Гадфий закончила чтение, но оторвать взгляда от клочка бумажки не могла. Она чувствовала, как глаза вылезают у нее из орбит, как натянулась кожа вокруг них. Голова все еще кружилась. Она проглотила слюну и посмотрела на улыбающееся, сияющее лицо Клиспейр.

Послышался стук в дверь.

– Мадам, – раздался приглушенный голос Расфлина.

Гадфий откашлялась.

– Я жива, Расфлин, – отозвалась она, голос у нее слегка дрожал. – Полежу немного. Минут десять.

– Хорошо, мадам.

Она почувствовала сомнение.

– Ты что-то хочешь добавить, Расфлин?

– Мы не должны тут задерживаться, главный ученый… к тому же поступило срочное сообщение из офиса гадателя. Он хочет увидеться с вами.

– Скажи, что мы выезжаем через десять минут.

– Хорошо, мадам.

Они подождали несколько секунд, потом Клиспейр взяла другую женщину за плечи, бросила взгляд на бумажку, которую держала Гадфий.

– Я понимаю, что кое-что тут может показаться просто чепухой, но все равно, разве это не выдающееся событие?

Гадфий кивнула. Она трясущейся рукой потрогала лоб, а другой похлопала Клиспейр по плечу.

– Да, и очень опасное, – сказала она.

– Ты и вправду так думаешь? – спросила Клиспейр.

– Конечно! Если служба безопасности узнает об этом, нам всем конец.

– А если тебе удастся как-нибудь довести это до короля, ты не думаешь, что его намерения изменятся? Я хочу сказать, он поймет, что лучше всего нам начать работать всем вмес…

– Нет! – в ужасе воскликнула Гадфий. Она потрясла другую женщину за плечи. – Клиспейр! В послании говорится, что у короля и его окружения есть какие-то тайные планы. Если мы скажем им, что знаем об этом, они просто заткнут нам рты!

– Конечно, конечно, – сказала Клиспейр, нервно улыбаясь. – Ты права.

– Да, – сказала Гадфий, – я права. – Она глубоко вздохнула. – У нас есть десять минут… ты мне это оставишь? – Она взмахнула клочком бумаги.

– Конечно! Тебе придется сделать копии для других.

– Хорошо. А теперь, как я сказала, у нас есть десять минут, и надо решить, что делать дальше.

Дворец был расположен в центральном фонаре Большого зала; фонарь этот представлял собой высокое восьмиугольное сооружение, выступающее из центра крутой крыши, и будь Серефа построена в человеческом масштабе, был бы открытым и полым, способствуя освещению внутренних помещений Зала.

Дворец занимал сотню высоких уровней внутри фонаря и уходил вниз в Большой зал еще на десять уровней. Эти нижние этажи были отданы главным образом службам безопасности и их оборудованию. Пышные сады и широкие террасы украшали наружные стены дворца, внутри которого располагались другие большие залы, бальные и церемониальные пространства. Верхушка дворца была увенчана садом, обнесенным стеной, и небольшим аэродромом.

Его величество король Адиджин VI сидел в большом соларе в конце огромного стола, слишком длинного, чтобы за ним можно было общаться без усиления голоса. Он слушал главного посольского эмиссара от инженеров Часовни, который напористо излагал побочные соображения в связи с технологическим сотрудничеством, которое станет возможным, если будут достигнуты долгожданные мирные соглашения.

Главный посольский эмиссар был полностью одушевленным человеко-химериком – человеком в животном обличье. В данном случае обличьем был ursus maritimus, белый медведь. К таким существам обычно относились не без предубеждения; животные считались конечным местом упокоения (или по меньшей мере одним из последних) давно умерших душ, разложившихся в крипте, но в клане инженеров подобные животные были традицией. Назначая такое существо своим главным представителем на переговорах, узурпаторы из Часовни делали что-то вроде агрессивного заявления. Но Адиджину было наплевать.

