Но я-то — не смертный. Я — человек тьмы. — Вы все смертны, неважно, какую часть мира зовете своей родиной. — Я не меняюсь. У меня нет души. — Меняешься, — сказал Утренняя Звезда. — Все, что живет, меняется или умирает. Ваш народ холоден, но ваш мир — теплый и имеющий и обаяние, и очарование, и чудеса. Вы не можете понять тех, кто обитает на освещенной стороне планеты — но их наука так же холодна, как ваши сердца. Они бы приняли ваш мир, если бы так его не боялись, а вам пришлись бы по вкусу их чувства, если бы не та же причина. Тем не менее, в каждом из вас заложены способности. Только страх мешает открыть дорогу пониманию — ведь вы зеркальное отражение друг друга. Поэтому не говори мне о душе, человек. Ты никогда ее не видал. — Ты прав. Я не понимаю. Джек уселся на камень, и стал смотреть на восток вместе с Утренней Звездой. Через некоторое время он сказал: — Ты говоришь, что ждешь здесь рассвета, чтобы увидеть, как над горизонтом встает солнце. — Да. — Мне кажется, тебе придется ждать вечно. — Возможно. — Ты не знаешь? Я думал, ты знаешь все. — Многое — но не все. Это не одно и то же. — Тогда скажи мне вот что. Я слышал, что смертные считают сердце земли расплавленным демоном; говорят, когда спускаешься к нему, жар усиливается. Если земная кора лопнет, вырвутся языки пламени, а расплавленные минералы образуют вулканы. А я знаю, что вулканы — дело рук духов огня, которые, если их побеспокоить, плавят вокруг себя почву и выбрасывают ее наверх. Живут они в маленьких норках. Мимо них можно спуститься довольно далеко, и жара усиливаться не будет. Если зайти достаточно далеко, попадешь в самое сердце земли — оно вовсе не расплавленное. Там находится Машина с огромными пружинами, как в часах, с механизмами, рычагами, противовесами. Я знаю, что это правда, поскольку бывал в тех краях и был неподалеку от Машины. Но смертные все равно находят способ доказать, что верна их точка зрения. Один человек почти убедил меня, хотя я-то знал лучше. Как такое может быть? — Вы оба были правы, — сказал Утренняя Звезда. — И говорили об одном, хотя ни один из вас не видит того, что есть на самом деле. Все вы расцвечиваете реальность в соответствии со своими средствами наблюдения за ней. А если пронаблюдать за ней невозможно, вы ее боитесь. Для тебя это Машина. Для них — демон. — Я знаю, что звезды — прибежище духов и богов… Иногда дружественных, иногда нет, а чаще — равнодушных. Все они рядом, их легко отыскать. Если правильно воззвать к ним, они откликнутся. А те, кто живет на дневной стороне планеты, твердят, что звезды очень очень далеко, и ничего разумного там нет. Опять… — Опять это не что иное, как два способа видеть реальность. И оба верные. — Если существует два способа, может ли не быть третьего? Или четвертого? Или, получается, что их столько же, сколько людей? — Да, — сказал Утренняя Звезда. — Тогда какой же из них правильный? — Все. — Но можно ли, несмотря на это, видеть все так, как оно есть на самом деле? — Утренняя Звезда не ответил. — А ты, — сказал Джек. — А ТЫ видел реальность? — Я вижу облака и падающие камни. Я чувствую ветер. — Но по ним ты каким-то образом узнаешь все остальное? — Я… Однажды… Я жду восхода солнца. Вот и все. — Ты знаешь, куда я иду и что собираюсь делать, — сказал Джек немного спустя. — Ты знаешь, что произойдет, и каким я стану много позже. Ты способен видеть все это отсюда, со своей горы. Может быть, ты даже знаешь, когда я, наконец, умру в последний раз, и как это случится. Из-за тебя моя жизнь начинает казаться бесполезной, а рассудок — чем-то, просто существует и не в состоянии влиять на события. — Нет, — сказал Утренняя Звезда. — Я чувствую, ты сказал это просто, чтобы я не был несчастен. — Нет. Я сказал это потому, что на твою жизнь падают тени, сквозь которые я не могу пробиться. — Почему не можешь? — Может быть, наши жизни каким-то образом переплетаются. От меня всегда скрыто то, что влияет на мое существование. — В любом случае, это кое-что, — сказал Джек. — …Или это, может быть, потому, что, когда ты получишь то, что ищешь, то станешь непредсказуемым. Джек рассмеялся. — Это будет приятно, — сказал он. — Возможно, не так приятно, как ты думаешь. Джек пожал плечами. — Как бы то ни было, выбора у меня нет — я могу только ждать. А там посмотрим. Далеко внизу, слева от него, слишком далеко для того, чтобы услышать мерный рев, водяной вал промчался сотни футов и исчез за остроконечной скалой. Еще ниже, на равнине, через сумрачный лес текла широкая река. Еще дальше на берегу Джек увидал дымы деревни. На