А где же посыльное судно? Ускользнув от нападения, крохотная унирема отошла на безопасное расстояние и теперь медленно удалялась в сторону понтийских берегов, готовая в любой момент поднять парус и скрыться в морских далях. Угрюмые моряки старательно избегали смотреть друг друга в глаза, а командир униремы, пристально наблюдая за сражением, утешал себя крепким ругательствами и не менее крепким вином. Его первоначальный испуг уже прошел, и теперь он мучительно искал оправдания своей трусости.

Тем временем кровавая схватка на палубе грузового судна близилась к завершению. Поредевший отряд гоплитов с трудом сдерживал ревущих пиратов. В воздухе густо роились стрелы, с сухим треском ломались копья, бряцали мечи, слышались предсмертные вопли и хрипы противников. Над кораблями с радостными криками летали буревестники, эти грифы морей, в предвкушении богатой поживы.

Вместе с гоплитами дрались и пассажиры торгового судна, два грозных воина, закованных в броню. Их мечи не знали устали, сея смерть и увечья. Спиной к спине, в полном безмолвии и с опушенными забралами шлемов, воины сражались, как одержимые.

Это были Митридат и его слуга Гордий. Ускользнув в Трапезунте от вездесущих ищеек Оронта, они ночью пробрались на торговое судно, с хозяином которого было уговорено, что он доставит таинственных пассажиров в Патикапей без лишних расспросов. Диофант позаботился и об охране царевича, но, к сожалению, наварх понтийского флота не числился в приверженцах Митридата, а потому пришлось довольствоваться лишь судами, мало приспособленными к подобному роду занятий.

Вождь сатархов был хитер и проницателен. Он сразу заметил, что корабль недогружен, а значит расчет на богатую добычу оказался скоропалительным. Его взгляд прояснился только тогда, когда на глаза ему попались Митридат и Гордий. Их очень дорогие и редкие даже по тем временам панцири подсказали сатарху, что перед ним люди достаточно состоятельные, чтобы оплатить немалые деньги за свою свободу.

– Хей! – его громовой возглас перекрыл шум битвы, привлекая внимание пиратов. – Взять живыми! – проорал он, указывая на окруженных воинов.

Несколько сатархов тут же отошли в сторону и достали из подвешенных к поясу сумок тонкие цепи с металлическими грузиками на концах. Улучив момент, они дружно швырнули их в сторону царевича и его слуги. Цепи словно сверкающие змеи в мгновение ока оплели руки и ноги воинов, и вскоре Митридат и Гордий были погребены под телами сатархов…

Селевк жадно всматривался в едва различимые контуры сражающихся суден. Наконец впередсмотрящий киликийцев заметил столб дыма от горящих бирем, и предводитель пиратов Егеиды понял, что там идет морской бой. Подняв паруса, миопароны быстро пошли на сближение с неизвестными судами – Селевк не сомневался, что ослабленные противоборством стороны не смогут оказать достаточно мощного сопротивления, и чужой, но сладкий плод добычи сам упадет ему в руки.

Он появился в виду сатархов, когда те пытались освободить тараны бирем, глубоко засевшие в бортах грузовоза. Митридат и Гордий были привязаны к мачте, и обозленные большими людскими потерями и полупустыми трюмами корабля пираты награждали их увесистыми тумаками и зуботычинами.

Предводитель киликийцев недовольно поморщился, узнав собратьев по ремеслу. В другое время и при других обстоятельствах он, возможно, и не ввязался бы в драку с сатархами, но последний месяц удача покинула его, и Селевк вынужден был бросить эту кость своим изголодавшимся по настоящей охоте, а от того злым и раздражительным пиратам.

Узнал киликийцев и вождь сатархов. Человек храбрый и бывалый, он в отчаянии вознес молитву богине Деве – устоять перед напором зловещих пиратов Эгеиды, о которых сатарх был наслышан немало, не мог никто. Если уж они выбирали жертву, то спасти ее могло только чудо, а в чудеса грубый варвар верил слабо.

Сатархи сдались почти без боя. Они стояли на палубе грузового корабля понурые и отрешенные, со стоицизмом, вообще присущим их нелегкому и опасному ремеслу. Высокомерный Селевк в белоснежном тюрбане и щегольском наряде восточных варваров, брезгливо переступая кровяные лужи, подошел к вождю сатархов. Какое-то время они молча разглядывали друг друга, а затем сатарх глухо спросил:

– Кто ты и почему нарушаешь законы морского братства?

