– Что с тобой? – спросила Шакко. – Зачем ты сжег цветок? И самое главное – как ты это сделал?

– Сам не знаю. Смотрел на Кацуми, злился на Хидики, а потом вы меня окликнули.

– Ты сначала побелел, а потом в твоей руке вдруг вспыхнуло пламя. Может, у тебя там спрятана какая-нибудь зажигалка? Ведь ты же не делал мудры?

– Не делал, – согласился я. – Просто разозлился, потом в руке загорелось…

– Может, ты Повелитель Огня? А что, я недавно мультик на эту тему смотрел. Там мальчишка мог зажечь всё, что угодно. Этакий супергерой с огненной дырой, – подал голос Малыш, разглядывая упавший цветок. – Интересно, а у него изо всех щелей огонь…

– Тихо, Кацуми идет, – оборвала его Шакко.

Я повернулся и встал. Шакко и Малыш быстро собрались и тихо слиняли в туман. Они поняли –слова, которые сейчас будут произнесены, вовсе не для посторонних ушей. Понятливые у меня ребята…

Кацуми с задумчивым видом подошла ко мне и несмело улыбнулась:

– Знаешь, Изаму-кун, мне не нужен никакой цветок от недавних противников. Я сама не могу сказать, что на меня нашло. Может быть, слишком красивый лотос вытащил Хидики Акияма, а может быть это просто настроение такое романтичное. Ты хороший, но у тебя возникает много проблем, и я понимаю, что иногда за их решением ты не можешь вспомнить обо мне. В общем, прости мне мои слова. Я не знаю, что на меня нашло.

– Да ладно, с кем не бывает, – вздохнул я. – Это я должен просить у тебя прощения. Всё-таки ты моя девушка, и я по факту обязан оказывать тебе знаки внимания. Без напоминаний и тем более без упреков посторонних молодых людей. Я обещаю, что впредь буду о тебе заботиться больше. Всё-таки ты мне не чужая, Кацуми-тян.

– Да? Тогда может, в качестве исключения, я могу забрать цветок? Он такой красивый… Я хочу показать его маме, она обожает эти цветы.

– Вот с лотосом произошла небольшая неприятность, – ответил я, чуть отодвигаясь в сторону. – Я не смог справиться со своими чувствами.

Взгляд Кацуми упал на почерневший цветок. Её глаза расширились, но она смогла сдержаться.

– Что же, так получилось, – произнесла она грустно. – Ладно, Изаму, давай забудем про это? Пойдем, скоро начнутся пары.

Я кивнул и протянул ей руку. На этот раз Кацуми сделала вид, что не заметила её, и пошла по направлению к академии. Я крякнул от огорчения, но сделал вид, что ничего не случилось. Схватил рюкзак и поспешил за ней. В траве остался лежать почерневший цветок лотоса, недавно бывший самым прекрасным созданием на свете. И причину его уничтожения мне ещё предстояло выяснить.

– И что? Вот прямо так рука вспыхнула и спалила цветок? – спросил Норобу.

Мы находились на крыше базы. Решили позаниматься на свежем воздухе и, чтобы далеко не отходить, поднялись наверх.

Когда-то тут был убит мой старый недруг, Сэтору Мацуда. Ох и кровушки он мне попил в своё время... А теперь мы ходим по тому месту, где он лежал, дергаясь в последних судорогах, и почти о нем не вспоминаем. Почти... Только иногда мой взгляд возвращается туда, где умер молодой оябун клана якудза Хино-хеби-кай.

Сэнсэй, медвежонок и я занимались медитативными практиками, успокаивая свой разум и привнося покой в мироощущение. А что? Без медитации никак нельзя – иначе при таком ритме жизни можно запросто перегореть и тогда будешь лежать жеваной морковкой и смотреть в потолок.

Во время перехода от спокойного состояния к другому, более возбужденному, Норобу и задал такой вопрос. Поймите меня правильно – я сам был ошарашен тем случаем, поэтому и рассказал Норобу про лотос.

– Да, всё так и было. Я разозлился на Хидики Акаяма, который подарил этот цветок. На Кацуми, которая этот цветок приняла. Ну, ещё немного на Малыша, который обзывался лохом...

– Лох и есть, – отрезал сэнсэй. – При нем девчонке дарят цветы, а он только глазами лупает. Надо было накернить этому самому Хидики, чтобы даже мысли не возникало про такие шалости.

– Мне пока ещё хочется доучиться, – отрезал я.

