Пошёл раз наш старатель на Промзону поискать летающий мох — медик из него аномальное лекарство готовит — да неожиданно для себя заблудился. Не было с ним такого никогда раньше. Ходит, бродит, вроде всё вокруг знакомое, а как назад к старательскому посёлку выйти — не поймёт. А уже и ночь наступает, скоро ни зги не видно будет…

«Эй, старатель! — слышит он нежный голос. — Заблудился никак?»

«Тебе что за дело, девчонка!» — грубо отвечает он.

«Ночь скоро. Не дойдёшь до дому. Пойдём, я тебя пущу переночевать. Если себя вести хорошо будешь»

Вышла из–за старой градирни девчонка. Невысокая такая, беленькая, волосы в хвост забраны. На вид юная совсем, едва восемнадцать стукнуло. Не сказать что красавица, но миловидная и обаятельная. Жила она тут неподалёку, в полуразрушенном заводоуправлении, и занимала более–менее уцелевшую большую комнату технической библиотеки.

Она накормила старателя и спросила, не боится ли он новой аномалии в окрестностях Промзоны.

«Тут нет новых аномалий, — возразил старатель. — А расположение старых мне давно известно»

«Я вижу, ты храбрый», — сказала девушка, неожиданно положила ему руки на плечи и ласково заглянула в глаза. Кровь ударила в голову нашему отважному старателю, а затем, отхлынув от головы, обожгла сердце.

А потом у них была такая жаркая любовь, что крошились бетонные перекрытия заводской управы, разбегались монстры, исчезали аномалии и сотрясался сам Омнеотрон. И понял под утро старатель, что в жизни, кроме эрфы и харизмы, есть ещё одна «валюта», самая главная — любовь. На неё ты можешь купить себе счастье, а счастье — это такой навык, который ты не приобретёшь ни за какую эрфу.

Он заснул под утро, утомлённый любовью, а когда проснулся, то увидел, что девушка исчезла. И шестым чувством понял старатель, что она — и есть та загадочная аномалия, воплощённая в образе юной очаровательной девчушки.

…Мужики рассказывают, что по окрестностям Промзоны бродит опустившийся, обросший, одичавший старатель с безумными глазами. Он необщителен, разговаривать ни с кем не желает, а только бормочет себе под нос: «Где же ты, моя любовь? Где ты, моя аномалия? Где ты, моё недолгое счастье?..»

Вспышка, головокружение, краткая потеря чувства собственного тела — и вот я в другом месте.

Системное сообщение: уровень «Мёртвый лес», локация «Фабрика пропов»

Я очутился на транспортёрной ленте другого транспортёра, который работает на приём, и едва не попал в руки стоящих возле телепорта других грузчиков в зелёных жилетах. Рабочие не обратили на меня никакого внимания, но расслабляться не стоило: повезло, нарвался на ботов, но рядом могут быть внешники.

Затылком я ощутил движение воздуха, и в спину меня толкнул вывалившийся из телепорта Альгард. Он с опаской зыркнул на грузчиков, понял, что опасаться их не стоит, и тут же накинулся на меня:

— Ты чего стоишь как столб?! — спросил он звенящим шёпотом. — Давай–ка вон туда, за угол!

Я не сразу сообразил, что к чему, но команду выполнил послушно по–ботовски. Тёмное строение с покатой крышей и ребристой стеной, а, точнее, его угол, на некоторое время послужил нам укрытием.

— Чёрт, открыто как тут всё!.. — бубнил напарник, приседая на корточки и обеспокоенно озираясь. — Спрятались, называется… Торчим, как выставке.

Заражённый испугом Альгарда, я тоже присел.

— Может охрана нагрянуть, — добавил напарник. — Или головорезы из Отстойника через телепорт.

О погоне я как–то впопыхах не подумал.

— Не нагрянут, — возразил я не очень уверенно. — Побоятся. Тут, наверное, есть свои охранники. Да и как потом назад им вернуться: телепорт ведь в одну сторону работает.

— Дурень! — Альгард покрутил пальцем у виска. — А как, по–твоему, отстойные бандиты цацки купленные получают? За которые они нашей эрфой платят? Тоже через телепорт. Который в другую сторону переключается.