мгновение, непонятно почему, ему захотелось пройтись по ней, заглядывая во дворы и окна. — Почему же, — спросил он, Упавшая Звезда, который дал нам знание Искусства, не дал его и смертным тоже? — Может быть, — сказал Утренняя Звезда, — те смертные, что наиболее склонны к теологии, спрашивают, отчего он не дал людям тьмы знание науки. Какая разница? Я слышал, что ни то, ни другое не было даром Упавшей Звезды, что это — изобретение человека, и что его дар, скорее, заключался в разуме, сознании, которое само создает свои собственные системы. Потом, пыхтя, сопя и сильно пульсируя темно-зелеными сосудами, на их каменный уступ опустился дракон. Они не услышали его приближения из-за ветра. Он лежал, часто выдыхая короткие языки пламени. Через некоторое время глаза, похожие на красные яблоки, повернулись вверх. — Здравствуй, Утренняя Звезда, — сказал он шелковым голосом. Надеюсь, тебе не помешает, если я тут минутку отдохну. Ш-ш-ш! — он выдохнул длинный язык пламени, осветив весь уступ. — Отдыхай, ладно, — сказал Утренняя Звезда. Дракон заметил Джека, сосредоточил на нем взгляд и не отводил глаз. — Я стал слишком стар, чтобы перелетать через эти горы, — сказал он. Но ближайшее стадо овец пасется возле деревни на той стороне. Джек поставил ногу в тень, которую отбрасывал Утренняя Звезда, и спросил: — Так почему ты не переберешься на ту сторону? — Мне причиняет беспокойство свет, — ответил дракон. Мне нужно отлеживаться в темноте. И спросил Утреннюю Звезду: — Это твой? — Что — мой? — Человек. — Нет. Он сам по себе. — Тогда я могу сэкономить силы на путешествии и заодно очистить твой уступ. Он больше овцы, хотя, несомненно, не такой вкусный. Когда дракон выдохнул в его сторону огненный фонтан, Джек полностью переместился в тень. Он вдохнул, и пламя исчезло. Джек выпустил его назад в дракона. Тот удивленно фыркнул, прижимая крылья к увлажнившимся глазам. Тогда тень подползла к нему и упала ему на морду. Это пресекло вторую попытку испепелить Джека. — Ты! — сказал дракон, глядя на укутанную в тени фигуру. — Я думал, ты житель Сумеречных Земель, пришедший надоедать бедняге Утренней Звезде. Но теперь я узнал тебя. Ты — тот неизвестный, который ограбил мою тайную сокровищницу. Что ты сделал с моей диадемой из бледного золота с бирюзой, и моими четырнадцатью серебряными браслетами великолепной работы с мешком лучших драгоценных камней, числом двадцать семь? — Теперь это — часть МОИХ сокровищ, — сказал Джек, — а сейчас тебе лучше отправиться в дорогу. Хоть ты и больше куска баранины и, несомненно, не такой вкусный, я могу тобой разговеться. Он опять выдохнул пламя и дракон подался назад. — Прекрати! — сказал дракон. — Дай мне отдохнуть здесь еще немного, и я отправлюсь. — Сейчас же! — сказал Джек. — Ты жесток, человек-тень. — Дракон вздохнул. — Ну, ладно. Он поднялся, балансируя длинным хвостом, и пыхтя, вразвалку направился к краю. Оглянувшись, он сказал: — Ты полон ненависти! — и, перевалившись через край, исчез из вида. Джек подошел к краю и смотрел, как тот падает. Когда казалось, что сейчас он разобьется насмерть о склон горы, дракон расправил крылья и, подхваченный воздушным потоком, набрал высоту и скользнул по направлению к деревеньке на берегу реки в лесу. Удивительно, зачем нужен разум, — сказал Джек, — если он не меняет природы зверя. — Этот дракон когда-то был человеком, — сказал Утренняя Звезда. — Его алчность сделала его таким, каков он сейчас. — Это мне знакомо, — сказал Джек, — поскольку, коротко говоря, однажды мне пришлось быть крысой. — Тем не менее, ты одолел свою страсть и вернулся к людям, — как, возможно, в один прекрасный день вернется и он. С помощью своего разума ты преодолел кое-что из того, что заставляет тебя быть предсказуемым. Разум обычно меняет своего обладателя. Почему ты не убил дракона? — Ни к чему было, — начал Джек. Потом он рассмеялся: — Его труп провонял бы тебе все скалы. — Может, ты решил, что нет необходимости убивать того, кого не собираешься съесть, или того, кто на самом деле тебе не угрожает? — Нет, сказал Джек, — поскольку теперь я несу ответственность за смерть овцы и за то, что в будущем кто-то из жителей деревни останется без пищи. Чтобы распознать возникший звук, Джеку понадобилось несколько секунд. Раздался звенящий, клацающий шум. Утренняя Звезда сжал зубы. Налетел холодный ветер. Свет на востоке потускнел. — …Может быть, ты был прав, — услышал он тихий голос Утренней Звезды, словно тот обращался не к нему, — насчет разума. И он слегка наклонил большую темную голову. Джек, чувствуя неловкость, не