– Ах, какие мы нежные. Вот прямо скулы сводит. Как был лохом, так и остался. Знаешь, кто хочет – тот найдет возможности, а кто не хочет – тот отыщет оправдания. Слабак, – заключил сэнсэй.

Казимото смотрел на нас пуговками глаз. Он подхихикивал, слушая Норобу.

– Сэнсэй, ты же знаешь, что при драке меня пенделем попросят наружу!

– Знаю. Но за честь девушки надо всегда заступаться. Ведь в тот момент Хидики оскорбил не Кацуми – он оскорбил тебя! А ты только глазами щелкал. Понятно, что о тебя все вытирают ноги. Ты же тряпка, – хмыкнул сэнсэй.

– Я бы не раскидывался такими словами, – нахмурился я.

– Да ты никакими словами не можешь раскидываться, кроме "Простите" и "Помогите". У тебя же на лице написано, что ты лох голимый.

– Сэнсэй!

– А между тем он прав, Изаму. Из тебя при всех сделали посмешище, развели на эмоции, сделали твоей девушке подарок... По сути, Хидики наложил тебе на голову огромную кучу, а ты стоял и обтекал...

Вот после медитации подобные слова были сродни ведру холодной воды после обжигающей парной. Я почувствовал, как внутри разгорается то же самое раздражение, какое возникло и при сожжении цветка.

Неужели...

– Да вы оба хорьки неадекватные, чего бы вы понимали в нормальных человеческих отношениях? – повысил я голос. – Вы нормальную-то женщину когда в последний раз нюхали? А туда же, всё о правилах и подтексте рассуждаете!

– Мы-то как раз адекватные. Пусть нашим женщинам и недостало вдоволь счастья, но мы за них сражались! – ответил также громко Норобу. – А вот ты позволил недругу оказать знаки внимания своей подруге. А она их ещё и приняла! Приняла потому, что её остолопу даже в голову не приходило, что женщину надо ублажать редкими подарками.

– Да я...

– Я-я, воробей на станции Сибуя! – отрезал Норобу. – А ну, лови!

Он бросил в мою сторону сложенный веер, которым недавно обмахивался под летними лучами. Я поймал его на лету. Со стороны это смотрелось так, словно Норобу резко взмахнул рукой, а я достал из воздуха веер.

– А теперь разозлись ещё немного! Лох педальный, хинин модальный! – выкрикнул Норобу.

Я понял его замысле уже давно и сам пытался распалиться. Тем более, что бамбуковый веер это не влажный цветок. Я снова не ощутил ничего обжигающего, но веер вспыхнул тем же самым пламенем газовой горелки. Синеватые язычки заплясали по бамбуковым плашкам, торопясь сожрать как можно больше. Словно пламя понимало – сейчас его загасят и убьют. Так и помрёт непожравши.

Я держал в вытянутой руке веер, как олимпийский бегун держит факел. Гордо, но слегка напряженно.

– Очень интересно, – произнес Казимото. – Хм, а у тебя такое возникает только при раздражении от слов? Или...

– Сейчас я тресну ему по башке... – поднялся с места Норобу.

– Эй-эй-эй, не надо мне никуда трескать! – выкрикнул я и инстинктивно отмахнулся.

Веер вылетел из руки, в полете раскрылся и превратился в пылающее крыло синей птицы. Это крыло пролетело ровно над головой пригнувшегося Норобу, слегка опалив торчащие волоски. Горящий предмет взмыл в воздух и два раза перевернулся. После этого веер передумал падать на крышу за Норобу и вернулся ко мне в руку послушным бумерангом.

– Ты чего это? – ошалело посмотрел на меня сэнсэй и пришлепнул к лысине тлеющие остатки волосенок.

– Хрен его знает, – пожал я плечами в ответ. – Вырвалось...

Вырвалось... Я смотрел на пылающий веер в своей руке и не ощущал жара. Прямо как будто создал оммёдо – боевой фаербол, но только оммёдо я не вызывал. Ни одной мудры не соорудил, боевой дух не пускал по меридианам... Просто разозлился и в моей руке вспыхнул предмет.

И это было странно!

– А у тебя только в правой руке загорается, или в левой тоже может что-либо гореть? – спросил Казимото.

– А ещё веер есть? – поднял я бровь.

– Хрен тебе, – буркнул сэнсэй. – Вееров на тебя не напасешься. А они денег стоят. Вон, возьми кирпич. По наполнению он схож с твоей головой.