Логично. Тогда, действительно, не следует сидеть в таком ненадёжном укрытии. В здание проникнуть? Но через центральный вход не попадёшь: там грузчики шуруют, таская синие баллоны и фляжки с глутом. Я осмотрелся и увидел дверь у противоположного угла здания. Толкнув Альгарда, я глазами указан на неё. Мой товарищ понял замысел, но перевёл взгляд влево.

Мы находились между сооружением и высокой стеной, по верху которой искрилось и мигало защитное поле. Возле двери здания стена поворачивала, и на углу темнела вышка, на которой торчал часовой. Он постоянно почесывался, позёвывал и поигрывал ручным пулемётом.

— Внешник? — спросил я вполголоса, кивнув в сторону часового.

— Чего?

— Смотри, говорю, охранник, — спохватился я (чуть не выдал своё ботово прошлое неосторожным словом!). — Рискнём проскочить? Он спиной стоит.

Альгард некоторое время собирался с духом.

— Давай! — решился он. — Всё равно других вариантов нет…

Мы гусиным шагом двинулись к замеченной двери, опасливо поглядывая на часового, который по–прежнему стоял спиной к нам. Голову посетила здравая мысль, что внутри здания может быть опаснее, чем снаружи. Кто знает, доберёмся мы до этой вожделенной двери, а из неё навстречу выскочит пара прокаченных внешников! Грохнут сразу или назад в Отстойник отправят. Эх, пистолетик бы хоть какой–нибудь!

Тут охранник на вышке снова лениво почесался, неожиданно повернулся к нам лицом и посмотрел прямо на нас. Сейчас он вскинет пулемёт и даст по нам длинную очередь. Из прошлых жизней я помнил чудовищное ощущение, когда твоё тело рвут на части пули. И следующую за ним дикую предсмертную тоску по уходящей жизни.

Часовой равнодушно оглядел нас с головы до ног и снова повернулся спиной. Бот! Работает только на внешние угрозы с той стороны стены. Ну, наше счастье! Ещё бы внутри ни на кого не нарваться.

Может, Сценарий — великий бог и повелитель «Омнеотрона» — был к нам милостив, а, может, фортуна подарила каждому по сто единиц везенья: внутри мы ни на кого не нарвались. Проникнув в здание, мы очутились на железном балконе гигантского помещения, что было несколько неожиданно. Это был зал, заглубляющийся под землю метров на десять, тускло освещённый несколькими лампами и сплошь заставленный сложными механизмами, издающими мерный рокот и тихий лязг. В мозгу всплыли туманные ассоциации с заводским цехом. Агрегаты были связаны меж собой сложными переплетениями полупрозрачных труб, в которых переливались разноцветные жидкости.

Мне казалось, что в помещении с таким количеством механизмов должен стоять адский грохот. Здесь же было довольно тихо: мы с улицы совершенно не слышали работу агрегатов. Присмотревшись, я понял причину. Даже при моей низкой эмоциональности стало как–то не по себе. Альгард же от ужаса издал сдавленный стон.

Из корпусов станков в разные стороны торчали руки. Они деловито что–то подкручивали в механизмах, двигали рычажки, нажимали кнопки и производили ещё кучу непонятных операций. Руки были бледно–синюшные, на некоторых можно было разглядеть трупные пятна, потемневшие ногти и следы запёкшейся крови. Что это была за мистическая сила, которая сумела оживить отрубленные конечности, срастить их с механизмами и заставить работать?!

Грузчики в зелёных жилетах не обращали на ужасные станки никакого внимания. Они проникали в помещение с противоположной стороны, оказывались на таком же, как у нас, балконе и составляли на клеть подъёмника синие баллоны. Когда тот заполнялся ровными рядами ёмкостей с эрфой, один из грузчиков подходил к стене и тянул рычаг на щитке ящика. Подъёмник дёргался и медленно полз вниз, где его встречал в буквальном смысле лес рук. Полуразложившиеся конечности снимали с клети баллоны и по цепочке передавали их в сторону цистерны, стоящей в углу «цеха». Цистерна тоже щетинилась руками, которые подхватывали баллоны, подключали к ним шланг и скачивали эрфу в ёмкость. Пустые баллоны так же по цепочке отправлялись назад к подъёмнику, где совершали обратный путь вверх. Пару раз грузчики приносили и спускали вниз фляжки с глутом, которые передавались руками по другой цепочке и опорожнялись в другую ёмкость.