смотрел на него. Он следил взглядом за немигающей белой звездой, которая всегда его тревожила. Она пересекала небо на востоке справа налево. — Тот, кто управляет этой звездой, — сказал он, — противится любому общению. Она движется не так, как другие, быстрее. Она не мерцает. Почему? — Это — не настоящая звезда, это искусственный объект, помещенный на орбиту Твилайта учеными с дневной стороны. — Для чего? — Чтобы наблюдать за границами. — Зачем? — Ты ее боишься? — У нас нет никаких таких штук на их стороне. — Я знаю. — Но разве ты сам не наблюдаешь за границей — по-своему? — спросил Джек. — Конечно. — Зачем? — Чтобы знать обо всем, что пересекает ее. — И только? — фыркнул Джек. — Если эта штука и вправду летает над Твилайтом, то она будет подчиняться волшебству так же, как своим законам. Достаточно сильное заклятие ее достанет! Когда-нибудь я сшибу ее оттуда. — Зачем? — спросил Утренняя Звезда. — Чтобы показать, что мое волшебство сильнее их науки… Станет сильнее в один прекрасный день. — Поиски превосходства не пойдут на пользу ни одной из сторон. — Пойдут — если оказаться на стороне, у которой пальма первенства. — И все-таки, чтобы рискнуть, ты воспользуешься их методами. — Я буду пользоваться всем, что понадобится для достижения моей цели. — Интересно, каков будет результат. Джек отошел к восточному склону вершины, перепрыгнул через край, отыскал ногой выступ и посмотрел наверх. — Ладно. Ждать с тобой восхода солнца я не могу. Мне надо идти… и стащить вниз эту штуковину. Пока, Утренняя Звезда. — Доброе утро, Джек. С мешком на плече, словно разносчик, Джек пошел навстречу свету. Он прошел через разрушенный город Дедфут и даже не поглядел на опутанные паутиной изваяния бесполезных богов — его самую главную достопримечательность. С их алтарей красть было нечего. Плотно обернув голову шарфом, он торопливо прошел по знаменитой Улице Поющих Статуй, каждая из которых, будучи по натуре индивидуалисткой, заслышав шаги, начинала свою собственную песню. Перестав, наконец, бежать 9а было это много позже), Джек вышел из города запыхавшись, отчасти оглохнув и с больной головой. Опустив кулак, он растерял слова и замер на середине проклятия. Он не мог придумать, какую кару призвать на эти заброшенные руины, чтобы она была для них внове. «Когда я стану править, все будет иначе», — решил он. — «Города не будут строиться так хаотично, чтобы потом превращаться в такое». Править? Мысль была непрошенной. А почему бы и нет? — спросил он себя. — Если я обрету силу, которую ищу, почему бы не использовать ее для достижения всего, чего я ни пожелаю. Потом, когда я отомщу, мне придется иметь дело со всеми, кто сейчас против меня. Почему бы не выступить в роли завоевателя? Я — единственный, чьи силы не сосредоточены в определенном месте. Если только я заполучу Утерянный Ключ — Кольвинию — то сумею выгнать всех прочих с их земель. Наверное, я все время думал об этом. Я награжу Розали за то, что она подсказала мне путь… А к своему списку я кое-кого добавлю. Отомстив Повелителю Нетопырей, Бенони, Смейджу, Квазеру и Блайту, я доберусь до барона, а также прослежу за тем, чтобы у Неумирающего Полковника появились причины сменить имя. Джека забавляло, что, помимо прочего, в его мешке лежат те самые рукописи, что вызвали гнев Повелителя Нетопырей. Какое-то время он действительно прикидывал, не предложить ли их в обмен на свою свободу. Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в сознании того, что либо Повелитель Нетопырей примет их, но его не выпустит, либо — что было бы еще хуже — станет торговаться. Необходимость вернуть украденное стала бы для него самой большой потерей лица, чем когда-либо. А избежать этого можно было только сделав то, чем он теперь и занимался: получив силу, которая даст ему удовлетворение. Конечно, без рукописей это было бы куда труднее, и… У него закружилась голова. Он решил, что бы прав, поговорив с Утренней Звездой. Головная боль была результатом того, что в его сознании возник диссонанс, подобный шуму от двух сотен статуй Дедфута. Вдали справа от него снова появился спутник жителей дневной стороны планеты. По мере того, как Джек шел вперед, становилось светлее. В далеких полях курились дымки. Он заметил впереди первые ростки зелени. Облака на востоке засветились ярче. Впервые за много лет его слуха достигла песня птицы, а когда он отыскал на ветках певца, то увидел яркое оперение. Добрый знак, решил он, когда тебя встречают песней. Он затоптал костер, забросал его вместе с косточками и перьями, и двинулся навстречу дню.