Мы вышли через свой проход через красную кабинку и остановились на арене, где у дальней синей кабинки скопились десять мастеров. Четыре против и шесть за меня. Сегодня мы проверим — насколько чиста аристократическая честь и насколько твердо слово, данное аристократом.

Все десять надели черные кимоно с изображением золотых тигров на спинах. Весьма эффектно, пусть и чрезмерно пафосно. Для разборки над одним хинином хватило бы надеть шорты и майку.

Но нет, надо же было показать унижение выскочки. И сделать это красочно, с достаточной жестокостью. Так, чтобы у других выскочек даже мысли не возникло совершать что-то подобное.

Может, поэтому Камавура выперся лично на центр арены и поднял руку, призывая зашумевших при моем появлении курсантов к тишине.

Для зрителей специально установили стулья, лавки, конструкции для возвышения. Среди всего этого добра я даже заметил четыре кресла. В них удобно расположились ректор Хидео Одзава, преподавательница Одзава Юмако и неизвестный мне седовласый мужчина. Четвертое кресло пустовало. Как я мог предположить — это было место Камавуры Тэкеши.

Сейчас же он сам дождался полной тишины, после чего звучным и сильным голосом произнес:

— Господа преподаватели, господа курсанты! Я, преподаватель боевых искусств Камавура Тэкеши, рад представить вам участников боя. Того боя, о котором вы уже наслышаны, если пришли сюда. С одной стороны — это десять мужественных сынов и дочерей аристократической крови, с другой стороны — это выскочка, который посмел заявлять, что он настолько искусен в боевых искусствах, что может запросто выйти против десятерых мастеров.

Толпа дружно загудела в ответ на его слова. Причем Кацуми, Шакко и Малыш дружно кричали: «Фу!!! Неправда!!!», но их голоса терялись в общем шуме.

Черные полосы с белыми иероглифами зашевелились от возникшей шумовой волны. Стены словно вдохнули и выдохнули.

— Никто его за язык не тянул. Никто не выводил на это заявление. Он сам осмелился произнести такие слова, а мне посчастливилось находиться рядом и это услышать. Тогда я и предложил курсанту первого курса Изаму Такаги показать своё мастерство и выйти против тех, кого он посмел оскорбить своим презрением. Десять человек сперва не поверили своим ушам, когда я им сообщил о похвальбе хинина, но благородная кровь не могла удержаться и не возразить дерзким словам выскочки. Так что десять человек собрались здесь для того, чтобы преподать урок тому, кто осмеливается сотрясать воздух пустыми словами.

Курсанты снова зашумели, стоило Камавуре взять паузу в монологе. Мне не показалось в первый раз, что шум возникал одновременно из шести разных углов. Похоже, что там сидели «подсадные утки», которые начинали создавать возмущение в воздухе, а другие его подхватывали.

Я стоял, продолжая невидимо для других разминаться. Ну, или я думал, что невидимо, поскольку не раз ловил на себе заинтересованный взгляд ректора.

Мимолетно наблюдал за десятью противниками. Они молча стояли на своей стороне арены и всем своим видом показывали, что скоро из меня будет создаваться котлета. Большая такая, белобрысая котлета.

— Я понимаю ваше возмущение, господа преподаватели и господа курсанты, — снова поднял руку Камавура. — И подобные бесчестные заявления не должны оставаться безнаказанными. Курсант Такаги Изаму должен ответить за свои слова. Пусть это послужит уроком тем, чей язык длиннее мысли. Десять мастеров первого курса должны показать этому выскочке — как нужно вести себя в обществе и о чем нужно думать в первую очередь прежде, чем откроешь рот. Но!

Собравшаяся толпа было зашумела, когда Камавура выкрикнул своё последнее слово. После выкрика она стихла. Сотни глаз вперились в преподавателя боевых искусств.

— Но у нас есть честь и достоинство! Мы можем подарить хинину прощение, если он встанет на колени и попросит извинений за свои хвастливые слова. Мы с вами понимаем, что такой успех, как принятие его в военную академию, о чем остальные хинины могут только мечтать, вскружил голову молодому человеку. Вскружил и заставил думать, что ему и океан по колено, и Фудзияма по плечо. Поэтому мы с вами дадим последний шанс хинину? Да, если он встанет на колени и раскается в своих словах, то мы великодушно простим его. Простим выскочку из низшего общества, который неожиданно оказался среди небожителей…

Да уж, разыграл как по нотам. И ведь ехидная улыбочка такая, что срочно просит кирпича.

