И тут Зыкова подняла руку.

— Что тебе, Ксюша? — удивилась я.

Она чуть покраснела от внимания стольких людей, но всё-таки тихо сказала:

— А что во-вторых?

И только-только я собралась ответить на ксюшин вопрос, как распахнулась дверь и заглянул Ростислав. Лицо его было при этом какое-то… растерянное, что ли.

— Любовь Васильевна! — сказал он, скривившись, дескать в комнате много народу, — вы сейчас мне нужны.

— Но у нас собрание, — ответила я, кивнув на собравшихся членов моей группы.

— Перенесите на другое время. Жду вас на выходе, — строго отрезал Ростислав и закрыл дверь.

Мои возбуждённо загомонили. Насколько я понимаю, в общине так было не принято.

— Всем спасибо, — сказала я, поднимаясь с места, — все всё слышали. Так что сейчас разбегаемся. Обдумайте свои стратегии изучения английского. Давайте соберемся… эммм… так, завтра я не смогу. Давайте послезавтра?

— Послезавтра я не смогу! — заявил Пивоваров, — у нас проверка и меня подключили.

— Так вы же на пенсии, — едко заметила Зинаида Петровна.

— Ну и что? Аркадий часто ко мне обращается. До сих пор, кстати, — приосанился Пётр Кузьмич, — это молодой юрист. Пришел на моё место.

— Так мы что, из-за вас не сможем собраться? — возмутилась Белоконь. — Давайте тогда без Пивоварова.

— Ну как это? — вскинулся в поддержку того Кущ, — нам же всем надо.

— Так, давайте, чтобы зря не спорить, — оборвала очередную зарождающуюся дискуссию я, — после общей проповеди и соберемся.

— Так это аж в субботу, — разочарованно протянула Ксюша, — я же умру от любопытства.

Я улыбнулась и не сказала ничего.

Народ, ворча и обсуждая, расходился, а я заторопилась к Ростиславу.

Он ждал меня на выходе.

После той, памятной, поездки в Нефтеюганск, когда он показал себя абсолютно безынициативным и не склонным к принятию ответственных решений, человеком, моё отношение к нему кардинально изменилось. Я — продукт двадцать первого века, с его раздутыми инновациями, «диким» капитализмом, и прочими боевыми корпоративными прелестями. Я давно уже даже не морщусь, когда отработавшего лет сорок на производстве человека увольняют по надуманной причине за два года до выхода на пенсию и полностью вычеркивают из всех процессов. Или когда молодой амбициозный сотрудник, используя родственные связи, показательно подсиживает своего более опытного и умного коллегу, отбирает все его проекты, присваивает его результаты и получает за это только похвалу вышестоящего руководства. Но даже меня как-то покоробило то, что этот, по сути, безынициативный червяк, вот так, готов не просто подсидеть Всеволода, но и, по сути, поставить всю общину на грань закрытия. Потому что я не думаю, что после обнародования настоящего письма с перепиской к Гитлеру, этой секте что-то бы светило. Приклеили бы соответствующий ярлык и запретили на территории всей страны. Это проще, чем отмывать потом репутацию, ведь можно и самим запачкаться.

— Любовь Васильевна! — нервно оглядываясь, прошипел Ростислав, — мы с вами о том письме говорили. И вы обещали! Сегодня же последний срок.

— Есть письмо, — обрадовала я его, — мне удалось.

— А где оно? — жадно протянул Ростислав, ноздри его аж раздувались.

— У меня, конечно, — пожала плечами я.

— Ну так давайте, — одними губами произнёс Ростислав. — В Америку вы поедите через два месяца.

— Э нет, — с усмешкой покачала головой я, — По поводу Америки — это я сама устроила. Без тебя. Так что условия теперь меняются.

— В смысле⁈ — чуть не подпрыгнул от возмущения Ростислав, — как это меняются⁈ Мы же договорились! Вы едите в Америку! А я получаю письмо.

— За просто так я ничего делать не буду, — покачала головой я, — в Америку меня берут и без твоей помощи. Значит, я поменяю его на что-нибудь другое. Ты же согласен, что отдавать тебе с таким трудом добытое письмо за просто так — глупо?

— А я бы отдал, если бы человеку нужно было, — сказал Ростислав и вильнул взглядом.

