Но тут появилась хозяйка квартиры и, увидев такое безобразие, бросилась к соседям и вызвала от них милицию. Когда приехала оперативная группа, и Мусорщика повязали, то обнаружили у него под полой плаща обрез…

Много лет прошло с тех пор, все уже забыли про Мусорщика, решив, что он сгинул в какой–нибудь аномалии. Только Антиквар его изредка вспоминает. Когда на улице непогода, на него обычно нападает тоска. Антиквар тогда подходит к окну и всматривается в косые струи дождя. Иногда ему видится в них смутный силуэт Мусорщика, с трудом несущего тяжеленный вещмешок, битком набитый самым отборным антиквариатом.

Телепорт я елё нашёл: он был похоронен под обломками здания. Перед тем как перенестись на Промзону, я с полчаса разгребал завал.

Системное сообщение: уровень «Заброшенный город», локация «Промзона».

Материализовался я внутри большого цеха покинутого завода. Часть цеха была заставлена станками, стену занимали стеллажи с какими–то деталями. По–моему, это был авторемонтный цех, потому как у противоположной стены я увидел несколько полуразобранных грузовиков, проржавевших от времени, и гусеничный трактор, кабина которого была изъедена коррозией.

Врата я тоже увидел сразу. Дрожащий шар диаметром с три человеческих роста висел на расстоянии метра от пола и мерно гудел. То, что это — вход в желанный Элизиум, я почему–то не сомневался: то ли интуиция подсказывала, то ли недавно проглоченная таблетка примаксола ещё действовала. Всё было бы ничего, но Врата находились в самом центре кольцеобразной аномалии. Справочник подсказал мне, что это — смысловик, аномалия не слишком опасная, но неприятная.

Окинув взглядом цех, я увидел следы деятельности смысловика, который по–своему понимает значения названий предметов и пытается переделать их на свой лад. Станки под действием аномалии приняли совершенно сюрреалистический вид, словно явившиеся из кошмаров: звёздочки стали настоящими маленькими звездами и ярко сияли в полумраке помещения, планетарные редукторы состояли из крохотных планет, несущихся по орбитам размером с колесо, а червячные передачи состояли из корчащихся и извивающихся огромных дождевых червей. Крохотные кулаки торчали из кулачковых муфт, салазки на станках выглядели настоящими детскими санками для катания со снежных гор, на станке у окна визжала и ругалась последними словами шлифовальная бабка размером с ладонь, в платочке и рваной кацавейке.

Зрелище было жутковатое: храповики громко храпели на всё помещение, барабаны гудели натянутой кожей, шатуны превратились в маленьких рычащих медведей–шатунов. Я увидел у окна цеха человеческий пресс с прокаченными кубиками и понял, что это аномалия поиздевалась над гидравлическим прессом. Смысловик зацепил и часть территории за пределами здания: на улице дорога была посыпана отрубленными хвостами разных животных. Я трудом догадался, что раньше это были совсем другие хвосты — те мелкие камушки, что остаются после переработки руды. Поодаль виднелась баба для забивания свай — ростом с двухэтажное здание, толстая, румяная и весёлая.

Машины на другом конце цеха выглядели не лучше: из коленчатых валов торчали костлявые колени, из развороченных двигателей — поршневые пальцы с грязными обломанными ногтями, на уцелевших ветровых стёклах ругались и размахивали мётлами дворники, когда–то бывшие стеклоочистителями. Из открытых капотов слышалось ржание лошадей, явно изображающих лошадиные силы, передние мосты превратились в маленькие эстакады с мчащимися крошечными автомобилями, задние мосты — в страшноватые зубные протезы, а мохнатые гусеницы трактора елозили по полу.

Идти через аномалию было страшновато. Конечно, у меня не было лука, способного превратиться в репчатый, или панциря, который может стать черепашьим. Но мало ли, что сделает смысловик с моим носом, не превратит ли его в корабельный? Или коленные чашечки — в посуду? Сделает мой таз медным?

Пришлось обратиться за помощью к последней пилюле примаксола. Глупо, конечно, мог бы и сам догадаться! Навык «Наномеханика» пригодился мне и в этот раз. Я начал ловить минидронов, роящихся вокруг меня, разбирать на функционы и собирать из них защитный костюм, фиксирующий смыслы. На это ушло у меня часа два. К счастью, кроме этой аномалии, здесь в Заброшенном городе больше не было никаких других препятствий.

