— Что ты сказал?

— Я сказал, кольцо на столе, — повторил он, пытаясь разобраться со своими чулками. Он сел на край койки и начал натягивать их, но сначала небрежно махнул рукой в сторону письменного стола, стоявшего у переборки. — И деньги тоже там. Возьми, сколько хочешь.

Письменный стол напоминал сорочье гнездо; на нем все валялось как попало — чернильницы, брелки, мелкие украшения, счета, просто обрывки бумаги, серебряные пуговицы, скомканные предметы одежды — и монеты, серебряные и бронзовые, медные и золотые, сокровища из разных колоний, разных стран.

— Ты предлагаешь мне деньги?

Он насмешливо глянул на нее, выгнув брови дугами.

— Я всегда плачу за свои удовольствия, — сообщил он. — А ты что подумала?

Все в каюте казалось Брианне неестественно ярким, она различала каждую деталь, каждый предмет… как во сне, который не заканчивается с пробуждением.

— Я вообще ничего не думала, — сказала Брианна, и ее голос прозвучал громко и отчетливо, но сама она слышала себя как будто издали, да и вообще не была уверена, что это говорила она сама… Ее шейный платок валялся на полу, там, куда бросил его Боннет. Она осторожно шагнула к нему, стараясь не думать о теплой вязкой жидкости, стекавшей по ее ногам.

— Я честный человек… ну, для пирата честный, — сказал ей в спину капитан и расхохотался. Он наконец встал, чтобы надеть башмаки, а потом прошел мимо Брианны и легко, одной рукой, отодвинул засов на двери.

— Ну, позаботься о себе сама, красавица, — небрежно бросил он, выходя из каюты. — Ты свое заработала.

Она слышала, как затихают звуки его шагов, потом издали донесся еще один взрыв смеха, потом капитан заговорил с кем-то… а потом его голос стал резким и твердым, Боннет начал отдавать приказы кому-то там, наверху, на палубе… и матросы заметались, топоча, спеша выполнить его распоряжения. В общем, Боннет вернулся к своим повседневным делам.

Кольцо лежало в небольшом кубке, сделанном из коровьего рога и набитом костяными пуговицами, обрывками бечевок и прочей дрянью. Как и сам хозяин каюты, с холодной ясностью подумала Брианна. Он собирает всякий хлам, как настоящий дикарь, радуясь приобретению и совершенно не понимая ценности приобретенного.

Рука Брианны сильно дрожала; девушка со слабым удивлением наблюдала за движениями собственных пальцев, не в состоянии остановить дрожь. Она попыталась взять кольцо, но рука дернулась… Тогда схватила роговой кубок и просто вывалила все его содержимое в свой карман. А потом вышла из каюты, прижимая набитый карман к телу, словно волшебный талисман. Вокруг суетилось множество народа, но никому не было дела до Брианны, и лишь изредка кто-нибудь бросал на нее задумчивый взгляд. Ее ботинки стояли на краю обеденного стола, и пряжки на них поблескивали в лучах солнца, проникавших сквозь иллюминатор.

Брианна обулась и ровным шагом направилась к трапу; поднялась на палубу, спустилась на причал. Все вокруг пахло кровью.

— Я сначала думала, что могу сделать вид, будто ничего такого не происходило, — Брианна глубоко вздохнула и посмотрела на меня. Она прижала руки к животу, словно желая скрыть то, что таилось у нее внутри. — Но, пожалуй, теперь это вряд ли получится, а?

Я немного помолчала, размышляя. Но сейчас был неподходящий момент для всяких там деликатных недомолвок.

— Когда? — спросила я. — Через какое время после… э-э… после того, как Роджер?

— Через два дня.

Я удивленно вскинула брови.

— Так почему же ты решила, что этот ребенок — не Роджера? Ты же наверняка не принимала никаких таблеток, и я могу поспорить на что угодно, что Роджер в тот момент не пользовался презервативом.

Брианна слабо улыбнулась в ответ на мои слова, и на ее щеках вспыхнул легкий румянец.

— Нет, конечно. Но он… хм… он… ну…

— А, он прерывал соитие?

Брианна кивнула.

Я с силой втянула воздух и шумно выпустила его через нос.

— Ну, позволь тебе сказать, — твердо заявила я, — что с людьми, которые рассчитывают на такой метод контроля над рождаемостью, как правило, кое-что происходит.

