Неожиданно ему в лицо ударил ветер. Это воздух с силой вырвался из корабля.

Затхлый воздух. Вонючий, затхлый, влажный, удивительный воздух.

Плохие новости не были неожиданными, однако она все же надеялась на лучшее.

Закончив нанизывать на нить очередной рой пленных судов, корабль джофуров ускорился, догоняя следующую группу.

И скоро стала ясна истина.

Удача наконец изменила «Стремительному».

Что ж, на этот раз они сделали правильный выбор, подумала она. Рано или поздно это должно было случиться.

«Стремительный» в поле зрения противника, и ему предстоит преодолеть еще немало миктааров гиперпространства, чтобы достичь безопасности.

«На Джиджо есть и другие, — подумал Фвхун-дау, зная, что и восьми недостаточно. — Со временем нужно будет пригласить новых колонистов — дельфинов.

Я читал в земных книгах о китообразных и о великой Мечте Китов. Какую музыку мы могли бы создать, если бы эти странные существа добавили свои голоса к нашему хору?

А после них — кто знает? Лорники, шимпы и зукиры? Кикви, которых издалека привезли дельфины? Какая смесь голосов! Может быть, цивилизация все же достойна своего имени.

Все это впереди — сверкающие возможности, превосходящие всякое сравнение или предположение. А пока совет состоит из тех, кто заслужил место своим выживанием на Джиджо, создавая этот мир. Выращивая детей, все атомы организма которых исходят из обновленной коры матери-планеты. И эти черты определяют музыкальную гармонию восьми.

С каждым вдохом мы вдыхаем Джиджо».

Так «ворчал» Фвхун-дау, издавая низкие вибрирующие звуки своим горловым мешком.

«Мы пьем ее воду. После смерти наши любимые опускаются в ее пропасть. И там мы присоединяемся к ритмам планеты».

Присутствие, присоединившееся к ним, было одновременно знакомым и ужасающим. Совет чувствовал его биение в каждой ноте флейты или мирлитона. Оно пронизывало треск погремушки глейвера и сухие эмпатические глифы титлала.

Поколениями Яйцо прикасалось к их мечтаниям. Его мягкая музыка была платой за каждое паломничество, помогая сплачивать единство Общины.

«Но на протяжении всех этих лет мудрецы знали. Оно спит. И мы не знаем, что произойдет, когда оно проснется».

Просыпается ли Яйцо из-за того, что совет наконец обрел недостающие части? Или жестокие джофуры прервали его сон?

Фвхун-дау нравится думать, что к этому приложил руку его старый друг Вуббен.

А может, просто пришло время.

Отголоски постоянно усиливаются. Фвхун-дау ощущает их ногами. Они возникают под поверхностью и нарастают, достигая крещендо. Высвобождение накопленной энергии. И цели.

Какая энергия! Что произойдет, когда она освободится полностью? Его мешок пульсирует в ворчании, болезненней и сильней, чем когда-либо раньше.

Фвхун-дау представляет себе, как с титанической силой взрывается горная кальдера, выплескивая потоки лавы на измученные склоны Праздничной Поляны.

Однако, как выяснилось, высвобождение пришло лишь с легкой дрожью земли.

Но мудрецы содрогнулись, когда высвобожденная энергия устремилась вперед быстрее мысли.

К Нело, стоящему на развалинах бумажной мельницы, утомленному и расстроенному долгим возвращением домой, оно пришло длинной последовательностью запахов.

Сладким запахом размельченной в пульпу ткани, исходящей паром на экранах для сушки.

Горячим запахом кожи его покойной жены, когда она после долгого дня заботы об их необычных детях обращала свое внимание и на него.

Запахом волос Сары, когда той было три года, — к этому запаху привязываешься, как к наркотику.

Нело тяжело опустился на остаток стены. За долю кидура он ощутил множество различных чувств. Что-то в нем лопнуло, и он заплакал.

— Дети мои, — плакал Нело. — Где вы теперь?

Что— то говорило ему, что их нет больше на планете.

К Фаллону, привязанному и лежащему в ожидании смерти в подземном логове хищного роула, ощущение пришло в виде множества образов.