Угольно–чёрный фиксирующий костюм с лицевой сеткой — на него я потратил всех своих крохотных помощников. По привычке мысленно взмолившись Сценарию, я вступил в аномалию и осторожно направился к Вратам.

Системное сообщение: общеигровой уровень «Элизиум», локация «Жилище Отшельника». Требуемый опыт для прохода — не менее 2800 единиц. У вас — 3387. Добро пожаловать!

Она была тут единственной, эта локация. В отличие от Интергейма, который находился вне всех миров, Элизиум, наоборот, располагался во всех мирах одновременно. И Отшельник имел возможность прогуляться по любому уровню многомирья.

Открыв глаза, я увидел, что нахожусь на берегу лесного озера. Оно было совершенно непохоже на Ржавое: прозрачная вода, камыши у берега и листья кувшинок. Здесь, в Элизиуме были сумерки, и маленький деревянный причал освещала неяркая лампа. У причала, окружённого склонившимися к воде плакучими ивами, покачивалась на воде лодка–плоскодонка. Ещё одна, прохудившаяся, выглядывала из зарослей прибрежного камыша. Заходящее солнце отражалось в воде багровым шаром.

Тропинка, вымощенная крупными каменными плитами, вела от причала к уютному бревенчатому домику с островерхой крышей и мезонином. Низ дома был выложен камнем, из кирпичной трубы курился дымок. Тёплый свет лился из окон дома и деревянной веранды. А сзади дома начинался лес: в сумерках я разглядел мрачные сосны и начинающие желтеть берёзы. Тут стояло бабье лето и что–то подсказывало мне, что оно вечное в Элизиуме.

Вспыхнул свет на крыльце, и я увидел, наконец, того, кого искал и от кого ждал ответов на все вопросы. Отшельник — живая легенда — стоял на крыльце дома, невысокий, худощавый, с короткими светлыми волосами и пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз. Я таким себе его и представлял, моложавого, неброско одетого, в потрёпанной, но чистой и аккуратно выглаженной гимнастёрке без опознавательных знаков какого–либо клана, подпоясанной армейским ремнём. А на шее висит на шнурке знаменитая прозрачная флешка, на которую записаны все тайны мироздания, стоящая, по словам снабженца Декапра, бешеных денег.

— Добрался никак? — спросил Отшельник без приветствия.

— Добрался, — ответил я, неожиданно почувствовав смертельную усталость.

Фиксирующий плащ, сотканный из функционов, вдруг рассыпался; чёрные стерженьки попадали в траву.

— Он тебе здесь не понадобится, — улыбнулся единственный обитатель Элизиума и предложил: — Пойдём в дом? А то холодает.

Мы прошли через веранду в большую комнату, согретую ласковым теплом камина. Он жил небогато, легенда Омнеотрона и других миров: письменный стол, заваленный бумагами, старомодная настольная лампа с зелёным абажуром, такая же старомодная полированная стенка, битком набитая книгами, в углу — диван, застеленный пледом, а перед камином — пара глубоких кресел. На одно из них Отшельник уселся сам, на другое — приглашающее указал мне. Я послушно опустился в кресло, чувствуя себя неловко в этой скромной обители; мои сияющие доспехи казались тут напыщенными и смешными.

— Чаю с дороги не предлагаю, — улыбнулся собеседник. — Тебе он всё равно радости не доставит. Во сне ты тоже не нуждаешься. Так что давай, рассказывай всё с самого начала.

— А разве ты не знаешь обо мне? — Я почему–то был уверен, что Отшельник должен знать всё на свете.

— Знаю. Но хочу услышать из твоих уст.

Как и тогда, в шумной корчме Интергейма, я поведал историю своих злоключений. Отшельник, глядя мне прямо в глаза, внимательно слушал, иногда хмурился, а иногда по его лицу пробегала улыбка. Увлёкшись описанием битвы с Конструктором, я ударил кулаком по журнальному столику, разделяющему нас. Тот подозрительно затрещал, но мой деликатный слушатель сделал вид, что не заметил.