— Что? — устало спросила Брианна.

— У них появляются дети.

Роджер наклонился и поднес ко рту сложенные ладони, в которых плескалась вода. Ему повезло, что он заметил зеленый отсвет среди деревьев. Иначе он ни за что не нашел бы источник в таких зарослях. Чистая струя со звоном падала из расщелины в скале, освежая его лицо и руки. Сама скала была гладкой, черно-зеленой, а почва вокруг нее — влажной, сплошь покрытой корнями деревьев и заросшей мхом, ярким, как живые изумруды, светящимся там, где на землю падали лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву.

Мысль о том, что он может совсем скоро увидеть Брианну, — возможно, уже через какой-нибудь час, — освежала и успокаивала Роджера ничуть не хуже, чем холодная вода пересохшее горло. И несмотря на то, что у него украли лошадь, Роджер находил немалое утешение в том, что случилось это в таком месте, откуда он уже и пешком мог добраться до своей цели.

Впрочем, лошадь была древним, дряхлым существом, не стоящим того, чтобы его похищать и тем более оплакивать. А у него хватило ума держать все самое ценное при себе, а не оставлять в седельных сумках. Роджер похлопал рукой по боковому карману бриджей, чтобы еще раз ощутить маленький твердый предмет, лежавший возле его бедра.

В общем, кроме лошади он потерял только пистолет — почти такой же древний, как лошадка, но даже вполовину не такой надежный, как она, — да еще немножко еды и кожаную флягу для воды. Утрата фляги не слишком тревожила его поначалу, но потом, пройдя несколько миль по пыльной дороге, разогретой солнцем, он в полной мере оценил эту потерю. Но теперь эта маленькая проблема благополучно разрешилась.

Роджер выпрямился, и его ноги утонули в сырой почве, разрушив безупречное совершенство мха. Он отошел от ручья и обтер грязь с подошв о пышный ковер палой листвы и сухих игл. Потом стряхнул пыль с куртки, насколько это было вообще возможно, и поправил замусоленный шейный платок. Костяшки его пальцев ощутили колючую щетину на подбородке; бритва осталась в седельной сумке.

Роджер грустно подумал, что выглядит сейчас как разбойник с большой дороги. И вернуть себе благопристойный вид у него нет ни малейшей возможности. Конечно, ему было абсолютно безразлично, что подумают о нем Клэр и Джейми Фрезер. Его интересовала только Брианна, и думал он только о ней.

Она уже нашла своих родителей; Роджер искренне надеялся, что это воссоединение так обрадовало ее, что Брианна готова забыть о его предательстве. О господи, каким же он был глупцом!

Он пошел назад к тропинке, утопая ногами в толстом слое листьев. Да, он дурак, не оценивший упрямства Брианны, дурак, потому что не был с ней до конца честен. Дурак, потому что лишь раздразнил ее своей скрытностью. И глупо было пытаться удержать ее в двадцатом веке (ради ее же собственной безопасности, конечно)… впрочем, как раз это было и не очень глупо, тут же подумал он, скривившись при воспоминании о том, что ему довелось увидеть и услышать за последние месяцы.

Он отвел рукой низко нависшую ветку ладанной сосны — и тут же с испуганным вскриком присел, поскольку что-то большое и черное пронеслось прямо над его головой.

Хриплое «кар-р!» сообщило Роджеру, что напавшим на него существом был всего лишь ворон. Громкое карканье, раздавшееся в кроне ближайшего дерева, дало знать, что к первой птице прибыло подкрепление. И в следующую секунду еще один черный крылатый снаряд промчался в каком-нибудь дюйме от уха Роджера.

— Эй, отвяжитесь, чучела! — сердито воскликнул он, уклоняясь от хрипло орущей бомбы. Ясно было, что Роджер подошел слишком близко к гнезду, и воронам это не понравилось.

Первый ворон развернулся и предпринял вторую попытку. На этот раз ему удалось сбить с Роджера шляпу, и она свалилась прямо в грязь. Решительность птиц выглядела просто пугающей, их яростная злоба совершенно не соответствовала их размерам. Снова нападение, громкое хлопанье крыльев, оглушительный вопль, — и когти ворона вцепились в плечо Роджера, а крылья замолотили по голове. Роджер подхватил шляпу и бросился бежать.