– Я – Селевк, – отрезал предводитель киликийцев, считая, что этим все сказано.

Заслышав достаточно известное имя, вождь сатархов только кивнул в ответ. Надежда оставила великана, и он приготовился достойно встретить смерть.

– В трюмах больше крыс, чем товара, – угрюмо сообщил Селевку его кривоногий помощник. – Что будем делать с этими? – он показал на сатархов. – Отправим в Эреб? – чиркнул для большей убедительности ребром ладони по горлу.

– Пусть забирают свои лохани и отправляются на все четыре стороны, – ответил Селевк, зная, что такое решение понравится его подчиненным – ссора с сатархами ничего, кроме неприятностей, принести не могла; а то, что случилось сегодня, можно будет представить обычным недоразумением, случающимся изредка среди пиратов как Эгеиды, так и Понта Евксинского.

Когда сатархи в радостном возбуждении зашлепали веслами по морским волнам, торопясь отплыть подальше, Селевк наконец заметил и пленников. Некоторое время он безмоловно любовался великолепными мышцами Митридата – его одежду и панцирь уже успел содрать какой-то чересчур шустрый сатарх. Утолив любопытство, Селевк, все так же без слов, указал на бывшую добычу сатархов, и киликийцы быстро развязали узлы веревок, которыми Митридат и Гордий были привязаны к мачте. И только когда пленникам нашли их одежду и налили по чаше вина, Селевк спросил:

– Куда путь держите?

– В Пантикапей, – помедлив немного, осторожно ответил Митридат.

– По виду вы на купцов не похожи, – в раздумье сказал пират. – А имена ваши мне ничего не скажут, да вам и солгать недолго. Поэтому, меня беспокоит лишь одно – сколько золота за вас дадут мне родственники?

– Надеюсь, что много, – с презрением улыбнулся Митридат.

– Это радует, – удовлетворенно прищурился Селевк. – Но не очень. Потому что придется отправлять гонцов в ваши дома, долго ждать ответа… а стоит ли шкурка вычинки? Не проще ли продать вас на невольничьем эмпории за хорошую цену, например, гребцами на римские галеры. Квириты – народ щедрый, за таких богатырей не поскупятся.

– У тебя есть еще один выход, – спокойно сказал Митридат, потягивая вино.

– Да? – удивился Селевк. – Интересно, какой?

– Высадить нас где-нибудь на побережье Таврики, если на Боспор тебе путь заказан, и всемогущие боги когда-нибудь дадут мне возможность отплатить тебе тем же, – Митридат молвил эти слова с необычайным достоинством.

– Ол-ла-ла… – ответ пленника показался Селевку верхом нахальства, но что-то в его манере говорить и держаться подсказало опытному, несмотря на молодость, пирату, что перед ним птица высокого полета. – Так кто же вы такие, провалиться нам всем вместе в Эреб?! – разозлившись рявкнул предводитель киликийцев.

Митридат поймал вопрошающий взгляд Гордия и кивнул: говори, хуже уже все равно быть не может. Оруженосец выступил вперед и с некоторой напыщенностью сказал:

– Перед тобой будущий царь Понта Митридат Дионис, законный наследник престола.

Селевк был ошеломлен. Он лихорадочно соображал, как поступить в этой ситуации. Пират понимал, что теперь, когда он знает имя пленника, продать его на невольничьем эмпории нет никакой возможности. Селевк ни на миг не усомнился в правдивости Гордия – царевич был очень похож на своего отца, а монет с изображением бывшего владыки Понта предводитель киликийцев держал в руках немало. Может, отправить этих двоих на дно? Море умеет хранить тайны… Но тут же Селевк вспомнил сатархов, биремы которых уже скрылись за горизонтом – им-то теперь рты не закроешь. Прослыть цареубийцей – это и в страшном сне не приснится. Селевк знал, что стоит ему умертвить Митридата, и он мгновенно станет отверженным. И тогда на него будет открыта настоящая облавная охота. Ни одна гавань не примет его корабль, и все мореплаватели будут считать своим долгом сообщить куда нужно о маршруте эскадры Селевка. Не говоря уже о правителях Малой Азии, в обычное время дерущихся, как мартовские коты, но готовых, если дело будет касаться жизни и чести порфирородных особ, стать стеной на их защиту. И тут уж они не пожалеют ни денег, ни войск – в назидание другим.