Он фыркнул, то ли насмешливо, то ли с отвращением.

— Да, я и правда хорошо тебя знаю, Сасснек; ты не в состоянии хранить секреты от тех, кто хоть немного в тебе разбирается. Даже малыш Ян читает твои мысли, как книгу с крупным шрифтом. — И он небрежно взмахнул рукой, как бы оценивая мою способность врать и таиться. — Ну, не беспокойся. Пусть сама мне все расскажет, когда захочет. Я вполне могу подождать. — Он провел искалеченной рукой по килту, и по моей спине тут же пробежал легкий холодок.

— Твои руки, — повторила я.

Джейми глубоко вздохнул и вытянул руки перед собой, ладонями вниз. Потом слегка согнул их в локтях.

— Сасснек, ты помнишь то время, когда мы только что встретились? Дугал тогда достал меня окончательно, и мне бы следовало отколотить его, но я не мог этого сделать. И ты сказала: «Ударь по чему-нибудь покрепче, полегчает». — Джейми криво улыбнулся мне. — Ну, я и врезал по дереву. Конечно, мне было больно, но ты оказалась права, мне в самом деле стало легче. По крайней мере, на время.

— Ох… — Я перевела дыхание, сообразив, что он не намерен продолжать обсуждение темы имени насильника. Что ж, можно и подождать; я, честно говоря, сомневалась, что он действительно понимает, насколько его дочь упряма… а упрямства в ней было ровно столько же, сколько в ее отце.

— Но она… она рассказала тебе, что именно случилось? — Я не видела лица Джейми, но неуверенность, прозвучавшая в его голосе, была слишком многозначительной. — Я имею в виду… — Он с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Он причинил ей боль?

— Нет… в физическом смысле — нет.

Я тоже замялась, представляя, что вот сейчас достану из кармана свое золотое кольцо… но, конечно, не стала этого делать. Вообще-то Брианна не просила меня скрывать от Джейми что-либо, кроме имени Боннета, но я и сама не стала бы докладывать Джейми обо всех тех подробностях, которые услышала от нее… ну, если бы он сам не спросил. Однако я была уверена, что об этом он спрашивать не станет; он наверняка вообще не желал знать никаких деталей.

Он и в самом деле не спросил; он просто пробормотал что-то себе под нос по-гэльски и пошел дальше, склонив голову.

Но, поскольку молчание уже было нарушено, я почувствовала, что больше терпеть не в силах. Уж лучше взрыв, чем удушье. Я спросила:

— И что ты думаешь?

— Я просто пытаюсь представить… ну, насколько это ужасно… подвергнуться насилию… ну, даже если… даже если без особой жестокости. — Плечи Джейми как-то странно обвисли, как будто куртка на нем была неимоверно тяжелой.

Я отлично понимала, что творится сейчас в его уме. Вентвортская тюрьма, и паутина бледных шрамов на его спине, и пугающая цепкая сеть воспоминаний…

— Полагаю, ничего хорошего в этом нет, — сказала я. — Хотя, наверное, ты прав. Такое пережить легче, если нет воспоминаний о физической боли. Но тем не менее одно физическое воспоминание имеется, — сочла нужным добавить я. — И чертовски заметное воспоминание, если уж на то пошло!

Рука Джейми сама собой прижалась к его боку, пальцы сжались в кулак.

— Да уж, — пробормотал он. И посмотрел на меня как-то неуверенно, и свет полумесяца, упавший на его лицо, подчеркнул высокие скулы. — Но раз уж… раз уж он не стал… Ну, если бы он посмел — его следовало бы просто убить, — неожиданно закончил он.

— Ну, тут имеется еще одна маленькая деталь, в том смысле, что нельзя «поправиться» от беременности, — с некоторой язвительностью произнесла я. — Если бы он просто переломал ей кости или пролил ее кровь, она бы выздоровела. Но теперь вряд ли ей когда-либо удастся забыть его, видишь ли.

— Я вижу!

Я слегка вздрогнула, и он это заметил. И поспешил небрежно взмахнуть руками, как бы извиняясь.

— Я не хотел кричать.

Я кивнула в ответ, принимая объяснение, и мы пошли дальше, рядом, но не касаясь друг друга.

— Это… — начал вдруг Джейми, но тут же умолк, бросив на меня косой взгляд. И скривился, словно рассердившись сам на себя. — Я знаю, — продолжил он более спокойно. — Ты уж прости меня, Сасснек, но, черт побери, мне известно о таких вещах куда больше, чем тебе.