— А я вот — нет, — развела руками я, — поэтому только равноценный обмен.

— На что? — стараясь не показать, что он расстроен, спросил Ростислав.

— Первое. Когда ты поедешь на конгресс, нужно будет проголосовать за одну кандидатуру. — Я пересказала ему пожелание Всеволода, естественно не выдавая того.

— Но я не считаю… — начал было Ростислав, но был безжалостно перебит:

— Значит, останешься без письма. Я вообще думаю, что может, я и сама его, кому надо, передам.

Ростислав побагровел. Потом побледнел. Потом взял себя в руки и сказал сиплым голосом, цедя слова сквозь зубы:

— Хорошо. А второе?

— Землю под всей улицей в нашем селе какие-то бандюки собираются выкупить. Или уже выкупили. В четверг придут бульдозерами дома сносить. Узнай, кто эту сделку провернул, и как её перебить — и письмо будет у тебя в ту же минуту, — я протянула Ростиславу клочок бумажки с торопливо накорябанным адресом.

У Ростислава глаза на лоб полезли:

— Но как я…?

— Но ты же хочешь потом стать старейшиной? — понятливо ухмыльнулась я, — а для этого нужно уметь не только проповеди медовым голоском читать, чтобы прихожанки млели. Быть руководителем — это на девяносто процентов закулисная чёрная работа. Вот и покажи, как ты можешь.

— Но рыпаться к бандитам — это же самоубийство! — пролепетал Ростислав и попытался вернуть мне бумажку с адресом обратно.

— Ты думаешь, что достать письмо было легче? — тоном еврейской бабушки ответила я. Так надо было самому попробовать.

— Ладно, я постараюсь всё выяснить, — с кислой миной вздохнул Ростислав. — Но письмо мне нужно сегодня.

— У меня тоже времени нету, — вздохнула и я. — Так что сходи выясни, и я сразу отдам тебе письмо.

— Ладно, — кивнул Ростислав, по его лицу промелькнула такая ненависть, что мне на мгновение стало аж страшно. Но да ничего. Где наша не пропадала.

Мы расстались, договорившись, встретиться через три часа в кафе «Нивушка» (вот что значит правильно мотивировать человека) и я сразу отправилась домой.

К моему несказанному удивлению, у подъезда на лавочке меня поджидал… Алексей Петрович (!). Собственной персоной.

Вот скажу честно, первые секунды при виде него я здорово струхнула. На работе всё ждала, когда он меня уволит. Причём чтобы уволить нужны же основания. Поэтому я старалась приходить на полчаса раньше, уходить — на полчаса позже. Выполняла все задания досрочно и старательно. Да, я прекрасно знала, что это всё равно меня не спасёт, но подстраховаться и успокоить свою совесть было надо.

Мне сейчас, именно в эти дни, никак нельзя было терять работу. Во-первых, Ричард пойдет в школу, а Анжелика — в училище. К этому нужно готовиться, и в материальном плане в первую очередь. Ричард так вообще вытянулся за лето, что придётся всё новое покупать. Изабеллу я решила водить в детский сад, но не на весь день, а только до обеда. Ей срочно нужна социализация. Плюс предшкольная подготовка. Детдомовский гардероб Изабеллы был в ужасном состоянии. Да, там были новые вещи, но такой расцветки и качества, что ей-богу, лучше было купить ей всё заново. Чем я и собиралась обстоятельно заняться. На лето мы ей что-то прикупили, что-то перешили из старых вещей Анжелики и Ричарда (для сельской местности вполне нормально, к примеру, она любила гулять во дворе в старых шортах Ричарда и рубашке Анжелики). А вот в детский сад, тем более на осень и зиму, её нужно полностью одеть.

Так что увольняться мне сейчас было никак нельзя.

И вот, когда я увидела Алексея Петровича, у меня чуть сердце не остановилось — я решила, что он пришел лично позлорадствовать и сообщить об увольнении.

— Алексей Петрович, — сказала я, — здравствуйте. Не буду говорить добрый вечер, потому что вряд ли он добрый. Вы пришли сообщить мне, чтобы я увольнялась из ЖЭКа? Сколько дней у меня есть в запасе? Или прямо завтра с утра?