– То есть, в случае чего – вы не при делах?

– Можно и так сказать. Что же... – ректор Одзава замолчал, словно собирался с мыслями. – Как у вас проходят дела с домашним заданием?

– Хорошо, – кивнул я в ответ. – Собираем информацию по клану и просчитываем варианты.

– Чудесно. Надеюсь, что у вас всё получится, – кивнул ректор. – Больше я не смею вас задерживать, господин Такаги.

– Простите, но вы вызывали меня только за этим?

– Да. Нужно было узнать вашу предрасположенность к языкам. Вы показали хорошие результаты. Значит, не зря я рассказал ту сказку про Колобка, – улыбнулся Одзава.

– Вы знаете нормальный вариант?

– Конечно знаю. Мне нужно было увидеть какую-нибудь реакцию на эту известную в России сказку. Только вы один хихикнули.

– Да, Саня пару раз рассказывал про... – я улыбнулся. – Про жопоголовую гейшу Лобок...

Ректор снисходительно кивнул:

– Вам ещё нужно многому научиться. В том числе и владеть собой.

Я вспомнил уроки сэнсэя по медитации, как они с медвежонком Казимото выводили меня из себя. Учиться, учиться и ещё раз учиться...

Мда, ректор и в самом деле далеко не прост. Как бы не хотел я скрыть от него часть своего прошлого, но он легко раскусил меня. Про Саню он и в самом деле мог узнать – был такой человек в квартале Санья, так что мою ложь пробить не удастся.

И в то же время надо будет поговорить с Норобу по поводу произошедшего. Чтобы он знал, с кем мы имеем дело.

– Я могу идти? – козырнул я.

– Да, можете идти, господин Такаги, – всё также вежливо улыбнулся Одзава.

Я вышел от него слегка в смятенных чувствах. Ректор определенно знает больше, чем он хочет показать. И знает больше как раз обо мне. Остается только догадываться, что именно он знает и как этим знанием он будет распоряжаться.

А что до района Санья... Я уже рассказывал про этот район бедноты. В японском языке есть слово "доя-гаи", наиболее точным эквивалентом которого будет слово "трущобы".

Доя-гаи можно встретить во многих японских городах, но наиболее известны район Камагасаки в городе Осака, Санья в Токио и Котобуки в городе Йокогама. Основная масса обитателей трущоб – мужчины, столкнувшиеся с жизненными проблемами. Развод, потеря работы, банкротство, потеря жилья, окончание срока в тюрьме и прочее.

Здесь собираются те, кому негде и не на что жить, некуда податься.

В доя-гаи такие люди могут найти временную подработку за небольшую оплату и недорогое жильё. В таких кварталах не проверяют документы, счета и вклады, не просят задаток и депозит.

И там можно было как затеряться от толпы кредиторов, так и спрятаться от полиции. В этом квартале как раз и жила семья Изаму Такаги, того самого парня, чей облик я ношу сейчас.

Был ли Изаму знаком с Саней? Это отдельный вопрос, а вопросов в Санье не любят... Слишком уж много народа ушло в тюрьмы, когда их начинали спрашивать.

И в то же время, я снова поставил себе зарубку быть настороже с ректором Одзава. Он невероятно легко меня раскусил и также невероятно легко определил направление, где я лучше всего пригожусь. Что же, мне остается только следить за собой, за ним, за своим окружением. Думаю, что просто так это не закончится.

– Изаму-кун, ну ты где застрял? – приветствовала меня Кацуми из машины. – Я уже все глаза просмотрела.

– Да общались с ректором. Немного задержался. Ладно, я страшно голоден, чтобы мне заказать в ресторане? – тут же перевел я тему, чтобы не возникало лишних вопросов.

"Мазда" игриво заурчала мотором, когда Кацуми нажала на газ. Мы понеслись по улицам Токио в сторону ресторана. Болтали ни о чем. Я узнал – как здоровье Кенджи и Мегуми Утида, отца и матери Кацуми. Подруга же сказала, что всё нормально. Иногда интересуются, когда я нагряну в гости. Возможно, даже снова посоревнуемся в приготовлении ужина.

Кацуми всё никак не могла мне простить проигрыша в лепке пельменей.

Мы также успели представить что будем есть в ресторане. Я даже хотел было слюнки пустить, но подумал, что это лишнее. Путь занял не очень много времени и вскоре мы прибыли на место.

