— Конечно! Это великолепно. Это замечательно. Это же… Ты же… как они!

— Мы, они… Да я вот теперь даже и не знаю, — саркастически протянул Адан, — радоваться мне или начинать беспокоиться.

— Понимаешь, я не могу, — Таль возбуждённо взмахнула руками, — взять и оказаться вот отсюда, с этого места, — она зачем-то топнула ногой, — в другом мире!

— Это должно меня огорчить? — хмыкнул Адан.

— Знаешь, почему не могу?

— Не имею ни малейшего представления.

— Потому что отсюда нет коридоров. Вообще, нет, — Таль застыла, выразительно глядя в глаза.

— И? — выдержав паузу, спросил Адан.

— Мы не такие, как ты.

— О, теперь я наконец-то понял! Вы не такие, как я, они не такие, как вы. И знаешь, что я думаю? — Адан театрально вытаращил глаза. — Это же охренеть, как стало ясно!

Таль перестала улыбаться. Какое-то время задумчиво смотрела на него.

— Ладно. Попытаюсь, чтобы стало яснее. Дело в том, что в отличие от тебя мы…

— Мы?..

— Я и такие, как я. Актарионцы, наделённые способностями с рождения. Мы не можем прокалывать пространство для телепортации. Для переходов между мирами используем порталы, которые есть далеко не везде и не всегда. Ты тоже должен их чувствовать… Они, как окна, ведущие из одного измерения в другое.

— Вижу, — согласился Адан, прищуриваясь и снова прислушиваясь к себе. — Только не понимаю, как это вообще возможно… С точки зрения науки…

— Забудь о вашей науке, — оборвала Таль. — Пытаться что-то объяснить с её помощью, это все равно, что рассказывать трёхлетнему ребенку, откуда берутся дети.

— А у вас они берутся оттуда же? — не удержался он, ухмыляясь.

Таль отмахнулась.

— Проблема Актариона в том, что нас мало.

— Опять вас? — Адан вопросительно изогнул брови.

— Способных, — пояснила она. — Тех, кто обладает паранормальными способностями. Это делает нас очень уязвимыми. Во-первых, то, что мы можем, далеко не всегда передаётся по наследству. Ген, отвечающий за способности, не стабилен. Во-вторых, мы довольно сильно ограничены в наших перемещениях. Между мирами — только через порталы, но и внутри Актариона телепортация забирает колоссальное количество энергии. Любой, самый одарённый Способный, по сравнению с тобой — неумелый младенец. Мы не приспособлены накапливать энергию так, как это делаешь ты. Наш организм рано слабеет, изнашивается. Мы даже не успеваем стареть. Средняя продолжительность жизни очень невелика — большинство из нас не дотягивают до сорока лет.

— Стоп. Это всё, конечно, очень познавательно, но… Какое отношение имеет ко мне? И к убийству Миры.

— Именно это я и пытаюсь объяснить. Ты можешь просто выслушать, не перебивая?

— Обещаю попробовать.

— Основное различие между нами и теми, у кого нет никаких способностей — кровь. Я работаю в Институте крови. То, что мы пытаемся выяснить, это возможно ли создать способности искусственным путем, — Таль перестала мерить беседку шагами и опустилась в кресло напротив.

— Насколько я понимаю, пока у вас ничего не получилось, так?

— Так, — она кивнула. — И тогда я предложила попробовать позаимствовать кровь Способных из других миров.

— И что? — улыбнулся Адан. — Неужели не нашли добровольцев-доноров?

— Нашли, — усмехнулась Таль. — Только их кровь оказалась несовместимой с нашей или слишком слабой.

— Наверное, я должен посочувствовать, но ты же не обидишься, если не буду? И прости за нетерпение, но всё, что ты наговорила, даже на миллиметр не приблизило меня к пониманию, какого чёрта ты пыталась убить Миру, а я стал каким-то доа.

— Доа? — с довольной улыбкой повторила Таль, видимо, решившая игнорировать его сарказм напрочь. — Значит, это так называется. Как ты узнал?

— Так сказал Ллэр, — Адан не сводил с её лица пристального взгляда.

— А он кто? — она удивлённо моргнула. Он мог поклясться — не фальшивила.