Играет на гордости. Словно знает, что я способен Землю перевернуть, но не становиться на колени. А может и в самом деле знает. Как-то за всеми этими проработками мастеров, я упустил из внимания Камавуру Тэкеши.

Нет, информацию про него собрали, но… Её было как-то маловато. Не привлекался, не замечен, не участвовал. И при всём при этом оказался таким спецом в психоанализе и мотивации. Вон как гладко чешет, приписывая мне то, чего не было на самом деле.

Ладно, переживу сегодня бой и тогда поинтересуюсь у этого преподавателя боевых искусств — чем он дышит?

А сейчас… Сейчас пришла пора мне вступать в представление.

Я сделал два шага и не менее громким голосом произнес:

— Конечно же я никого не хотел задевать. Тем более, что не хотел задевать мастеров такого уровня, как мои многоуважаемые соперники…

На лице Камавуры расцвела торжествующая улыбка. Он подумал, что я на самом деле собираюсь сдаться и поэтому так начал речь? Ну что же, придется его слегка пообломать.

— Я всего лишь хотел сказать, что в стенах военной академии мы все равны. Тут мы учимся служить нашему отечеству и защищать нашу Родину…

При словах о Родине у меня кольнуло в груди. Как будто тонкая морозная игла коснулась сердца. Я вздохнул и продолжил:

— И если мои слова о равенстве были восприняты как оскорбление, то могу напомнить о том, что я всего лишь процитировал слова нашего многоуважаемого ректора Хидео Одзава: «Кто будет кичиться фамилией, тот будет жестко наказан. На поле боя никто не спрашивает родства. Так что и во время учебы забудьте про него!» Я такой же, как и остальные курсанты. Возможно, где-то лучше, а где-то хуже. Но я стараюсь не отставать от самых лучших учеников, потому что мне есть куда стремиться. Есть куда развиваться… А этот бой… Этот бой я считаю справедливым наказанием для тех, кто является выскочкой и чрезмерно кичится своим положением. И я никогда не встану на колени перед вами, многоуважаемый Камавура Тэкеши. Слышите? Никогда!

Минори только хмыкнул в ответ. Другие мастера остались невозмутимыми. А вот на лице Камавуры торжествующая улыбка сменилась ехидной. Он явно был доволен моими словами.

— Что же, мы дали хинину шанс, он его прохлопал. Тогда начнется бой! — с этими словами Камавура начал хлопать в ладоши, отходя из центра.

В ритм его хлопков шесть «подсадных уток» начали горлопанить заготовленную кричалку. Спустя несколько хлопков эту кричалку подхватило большинство курсантов, и вот уже под сводами арены раздавалось:

— Хинин — ху.ло! Хинин — ху.ло!! Хинин — ху.ло!!!

Я лишь улыбался в ответ. Камавура сел в своё кресло и махнул рукой, знаменуя начало боя.

Я сделал шаг вперед и поклонился. Опустил взгляд, выражая доверие к своим противникам и…

В этот момент мне и прилетело. Прилетело так жестко, как будто металлической рельсой по хлебалу приложили.

Перед глазами вспыхнула надпись:

Предотвращенсмертельный удар!

Если бы на всякий случай не включил экзоскелет Окамото, то этим бы бой и закончился. Подлый удар, подлый и невероятно сильный. Даже сквозь экзоскелет пробило так, что во рту появился вкус крови.

Спиной уперся в холодную стену арены. В пяти метрах застыли в боевых стойках десять человек. Бритые налысо головы, мускулистые руки, татуированные лица. И это только девчонки. Парни выглядели гораздо страшнее.

Ещё немного и они атакуют. Набросятся гиенами на раненного льва. Во рту противно ощущается металлический привкус крови, как будто жевал металлическую спицу. На груди чувствую неотрывный преподавательский взгляд. Ехидный, с прищуром...