Его уже начала утомлять речь главного посольского эмиссара. Ученые Часовни, установив в медвежье тело оборудование, способное воспроизводить человеческую речь, создали безусловно мощный и необыкновенно басистый инструмент, но все равно слушать его было довольно утомительно, и человек внутри животного вынужден был оставлять согласование деталей своей свите. Главный посольский эмиссар не только упивался звуком своего голоса, он еще, казалось, не умел успешно доводить до других свои мысли, и Адиджин почти утратил интерес к предмету обсуждения.

Он отключился.

Как и другие привилегированные, король не имел имплантов, кроме тех, что использовались в одном-единственном случае – для записи и передачи его личности, когда он умирал. В отличие от большинства он имел доступ к технологиям, которые позволяли ему иметь все преимущества имплантов и не страдать от их недостатков. Эта технология обеспечивала ему неограниченный односторонний доступ ко всем, кто имел импланты, и (при соответствующих обстоятельствах) даже к тем, кто не имел. Это требовало ношения короны, благодаря которой вся система и работала, но у него был выбор из нескольких привлекательных моделей – все они, сделанные со вкусом, легко сидели у него на голове.

Теоретически особа короля наилучшим образом отражала факты современной власти (лучше, чем, скажем, коммерческие, гражданские или военные лидеры), и, конечно, возникло впечатление, что люди вполне довольны этой мягкой диктатурой меритократии, которая в любой конкретный момент выглядела как настоящая монархия (с законом о престолонаследии), но таковой не являлась.

Он подозревал: теперь лишь немногие верят, что в прошлом королями и королевами становились в силу случайности рождения (и это в те времена, когда рождение и вправду было делом случая и даже примитивные попытки улучшить кровь приводили к кровосмешению, а не к чистопородности). С другой стороны, одна лишь грандиозность Серефы, казалось, требовала монаршей представительности.

Король проник в сознание людей за стенами.

За бумажными перегородками вдоль стен прятались двадцать его охранников. Он быстро просканировал всех (хотя без особой надобности – все были тщательно запрограммированы), а потом перешел к командиру. Тот наблюдал за сценой в зале на мониторе своего видоискателя. Адиджин проследил за направлением неторопливого взгляда и прислушался к тихим щелчкам, исходящим из аудиоимплантов. На экране то пропадали, то возникали головы тех, кто попадал в поле зрения командира, обводившего взглядом помещение.

На мгновение его взгляд замер на короле, и Адиджин испытал привычно-странное ощущение, смотря на себя чужими глазами. Выглядел он превосходно; красивый, высокий, величественный, во внушительных одеяниях. Легкая корона ровно сидела на черных кудрях, лицо выражало пусть и не почтительное, но все же внимание к тому, что говорил эмиссар в облике белого медведя.

Адиджин еще некоторое время восхищался собой. Он был воспитан королем, но не по старинке, как бог на душу положит, а в буквальном смысле: он был созданием крипта, который выбрал его внешний вид, осанку, характер природного властелина еще до рождения. Крипт выбрал физические и умственные способности короля из самых разных источников, чтобы сделать его красивым, привлекательным, обаятельным, изящным и умным, сочетающим остроумие и серьезность, человеческую терпимость и нравственную чистоплотность, любовь к роскоши и стремление к простоте. Он возбуждал преданность к себе, ненавидеть его было трудно, он будил все лучшее, что сидело в окружающих его мужчинах и женщинах, обладал огромной, хотя и не полной властью, и ему хватало здравого смысла и скромности пользоваться ею экономно, но непреклонно. Уже не в первый раз Адиджину приходила в голову мысль о том, как же чертовски великолепна его личность.

Он был похож на абсолютного правителя, хотя таковым и не был, деля власть с двенадцатью представителями Консистории. Это были его советники, а точнее, совет директоров под его председательством. Через другие кланы он контролировал физические составляющие структуры, он добивался личной преданности от масс и от службы безопасности (в которую теперь входила и новообразованная армия), тогда как мужчины и женщины Консистории выступали от имени крипта и элитного органа криптографов, – промежуточного звена между базой данных и человечеством. Система была превосходно сбалансирована, о чем свидетельствовал и тот факт, что она существовала уже на протяжении множества поколений монархов. Ничто не тревожило спокойный лик старушки Земли на протяжении тысячелетия, но вот Нессов[3] плащ темноты начал заволакивать небо.