— Он… Не важно. Друг. Атради.

— Атради? — Таль презрительно скривилась. — Я бы не стала доверять им. Вечные отморозки не признают никого, кроме своих. Кичатся своей бессмертной отравленной кровью. Но, собственно, это не меняет сути. Как бы ни называлась ваша раса, твоя кровь…

— Бессмертной? — перебил Адан. — В каком смысле?

— В прямом. Они не умирают. Видишь перед собой девушку, а на самом деле её возраст исчисляется десятками тысячелетий. Твой друг ничего об этом не сказал?

Просыпаться без головной боли было приятно. Даже когда в правую щеку упирается что-то острое, левая рука неестественно вывернута в бессознательном поиске подушки, а правая нога, согнутая в колене, свисает с края лежанки и затекла.

Просыпаться там, где пахнет книгами, тоже доставляло неожиданное, новое по краскам удовольствие. Особенно, когда запах знакомый, почти родной. Такой, словно Роми снова вернулась на много, очень много лет назад. Туда, где всё только начиналось. Где было тепло. Даже жарко.

Нет, это сейчас жарко. Несмотря на то, что она ничем не укрыта, а одежды по-прежнему, считай, что нет. На лицо падают мягкие солнечные лучи. Значит, ещё утро. Или уже — утро… Но всё равно жарко и пробуждает воспоминания.

Алэй всегда любил бумагу. Книги. В их с Ллэром мире ещё не успели заменить всё и вся электронными версиями, но к этому шло, когда она забрала его оттуда. Став атради, Алэй получил неограниченный доступ к любому из миров, но остался верен себе: всё от руки, всё на бумаге. Ему нравилось, что техника не любит их биополя, машины — глохнут, бытовая аппаратура сходит с ума, даже электронные часы в относительной близости от атради ломаются. Зато карандаши, ручки, чернильные перья, грифели, фломастеры, бумага, блокноты — что угодно, в чем не будет микросхем и электроники — это было его.

Когда-то Алэй играл на скрипке. И на гитаре. И ещё на нескольких музыкальных инструментах. В детстве его пытались убедить, что дар этот, как говорили у него дома, от Бога, но он не особо любил музыку. Алэй любил сочинять истории и сделал ставку на это. Он не был гением, но воображение никогда не подводило, слова подчинялись легко, и в двадцать семь Алэй уже умудрился издать несколько книг, которые неплохо продавались. Ему ничего не было нужно, только свобода и возможность делать то, что ему нравится. И это он сумел себе и не только себе обеспечить.

В его доме всегда пахло солнцем и книгами. Но у судьбы были свои планы на молодого, подающего надежды писателя.

Ллэр не умел ничего. Точнее, он не хотел уметь. Ему всё давалось легко, по щелчку. Любая затея, любой идиотский план с раннего детства без труда воплощался в реальность. У него был острый ум, склонность к манипуляциям, желание власти и одноводновременно свободы, а ещё ни с чем не сравнимый талант обольщать и очаровывать.

Вся семья в один голос пыталась вразумить бездельника. Твердила ему, что он смог бы многого достичь. Что игнорировать свои таланты — безответственно. Ллэр ухмылялся, пожимал плечами и срывался с места в очередное безумное путешествие на поиски древних цивилизаций. Это единственное, что ему было интересно. Вся его не такая уж долгая смертная жизнь была похожа на игру.

А потом появилась она, пообещав вечность и невозможное. Роми знала, чего больше всего на свете не хватало Ллэру, и предложила это ему. В отличие от Алэя, он поверил сразу.

Как же они оказались похожи! Ллэра точно так же тянуло ко всему бумажному, написанному от руки. И плевать, что на один единственный манри-кристалл можно залить всё, чем он забил полки от пола до потолка в нескольких комнатах. Плевать, что его жилище походит на библиотеку и архив.

Сначала Роми это нравилось, потом…

Нет. Не стоит. Сейчас — не самый лучший момент вспоминать, как оно всё было. Потому что так недолго расслабиться, подставить себя и, скорее всего, других под удар. Это же Ллэр. Он далеко не белый и пушистый романтик, увлекающийся мифами и историей всех миров сразу.