— Я и не пытаюсь с тобой спорить. Но тебе не приходилось рожать ребенка; ты не знаешь, на что это похоже. Это…

— Ты именно споришь со мной, Сасснек. Не надо. — Он сжал мою руку, очень крепко, и тут же отпустил. В его голосе прозвучал легкий оттенок юмора, но в целом Джейми оставался чрезвычайно серьезным. — Я просто пытаюсь объяснить тебе, что именно я знаю. — Он остановился ненадолго, собираясь с мыслями. — Мне довольно долго удавалось не думать о Джеке Рэндалле, — сказал он наконец. — Я и сейчас не хочу о нем думать. Но все это осталось… — Он передернул плечами и крепко потер ладонью щеку. — Есть тело, и есть душа Сасснек, — медленно продолжил Джейми, тщательно выбирая слова, чтобы донести до меня свою мысль. — Ты врач; ты отлично знаешь одно из этих двух. Но второе куда важнее.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что я знаю это ничуть не хуже, чем он, если не лучше… но тут же закрыла, не произнеся ни звука. Он этого даже не заметил; он вообще ничего не видел — ни темного кукурузного поля, ни клена, листву которого посеребрило лунным светом. Перед его внутренним взором была сейчас маленькая комнатка с толстыми каменными стенами, в которой только и было, что стол, табурет и лампа. И кровать.

— Рэндалл… — задумчиво, отстраненно произнес Джейми. — Большую часть из того, что он со мной сделал, я мог выдержать… — Он вытянул перед собой правую руку; повязка на пострадавшем сегодня пальце светилась в темноте белым пятнышком. — Я мог бояться, мог страдать… я мог даже намереваться убить его за то, что он сделал. Но я мог жить после этого, и на моей коже не осталось его следов, я не чувствовал себя грязным… но ведь ему недостаточно было моего тела. Он хотел заполучить мою душу… и он ее получил. — Белое пятнышко повязки исчезло — Джейми сжал пальцы в кулак. — А, ладно… ты и сама все это знаешь. — Он вдруг резко повернулся и быстро зашагал дальше. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы догнать его. А он уже продолжал: — Я, собственно, что хочу сказать… ну, если этот мужчина для нее совершенно посторонний, если он просто овладел ею ради минутного удовольствия… Ему ведь в таком случае нужно было только ее тело… потому я и думаю, что она с этим справится. — Он в очередной раз глубоко вздохнул, шумно выдохнул; я увидела легкое облачко тумана, на мгновение окружившее его голову, как будто его гнев принял осязаемые формы… — Но вот если они были знакомы… если он знал ее настолько близко, что хотел именно ее, а не просто некую женщину… тогда, возможно, он сумел затронуть и ее душу, и это уже серьезная беда, настоящий вред…

— Но ты же не думаешь, что он в самом деле причинил ей такой вред? — Мой голос прозвучал резко вопреки моему желанию. — Знал он ее или нет…

— Это разные вещи, говорю же тебе!

— Нет, не разные. Я знаю, что ты подразумеваешь…

— Ты не знаешь!

— Знаю! Но почему…

— Потому что я получаю не только твое тело, когда овладеваю тобой, — сказал он. — И тебе это отлично известно, Сасснек!

Он повернулся ко мне и поцеловал с такой страстью, что я была совершенно ошеломлена. Он прижался зубами к моим губам, потом проник глубоко в мой рот, требовательно, настойчиво, почти безумно…

Я понимала, чего он хочет от меня; я и сама точно так же отчаянно стремилась к нему — ради успокоения. Но ни один из нас не мог утешить другого этой ужасной ночью.

Пальцы Джейми впились в мои плечи, потом скользнули к шее. Я задохнулась, наслаждаясь его прикосновением, — но он вдруг остановился.

— Не могу, — выдохнул он. Он еще раз сжал мои плечи, скользнул пальцами по спине — и отпустил меня. Его дыхание стало поверхностным, прерывистым. — Не могу.

Он отступил на шаг назад и отвернулся от меня и ухватился за невысокую изгородь, окружавшую посадки, словно слепой. Он вцепился в деревяшку обеими руками и замер, крепко зажмурив глаза.

Я дрожала всем телом, ноги у меня были словно ватные. Я обхватила себя руками под плащом и села на землю у его ног. И ждала с громко бьющимся сердцем, просто ждала. Ночной ветер шумел в деревьях на гребне горы, бормотал что-то в еловых зарослях. Где-то вдали, за высокими темными вершинами, завыла пума — жалобно, как страдающая женщина…