Дорога привела беглецов в скрытую смотровую галерею над большим залом.

Помещение было заполнено женщинами. Бедняги томились в загонах вдоль стен зала, скованные цепями. Трудно было назвать такое существование жизнью; утробы их приносили на свет беса за бесом, по одному в месяц, до тех пор, пока их не освобождала милосердная смерть.

Лагдален почувствовала, как всю ее охватило холодом. У Релкина пересохло в горле. Здесь были сотни, тысячи женщин, вынашивающих бесов, в цепях, будто дикие звери, под надзором других женщин, одетых в черную форму Туммуз Оргмеина.

— Как можно в этом участвовать? — произнес Релкин сдавленным шепотом.

Лагдален не смогла ответить. Люди Туммуз Оргмеина были свирепы и холодны сердцем. Они собрались здесь, чтобы служить Року, надеясь получить выгоду после его победы.

В другом большом помещении экспериментировали мастера евгеники Рока.

Релкин увидел корову: в ее утробе зрел плод какого-то огромного существа, корова была обречена умереть при родах. Вид несчастного животного с непристойно раздутым животом преследовал его всю дорогу, пока они шли мимо этих адских мест.

В конце концов они вышли к лестнице, по которой возвратились на первый этаж, и оттуда вскоре добрались до той развилки, которая им запомнилась еще из похода на верхние этажи главной башни.

Опять они оказались на прежней дороге. На этот раз на верхнем уровне глубоких туннелей никаких патрулей не было. Зато ниже, по дороге к их тайному убежищу, они услышали какие-то звуки, очень далекие, но несомненно на том же уровне, где они находились.

Наконец они достигли пещеры, где когда-то на них набросился кот с ордой крыс. Отыскать тесный проход в потайное убежище оказалось трудно: крысы обкусали слизистую поросль со стен, чтобы сохранить темноту.

Они все еще бродили ощупью в непроглядной тьме, когда вдруг послышались резкие пискливые звуки, а затем проступил чуть заметный свет голубого кольца; тут они увидели крыс и углубление неподалеку от них.

Релкин нагнулся и обнаружил низко расположенный ход. Скоро они были в потайной комнате.

Кот сидел, мрачно уставившись на неподвижную Лессис. Когда Релкин и Лагдален подошли ближе, он повернулся, разглядывая их большими серьезными глазами. Рядом с ним была стайка крыс; от того живого ковра, что покрывал прежде пол, не осталось и следа.

Релкин кивнул коту и показал ему гриб. Сам не зная почему, он чувствовал, что должен был это сделать: этим жестом он как бы просил у кота прощения за свое опоздание.

Кот прищурился и взглянул на Лессис. Ведьма была смертельно бледной;

Релкин подумал, что она действительно умерла.

— Что? — Он повернулся к Лагдален, и ужас охватил его сердце. Неужели они опоздали?

Лагдален припала к земле рядом с хрупкой фигуркой ведьмы.

— Леди, мы вернулись. У нас есть то, о чем вы просили.

Кот внезапно издал жалобный вопль. Потом развернулся, закричал снова и выгнул спину дугой. Релкин и Лагдален посмотрели на него, но кот отвернулся, пристально вглядываясь в лицо Лессис, словно он был лампадой, освещавшей ее глаза.

— Прямо не знаю, что и думать. Иногда леди впадает в транс, который длится целыми днями. Она разговаривает с существами, увидеть которых мы не можем.

Релкин, я наблюдала такие вещи, которых совершенно не могу объяснить.

Релкин вновь почувствовал таинственность дел, происходящих вокруг него.

Маленькая бледная женщина, лежащая здесь на куче соломы, находилась в центре водоворота сил и событий — она была крошечным стержнем чудовищных, непонятных действий. Голова шла кругом от созерцания всей этой картины.

— Но она жива? — пробормотал он; ему казалось, что леди уже не дышит.

— Сердце ее бьется, но медленно, — ответила Лагдален.

— А как рана?

— Чистая, нагноения нет.

— Тогда мы должны попробовать разбудить ее. Лагдален заколебалась.

— Не знаю, правильно ли мы поступим. Давай еще подождем.

— Но разве ей не нужен этот гриб? Лагдален покачала головой.

