– Это если допустить, что они способны логически мыслить, как мы с тобой.

– А разве нет?

– Людей и за меньшее сажали. – Я вздохнула. – ТИПА-1 время от времени дает кому-нибудь прикурить, чтоб другим неповадно было.

– Но ты же не обязана работать, сама знаешь.

Я посмотрела на него, но он лежал слишком близко, чтобы сфокусировать взгляд, и в этом даже заключалось своеобразное удовольствие.

– Знаю, – ответила я, – но мне хотелось бы сохранить работу. Не могу представить себя в роли кудахчущей над чадом мамочки.

– Судя по тому, как ты готовишь, данное амплуа и вправду не про тебя.

– Мамина стряпня тоже ужасна, и мне кажется, это наследственное. Слушание в ТИПА-1 назначено на четыре. Хочешь пойти посмотреть на миграцию мамонтов?

– Конечно.

В дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть?

– Сразу не скажу, – съязвил Лондэн. – Знаешь, иногда срабатывает подход «пойди посмотри».

– Очень смешно.

Я набросила на себя какую-то одежду и спустилась вниз. В дверях стоял тощий человек унылого вида. Он настолько походил на гончую, что только хвоста да лая не хватало.

– Да?

Он приподнял шляпу и вяло улыбнулся.

– Меня зовут Хопкинс, – представился он. – Я репортер из «Совы». Не мог бы я взять у вас интервью о том, как вы провели время на страницах «Джен Эйр»?

– Боюсь, вам прежде следует обратиться к Корделии Торпеддер в ТИПА-Сеть. Я связана определенными…

– Я знаю, что вы побывали в книге. В первой, оригинальной концовке романа Джен уезжала в Индию, но в вашей концовке она остается и выходит замуж за Рочестера. Как вам удалось это сделать?

– Вам следует получить разрешение у Торпеддер, мистер Хопкинс.

Он вздохнул.

– Ладно, получу. А вам больше нравится новая концовка, ваша?

– Конечно. А вам?

Мистер Хопкинс нацарапал что-то в блокноте и улыбнулся.

– Спасибо, мисс Нонетот. Я очень вам обязан. Всего хорошего!

Он приподнял шляпу и исчез.

– И что там было? – спросил Лондэн, передавая мне чашечку кофе.

– Пресса.

– И что ты сказала?

– Ничего. Послала к Торпеддер.

На поросшем травой холме близ Уффингтона в то утро яблоку было некуда упасть. Популяция мамонтов в Англии, Уэльсе и Шотландии насчитывала двести сорок девять особей в девяти стадах, и все они поздней осенью мигрировали на юг, а весной возвращались на север. Их маршрут год за годом в точности повторялся. Города и деревни они, как правило, обходили стороной – кроме Дивайзеса, главная улица которого два раза в год вымирала, а ставни закрывались наглухо, когда слонообразные, торжествующе трубя, с топотом ломились через центр города, повинуясь древнему зову предков. Никто в Дивайзесе даже не мечтал застраховать имущество от повреждений, наносимых хоботными, но обычно убытки с лихвой возмещались доходом от туристического бизнеса.

Но нынче утром на холме собрались не только желающие потрогать мамонта, торговцы сувенирами, друиды и противники «права неандертальцев на охоту». Нас ждал темно-синий автомобиль, а когда тебя ждут там, куда ты не планировал пойти, ты берешь это на заметку. У машины стояли трое в темно-синих костюмах, с синими эмалевыми жетонами «Голиафа» на лацканах. Я узнала только одного из них – Дэррмо-Какера. При нашем приближении все трое быстро спрятали мороженое.

– Мистер Дэррмо-Какер, – сказала я, – какой сюрприз! Вы знакомы с моим мужем?

Дэррмо-Какер протянул было руку, но Лондэн ее не пожал. Голиафовец на миг скривился, затем изобразил мечтательную улыбку.

– Видел вас по телевизору, мисс Нонетот. Должен сказать, ваш рассказ о дронтах просто потрясает!

– В другой раз я постараюсь расширить круг тем для разговоров, – невозмутимо ответила я. – Даже попытаюсь рассказать кое-что о том, как «Голиаф» злодейски душит нацию.

Мистер Дэррмо-Какер печально покачал головой.

