В установлении изоляции между тюремными жителями и остальным обществом принимают активное участие и сами осужденные. Им важно, чтобы сохранилась бандитская (иначе — мафиозная) среда со своим особым миром, укладом жизни, законами и ценностями, языком и нравами, именно то, что они оберегают в первую очередь от разрушения при контакте с цивилизованным обществом. Внутри этой субкультуры ведется плановый отбор и расстановка авторитетов на свои посты. Работает свое, незаметное постороннему взгляду правительство. Оно издает указы и постановления. Кроме того, осуществляется законодательная деятельность, существуют свои суды. Короче говоря, продуктивно работают все три ветви власти: законодательная, исполнительная и судебная. Существует и четвертая ветвь — тюремная пропаганда. Весь этот механизм работает слаженно и четко — это государство в государстве. И тем не менее он сильно отличается от гражданского. Первостепенная задача зэковского государства — противостоять давлению, которое оказывается на него со стороны гражданских институтов — прежде всего правоохранительных органов. Насколько успешно справляется оно с этой задачей, настолько комфортно живут его члены, начиная с пахана и кончая опущенными, реализуя в меру сил свои устремления даже в этих жестких условиях вынужденной изоляции. Все члены тюремного общества, независимо от своего статуса, заинтересованы в поддержании порядков, принятых в зэковском государстве, оттого зависит их выживание и благополучие…

Надо признать все же тот факт, что «отобраны» для проживания в зоне были люди отнюдь не за хорошие дела, а за различные злодеяния. Тюрьма собирает тех, за исключением судебных ошибок, кто в силу особенностей своего характера или воспитания имеет все шансы, чтобы в нее попасть. К сожалению, надо признать и тот факт, что в семьях побывавших в тюрьме родителей рождаются и воспитываются дети, чаще других попадающие в тюрьму. Это происходит потому, что образ жизни не единожды сидевших отличается от образа жизни, принятого в остальном обществе. Дети с младенчества воспринимают привычки и поведение родителей как норму. Да и воспитывают их в полном соответствии с собственными представлениями о хорошем. Надо ли говорить, что то, что считается в семье преступников хорошим, может считаться в остальном обществе плохим, и наоборот. В результате дети нередко становятся во многом похожими на своих родителей и порой повторяют жизненный путь своих предков. И повинны в том гены и соответствующее воспитание. Здесь в комплексе работают неблагоприятная наследственность и среда.

Возможно, это утверждение как-то режет слух, ведь нам с детства внушали, что все люди рождаются одинаковыми. Якобы их психика подобна чистому листу бумаги: что запишут на этот лист, таков и будет человек… Конечно, воспитание играет большую роль, но нельзя отрицать и наследственную (генетическую) предрасположенность к тому или иному образу жизни и роду деятельности. К тому же наука совсем не берет в расчет свободу воли, вероятно, памятуя высказывание В. Ленина, что «сказочка о свободе воли придумана попами». Несколько переиначив эти слова, можно утверждать, что В. Ленин придумал сказочку о несвободе воли. Хотя ни то ни другое высказывание не будет новым, так как дискуссия о свободе и несвободе воли человека велась уже в Древнем мире, когда не только В. Ленина не было на свете, но и попов. Если бы наука приняла на вооружение тезис о свободе воли, то она бы обнаружила в этом ключ к пониманию многих психических процессов, проходящих в душе человеческой. Стали бы понятны вроде ничем внешне не мотивированные поступки многих людей.

У каждого из нас есть свое предназначение в жизни и даже не врожденная, а идущая из глубины души склонность к тому образу жизни, который каждый человек ведет. Недаром древние якобы неграмотные люди выставляли перед младенцем множество предметов, олицетворяющих тот или иной род деятельности, и несмышленыш, видимо проникнувшись важностью момента, тянулся именно к тому предмету, который олицетворял устремление его души. Сапожник — к сапогам, а пирожник — к пирогам. Следуя этому старинному обычаю, а он и поныне присутствует у многих народностей, не искушенных в цивилизации, мы, возможно, смогли бы избавить свое общество в будущем от многих несуразностей, когда «сапоги тачает пирожник, а пироги печет сапожник». Вот только в связи с этим возникнет большой вопрос: что делать с теми, кто еще в младенчестве потянется к ножу, хорошо если это будущий охотник, а если это будущий убийца?