Наш ресторан тоже носил название "Такашито". Если и разовьемся когда-нибудь в ресторанную сеть, то только под таким названием. Это мы с Аякой твердо решили – в честь того места, с которого мы начали свой путь.

В ресторане к нам тут же подскочил метрдотель, согнулся в три погибели и с улыбкой до ушей проговорил:

– Добрый вечер, господин Такаги и госпожа Утида.

– Здравствуйте, – поклонились мы в ответ. – Нам бы столик...

К своему стыду должен признаться, что я не знал имени метрдотеля. А обращаться к нему по-быдляцки: "Эй ты, бедолага!" как-то не хотелось.

– А мы вас уже заждались, господин Такаги. Прошу вас, проходите. Всё уже готово.

– Что готово? – недоуменно поднял я бровь.

– Госпожа Шакко позвонила и сказала, что вы вскоре приедете с вашей спутницей. Мы приготовили всё, что рекомендовала нам госпожа Аяка. Она сказала, что знает ваши вкусы и знает, что вы закажете. Также приготовили коронные блюда для вашей спутницы. Надеюсь, что мы сможем угодить госпоже Утида, – ещё раз поклонился радушный работник.

Я взглянул на Кацуми и развел руками:

– Я ничего такого не предполагал. Это мои друзья позаботились...

– У тебя очень хорошие друзья, Изаму-кун, – улыбнулась Кацуми. – Ну что же, ведите нас, мы голодны и готовы съесть даже вяленого осьминога.

Метрдотель снова согнулся в самом вежливом поклоне, а потом повел нас мимо бамбуковых ширм, стилизованных под мрамор столов и удобных диванов. Расположение мебели в ресторане было таково, что создавались небольшие кабинетики с одной отсутствующей стенкой. В этих кабинетиках можно было расслабиться, не видя других посетителей ресторана, и поговорить.

Нас же отвели в угол, где и четвертая стена была на месте. Проход закрывался полотном с нарисованным тушью аистом. Аист словно пел песню восходящему солнцу, высоко запрокинув голову.

Внутри на столе стояла ваза с лотосами. Букет был таким огромным, что едва смог уместиться черенками в отверстие вазы.

– Это вам с нашим глубочайшим почтением, – метрдотель поклонился Кацуми. – Мы знаем, что господин Изаму очень ценит вас. А человек, которого ценит господин Изаму, также дорог и нам... Прошу вас принять от коллектива ресторана. Мы преподносим эти цветы от чистого сердца.

– Это ты подговорил? – подняла бровь Кацуми.

– Да что ты! – замахал я руками. – Как ты могла подумать? Это инициатива ресторана.

– Не буду вам мешать, – поклонился понятливый метрдотель. Он сразу понял, что пришло время линять. – Если захотите вызвать официанта, то нажмите на кнопку на столе.

Мне в последнее время очень нравились тонкацу. Что это? Тонкацу – это блюдо, состоящее из свиных котлет, в том виде, как их готовят на Западе, то есть, когда толстый ломтик свинины обмакивают в муку и взбитое яичное тесто, потом обмазывают панировочными сухарями и жарят в масле. Вкус непередаваемый, особенно с добавлением васаби и имбиря. Получалось огненное объедение.

Как раз такое блюдо и стояло на моей стороне стола, среди небольших плошек с закусками и обязательным рисом. У Кацуми же предложили моцунабэ. Знаменитое блюдо из Фукуоки, в котором мясо говядины и свинины готовится в кастрюле с различными овощами, такими как капуста и китайский лук-порей. Тоже очень вкусное, а уж если знать, что шеф-повар родом из Фукуоки, то можно было не переживать за то, что блюдо будет очень сильно отличаться от оригинального.

– Видишь, я даже без проверки, – улыбнулся я, усаживаясь на своё место.

– Но всё равно... Как-то так получилось, что нас встречают не как обычных гостей, – проговорила Кацуми.

– Конечно же не как обычных, – кивнул я в ответ. – А как самых дорогих и близких сердцу. И я надеюсь, что такой прием растопит тот ледок, который образовался на наших отношениях, Кацуми-тян.

Она же в ответ взяла палочки хаси, чуть помахала ими над парком от моцунабэ, втянула ноздрями воздух и расплылась в улыбке: