Максим опять принялся складывать пальцы в злосчастный кукиш, но, похоже, сегодня была не судьба — от неловкого усилия его повело, Забелин не успел удержать. И оба с грохотом свалились на коридорный шкаф.

Дверь из комнаты распахнулась, и на шум выскочила встревоженная девушка. В полной растерянности смотрела она на лежащих в обнимку посреди прихожей заваленных меховой одеждой мужчин.

— Дрались где-то, — разглядывая Максима, догадалась Юля.

— Да нет, просто побили меня чуток, — вопреки обыкновению, честно признался Максим. — Классно, что ты появилась, Юлька, хоть будет теперь кому от жлоба этого защитить. Он ведь чего без тебя удумал? В загранку меня отослать хочет, чтоб самому в институте порулить. Это после того как я ему все акции скупил. Можно сказать, преподнес.

— Не сердись, Юлочка. Все равно зима впереди. Все в химчистку пора сдавать, — освобождаясь от навалившейся дубленки и не отрываясь от подернутых пеленой Юлиных глаз, счастливо пробормотал Забелин.

— Мальчишки! Ну на минуту вас оставить нельзя, — и, сев возле них на полу, она заплакала.

На заваленной мартовскими сугробами Варварке печально позванивал церковный колокол, перебиваемый монотонными гулкими ударами.

Наверху, на крыше нависшего над церквушкой здания, орудовали тяжелыми кувалдами рабочие, азартно сбивая последнюю металлическую букву.

— Чегой-то там? — собравшаяся напротив, у памятника Кириллу и Мефодию, толпа зевак непрерывно разрасталась.

— Банк очередной прикрывают. На днях лицензию отобрали.

— А чего за банк-то?

— Да этот, «Светоч».

— Ишь ты! Здоровый банчище-то вроде был. Там же этот шуровал, как его? Все в газетах против коррупции выступал.

— Второв, что ли?

— Во! Как же допустил-то?

— Да чего допустил? Первым и сиганул. Еще по осени девяносто восьмого. Мол, я не при делах, разбирайтесь здесь сами. А сам на Багамы за пивком побежал. После этого все враз и развалилось.

— Ишь как! А по виду вроде крепкий хозяин был.

— А чего ему? Свое-то нажировал. Все они воровать только крепки. А то, что людей обкраденных немерено, — так кому дело?

— Да, нет настоящей власти. Чего теперь там-то будет?

— А чего будет? Вроде Минтяжмаш опять расширяется. Хуже не будет.

Последняя упрямица буква наконец подалась и с печальным жужжанием полетела к земле.