Загадочные остролистые деревья на равнине Восхода, так далеко на восток, как не пробирался никто другой.

Ледяные потоки северо-запада, огромные плывущие горы, со снежными башнями, высеченными ветром.

Мерцающие насмешливые галлюцинации Спектрального Потока и оазис Кси, куда ласковые иллии пригласили его провести дни своей старости, разделить с ними их тайны и благородных лошадей. Фаллон не плакал. Он знал, что Дединджер и его друзья за порогом этой пещеры в дюне слушают. И когда хищник вернется в логово, никакого удовлетворения от бывшего главного следопыта Общины они не получат.

Тем не менее поток воспоминаний подействовал на него. Фаллон уронил одну-единственную благодарную слезу.

«Жизнь имеет смысл только в твоих собственных глазах». Фаллон осмотрел свою жизнь и назвал ее хорошей.

Для Уриэль, занятой очередным срочным проектом, набежавшая волна была только нежелательной помехой. Напрасной тратой времени. Особенно когда все помощники отложили инструменты и уставились в пространство, испуская низкие почтительные стоны, или вздохи, или ржание.

Уриэль знала, что это такое. Благословение, на которое у нее был простой ответ.

Ну и что?

У нее слишком много дел, чтобы безрассудно тратить дуры на то, что не подвластно ее контролю.

Она сухо заметила на галдва:

Я рада, что ты наконец решилось.

Хвала тебе, о долгоживущее Яйцо. Ты наконец решилось действовать.

Но прости меня, если я не буду восхищаться слишком долго.

Ибо у многих из нас жизнь так коротка.

К Эвасксу — мгновение спустя и на расстоянии в пол световых года — оно пришло как короткая болезненная дрожь воска. Древнего воска, накопленного за многие джадуры прежней грудой — старым мудрецом треки.

Из общего сердечника груды невольно вырвался пар, миновал мастер-кольцо и плотным облачком выделился из верхнего отверстия.

Хвала судьбе.

Другие кольца отпрянули от Эваскса под действием уникальных запахов, порожденных джиджоанской почвой.

А старшая груда-священник автоматически среагировала на этот запах, поклонившись и добавив:

Аминь.

— Ларк, дай руку!

Он дрожал, пытаясь справиться с припадком, который начался так внезапно, заставив ухватиться за амулет, висящий на шее. Ларк крепко сжимал камень, даже когда тот начал жечь руку.

Прижавшись за странными обелисками, их единственной защитой в просторной контрольной рубке джофуров, Ларк не посмел закричать от боли. Он старался не биться, а Линг обеими руками пыталась разжать его кулак. Наконец камень высвободился, упал на пол, оставив запах сожженной плоти. И даже сейчас температура продолжала повышаться. Они пятились, а камень все больше разгорался. Он начал светиться, так что на него трудно стало смотреть.

— Нет! — хрипло прошептал Ларк, когда Линг, пригнувшись, потянулась к ремешку. К его удивлению, ремешок по-прежнему держался. Линг схватила его, дважды взмахнула над головой и словно выпустила из пращи осколок солнца.

Талисман Ларка по дуге пролетел над заполненным помещением к центру.

Последовал отчаянный свист, сопровождаемый волной запахов, таких подавляющих, что Ларка едва не вырвало.

— Какого дьявола ты… — начал он, но Линг потянула его за руку.

— Нам нужно отвлечение. Идем, это наш единственный шанс.

Линг мигнул, пораженный силой привычки. Он действительно рассердился на нее за то, что она бросила его амулет.

Ему даже пришлось подавить стремление броситься за этим проклятым камнем!

«Оставь его, и скатертью дорога», — подумал он и кивнул Линг.

— Хорошо, пошли.

Внутри корабля-макета он упал на пол. Его вырвало, и он лишился того немногого, что еще оставалось в желудке.

Но посреди этого неприятного опыта другой, совершенно особый тип безориентации обрушился на Двера. На мгновение ему показалось, что в голову забрался Один-В-Своем-Роде и снова пытается заговорить. Странное головокружительное ощущение могло бы даже показаться приятным, если бы тело не сотрясалось от позывов к рвоте.