В конце XIX века получили широкое распространение труды Ч. Ломброзо, психиатра из Туринского университета. Он предложил метод определения будущих убийц и преступников по лицу. Этот метод впоследствии широко применялся в криминалистике. Ломброзо считал, что существует особый тип прирожденного преступника, причины преступлений уже заложены в психике этого человека, а внешняя среда играет лишь провоцирующую или угнетающую роль для проявлений личности человека. Как мы бы сейчас сказали, Ломброзо стоял на позициях генетической предрасположенности к преступлению. По строению лица Ломброзо выделял воров, убийц, насильников, карманников и т. д. Кроме прочего, психиатр считал, что преступники не только отличаются от нормальных людей, но и несут «рудиментарные» признаки первобытного человека. Ломброзо, вероятно, тоже не верил в свободу воли и на весьма щекотливый вопрос, что же делать с такими выявленными раньше срока потенциальными преступниками, отвечал, что их надо изолировать и растить отдельно. Его сподвижники высказывали и более радикальные предложения. К примеру, потенциальных преступников надо стерилизовать искусственным образом, дабы они не оставляли после себя потомства, а то и убивать прямо в колыбели… Однако последние предложения вполне можно назвать преступными. Те, кто будет их осуществлять, сами превратятся в преступников, и тогда уже их собственные физиономии придется рассматривать на предмет врожденных преступных качеств. Вполне возможно, что преступных черт на их лицах не будет найдено, а это означает одно — крах метода!

Но тюрьма не является кардинальным средством борьбы с преступностью. Некоторые индивиды умудряются, минуя тюрьму, всё же реализовать свою склонность к жизни, не ограниченной нормами и моралью социума.

СОВРЕМЕННЫЕ УПЫРИ

Красивая молоденькая девушка тянется в страстном поцелуе к молодому человеку, вдруг её лицо искажается в страшной гримасе, а из-под верхней губы показываются два белоснежных кинжаловидных клыка, ну совсем как у саблезубых тигров, только в миниатюре. Оглушительно урча, девушка с остервенением вонзает клыки в горло своему обезумевшему ухажеру и, припав к его шее, с наслаждением пьет его кровь. Эта сцена — не плод расшалившейся фантазии неврастеника, начитавшегося сказок, просто по телевизору крутят очередной ужастик про вампиров, только и всего-то. Несмотря на явно экранно-гротесковый образ, у особо впечатлительных натур от подобных сцен начинают трястись руки, бегут мурашки, но всё же основная масса телезрителей не может отказать себе в удовольствии посмотреть фильм про кровососов…

Видно, в том повинно наше архетипическое подсознание, приковывающее нас к экрану без всяких кандалов. В разбуженном подсознании при этом всплывают ситуации, которые могли переживать в действительности наши с вами далекие предки. Если бы дело было в только в лишнем адреналине, появляющемся в крови после просмотра телестрашилок, вампиры так и остались бы телекиношными героями, пришедшими из легенд. Но не все так просто. За средневековыми байками о кровопийцах скрываются сотни, а то и тысячи жертв, погубленных настоящими вампирами.

В 80-е гг. XIX века в США стал бестселлером роман У. Стрибера «Голод». Автору этого произведения принадлежат удивительные слова о том, что вампиризм не первобытный обычай неразвитых дикарей, а утонченный ритуал с посвящением. Некоторые люди не потому пьют кровь других людей, что не знают, как это плохо, а, напротив, прекрасно зная это, один раз испив человеческой крови, не могут в дальнейшем от этого отказаться. Хочется, Однако, возразить автору романа. Вначале должно появиться желание испить кровушки. Если такого желания не наблюдается, нормальный человек не станет добровольно и регулярно пить человеческую кровь, даже если его сперва и принуждали это делать насильно. Центральной фигурой романа Стрибера является вечноживущая женщина Мириам. Она вливает порцию своей крови очередному любовнику, и тот тоже становится вампиром, сохраняющим свою молодость до самой старости. Любовники живут вместе, практикуя питье крови другу друга, не брезгуют и другими, ни в чем не повинными людьми, преимущественно молодыми. Когда настает черед любовнику умирать, Мириам выпивает его кровь, словно клещ, и вливает её следующему любовнику, отчего половая потенция последнего возрастает во много раз, а тело омолаживается. В этом романе получила отражение средневековая легенда о священном браке с Таинственной Незнакомкой, причем легенда эта была распространена как в странах Западной Европы, так и на Востоке: в Азии, Индии, Китае — в различных вариантах. Как видим, у сугубо литературных героев существовали давно и не очень давно реальные прототипы.