— Это не лекарство, Релкин. Она должна подпитать свои силы, чтобы быть в состоянии работать. Нам лучше немного подождать. Леди всегда говорила, что терпение — первая и величайшая добродетель в этих вещах.

Релкин пожал плечами:

— Тогда подождем.

— Подождем.

Время шло. Релкин не думал, что сможет заснуть после всего происшедшего, но поев овса и попив воды, он пристроил голову на камень и проснулся только тогда, когда почувствовал, что его трясет Лагдален.

— Вставай, Релкин. Что-то происходит, они возвращаются.

Он сел, протирая глаза.

Крысы возвращались в огромных количествах. Он посмотрел через плечо И увидел, как они стремятся сплошным потоком из всех нор и щелей.

При виде этого зрелища волосы у него встали дыбом, но в глубине души он почувствовал странное облегчение. Почему-то было чертовски приятно видеть, как они возвращаются.

Крысы вновь собрались вокруг них, они чем-то напоминали публику, пришедшую послушать сольный концерт певицы. Вот только певица лежала на соломе и, по-видимому, была мертвой.

Старый кот приветствовал крыс, привычно разбросав их лапой по сторонам, но крысы не думали сопротивляться. Они устраивались вокруг кота, сбиваясь в плотную массу и покрывая полностью пол пещеры. В тусклом зеленоватом свете Релкин увидел море маленьких, блестящих, похожих на бусинки глаз, устремленных на Лессис.

В воздухе опять возникло ощущение некой силы; сила медленно нарастала, пока Лессис, судорожно вздохнув, не проснулась. Сначала открылись ее глаза, потом медленно, очень медленно, начало оживать лицо.

Релкин похолодел, глядя на это медленное пробуждение; ему думалось, что Лессис действительно очень слаба и близка к смерти. Но вот она взглянула на них, дыхание ее восстановилось; ведьма, несомненно, приходила в себя.

Она облизнула губы и заговорила. Голос ее был слабым, чуть громче шепота.

— Лагдален, милая, все будет гораздо сложнее, чем я предполагала — силы мои на исходе. Ты, милая, должна будешь сплести заклинание и составить магические числа. Если у тебя есть свеча и гриб, ты с этим справишься. Я расскажу, что делать.

Лагдален почувствовала, как в груди замирает сердце. Значит, ответственность должна лечь на нее? Это было уж слишком: в искусстве магии она разбиралась слабо. А вдруг она в чем-нибудь ошибется? И что если леди из-за ее ошибки умрет?

Но иного выхода не было. Кроме нее, Лагдален, не на кого было переложить это бремя. Лагдален срезала с Лессис остатки одежд. Пока ее руки крошили гриб и складывали из крошек на груди Лессис маленькое кольцо, девушка, потеряв дар речи, смотрела на ведьму.

Какая худая и истощенная была леди: грудь ее высохла, ребра торчали.

Лагдален никогда не видела ее обнаженной, и теперь при виде этого тела девушке хотелось расплакаться.

Она взяла себя в руки и укрепила свечу в центре круга из крошек; затем Релкин осторожно зажег ее при помощи кремня, камня и кусочков соломы.

Лессис пробудилась опять, с той же смертельной медлительностью.

— Теперь, моя милая, нам нужно читать заклинания; мы должны торопиться, потому что их нужно закончить прежде, чем догорит свеча. Ты готова?

Лагдален пожала плечами.

— Готова, леди.

— Прочти седьмой и девятый разделы из Биррака. Лагдален знала их наизусть; кроме того, у нее был карманный Биррак леди для более трудных разделов.

Неприятность заключалась в том, что буквы были слишком мелкими, а свет скудным.

Голос ее постепенно креп, и слова силы заполняли пещеру. Осторожно, кирпичик за кирпичиком, выстраивала она заклинание, и извивы магической силы начали застывать в воздухе.

Здесь менялась самое суть бытия; Релкин с изумлением следил, как длинные каденции срывались с губ Лагдален, магическими нитями вплетаясь в ткань мира.

И пока чтение продолжалось, она чувствовала, как всю ее затягивает в эту игру; сущность Лагдален растворялась в словах по мере того, как они постепенно создавали контуры заклинания.