– Очень неразумно, Нонетот. Очень неразумно. Вы странным образом не желаете понимать, что «Голиаф» – это все, что вам надо. Все, что вообще может вам понадобиться. Мы производим все, от колыбели до гроба, в наших шести тысячах филиалов работают более восьми миллионов людей. От люльки до гробовой доски.

– А сколько вы рассчитываете получить, ублажая нас от рождения до смерти?

– Человеческое счастье бесценно, Нонетот. Политическая и экономическая нестабильность – самая сильная форма стресса. Вам будет приятно узнать, что голиафовский индекс радости сегодня утром достиг наивысшего за четыре года значения – девять и три десятых пункта.

– Из сотни? – съязвил Лондэн.

– Из десяти, мистер Парк-Лейн, – раздраженно ответил голиафовец. – Население под нашим управлением выросло сверх всяких ожиданий.

– Рост ради роста – это философия раковой клетки, мистер Дэррмо-Какер.

Тот помрачнел и несколько мгновений пялился на нас, явно соображая, как лучше ответить.

– Итак, – вежливо сказала я, – вы приехали посмотреть на мамонтов?

– «Голиаф» не смотрит на мамонтов, Нонетот. Это не приносит выгоды. Вы знакомы с моими помощниками мистером Хренсом и мистером Редькинсом?

Я посмотрела на двух его гориллоподобных подручных. Они были безукоризненно одеты, щеголяли безупречно подстриженными эспаньолками и взирали на меня сквозь черные очки.

– Кто есть кто? – спросила я.

– Я Хренс, – сказал Хренс.

– Я Редькинс, – сказал Редькинс.

– Когда он спросит про Джека Дэррмо? – громким шепотом поинтересовался Лондэн.

– Очень скоро, – ответила я.

Дэррмо-Какер снова печально покачал головой. Он взял из рук мистера Редькинса портфель, внутри которого в тщательно подогнанной пенопластовой упаковке лежала книга «Стихотворения Эдгара Аллана По».

– Вы заточили Джека в «Вороне». А «Голиаф» требует, чтобы он предстал перед дисциплинарным советом по обвинению в присвоении чужого имущества, нарушении договоров корпорации, нецелевом использовании свободных средств, пропаже канцелярских товаров и преступлениях против человечества.

– Неужели? – спросила я. – Так почему бы просто не оставить его там?

Дэррмо-Какер вздохнул и посмотрел на меня.

– Послушайте, Нонетот. Нам нужен Джек, и, поверьте мне, мы его добудем.

– Только не с моей помощью.

Дэррмо-Какер секунду молча смотрел на меня.

– «Голиаф» не привык к отказам. Мы просили вашего дядю построить другой Прозопортал. Он велел нам зайти через месяц. Как мы понимаем, вчера вечером он отбыл в отпуск. Куда?

– Понятия не имею.

Похоже, Майкрофт ушел на пенсию не по собственной воле, а в силу необходимости. Я улыбнулась своим мыслям. «Голиафу» натянули нос, и ему это не понравилось.

– Без Портала, – сказала я, – возможностей попасть в книгу у меня не больше, чем у мистера Редькинса.

Услышав свое имя, Редькинс переступил с ноги на ногу.

– Врете, – парировал Дэррмо-Какер. – Вы только притворяетесь, что вам это не по силам. Вы одолели Аида, Джека Дэррмо и корпорацию «Голиаф». Мы вами восхищаемся. «Голиаф» в данных обстоятельствах более чем честен, и нам очень бы не хотелось, чтобы вы стали жертвой корпоративной нетерпимости.

– Корпоративной нетерпимости? – повторила я, глядя Дэррмо-Какеру прямо в глаза. – Это угроза?

– Ваше упрямое поведение может разбудить мою мстительность, а вам это не понравится, поверьте.

– Мне вы не нравитесь, даже когда она спит.

Дэррмо-Какер захлопнул портфель. Левый глаз у него задергался, кровь отлила от лица. Он посмотрел на нас обоих и хотел что-то сказать, но сдержался и умудрился даже выдавить полуулыбку, а потом забрался в машину вместе с Хренсом и Редькинсом и уехал.

Лондэн все еще подхихикивал, когда мы расстелили покрывало и плед на изрядно объеденной траве прямо над Белой лошадью. Под нами, на дне оврага, спокойно паслось стадо мамонтов, а на горизонте виднелись несколько дирижаблей, подлетающих к Оксфорду. День выдался солнечный, а дирижабли в плохую погоду не летают, вот они и пользовались хорошим деньком на полную катушку.