Когда она открыла глаза, человек, раскинувшись, лежал перед ней ничком, его рука все еще сжимала маленький тонкий нож.

Она уверилась, что попала, лишь когда из-под его лица побежала струйка черноватой крови.

Она уронила пистолет, но тут вздрогнула, услышав голос женщины.

– … я теряю ее. Гребень девушки… быстро, Гадф…

Сразу сделать это Гадфий не могла. Она прислонилась к стене за занавеской и просидела так несколько минут, трясясь и глядя на три мертвых тела, наблюдая, как медленно сочится кровь по плиточному полу.

Когда кровь мужчины слилась с лужицей крови женщины, разговаривавшей после смерти, в Гадфий что-то сломалось и она заплакала.

В последний раз она плакала девчонкой.

Потом она шмыгнула носом, утерлась и подошла к девушке в красном. Она вытащила гребень из связанных в пучок волос убитой. На гребне были пятна крови. Она, словно не замечая их, сунула гребень в свои волосы на затылке.

«… ты меня слышишь?» – сказал ее собственный голос.

«Да», – ответила Гадфий. Ее голос дрожал.

«Ты просто думай, Гадфий, говорить не обязательно».

«Я тебя слышу. Ты – это я?»

«Да. Я твой конструкт».

«Это ты… спланировала все это?»

«Да. Ты в порядке?»

«Вот уж нет. Что делать теперь?»

«Возьми нож, ножны – они у него в кармане, возьми пистолет и все боеприпасы, что у него есть, а потом уходи. Если будешь делать все, как я говорю, то, думаю, мне удастся вывести тебя оттуда».

«Постой. Почему он пытался меня убить?»

«Потому что нас предали, заговор был раскрыт, а ты собиралась войти в крипт. Прошу тебя. Времени почти нет. Торопись».

Гадфий на трясущихся ногах подошла к убитому. Она подавила рвотный спазм, увидев лицо в темноватой лужице крови. Порылась в его карманах.

«Он что – из службы безопасности?» – спросила она у своего крипт-«я».

«Да».

«Откуда они узнали?»

«Я же тебе сказала – нас предали. Только я не знаю кто».

Гадфий замерла, нащупав магазин с патронами.

«Предали? А что с остальными?»

«Я не знаю, что с ними. Я не отважилась выйти на связь, потому что, вполне возможно, за мной наблюдают и все мои движения фиксируются. Поторопись. Ты меня слышишь?»

«Предали. – Гадфий смотрела на замысловатый рисунок на занавесках перед ней. – Предали».

«Да. Прошу тебя, скорее. Возьми что можешь и уходи. Когда выйдешь из помещения, поверни налево».

«Предали, – думала Гадфий, засовывая в карман нож, ножны и патроны. – Предали».

«Да, да, да – предали. Да шевелись же!»

3

Сессин был одет в простую, удобную одежду, на плече висел легкий рюкзак. Он стоял на последнем гребне холмов, откуда земля уходила вниз, словно огромная волна, скатывающаяся к берегу. Перед ним простиралась пыльная долина львиного цвета – не совсем однообразная, но почти. На горизонте виднелись контуры холмов, а подрагивающий воздух обещал воду, которой, вероятно, там не было. Деревья за спиной и сверху шумно шелестели.

Свет исходил с неба отовсюду, хотя солнца и не было. Сперва небо казалось голубым, но если смотреть долго, то оно становилось синим и лиловым, а пристальному взгляду представлялось абсолютно черным. На этой черноте одним лишь усилием воли возникала сеть светящихся линий, а за ними – нечто похожее на ярко расцвеченные звезды и жирные планеты в созвездиях и сочетаниях, которые невозможно увидеть с реальной Земли. Он понимал, что это значит, ему и вспоминать не нужно было. Он отвел взгляд от неба, которое вновь стало голубым.

Он вперился взглядом в плоское пространство перед собой, и через миг плато наполнилось сеткой путей, тропинок, дорог, такой густой и сложно переплетенной, что они создавали собственную единую поверхность, перекрывающую долину. Эта сеть уходила далеко за горизонт, являя взору неясное, мерцающее движение. На бескрайних, широких хайвеях сложные механизмы мчались, гудя и сверкая, с такой скоростью, что разглядеть отдельные элементы было невозможно, – но в то же время создавалось впечатление единого потока. В других частях, на путях поуже, мелькали длинные грузовые составы и, проносясь, исчезали, тогда как мириады невидимых тропинок светились точками единичных транспортных средств.

Он моргнул, и все это исчезло.

Он повернулся к своему другому «я».

– Ну вот мы и добрались, – сказал конструкт. – Здесь наши пути расходятся. Ты запомнишь все, что должен?

– А как я узнаю, если не запомню?

– Гм. А что ты помнишь?

– Я иду в пустыню, – сказал он, бросив взгляд назад в сторону долины.

– К святилищу?

– К святилищу. И искать, и быть объектом поиска. Чтобы стать контейнером, вместилищем для того, что я там найду.

– Ты изменишься. Я уже изменился.

– Ты изменишься необратимо и, возможно, умрешь.

– Я думаю, ты еще поймешь, что мы всегда жили с этим знанием. Никакие наши нововведения ничего не смогли изменить.

– Надеюсь, я дал тебе все, что может понадобиться.

– И я тоже надеюсь. – Он заглянул другому в глаза. – А ты куда теперь?

Алан отвернулся и посмотрел назад – вдаль, где между раскачивающихся деревьев виднелась одна из башен стены.

– Я вернусь туда, – сказал он. – Буду делать то, чем давно уже занимаюсь, – наблюдать. И ждать твоего возвращения. Готовиться.

– Ну, тогда до встречи. – Он протянул руку.

– До встречи.

Они обменялись рукопожатием и смущенно улыбнулись, физически ощутив прикосновение, уместное даже здесь, в этом перевоплощении базовой реальности.

Конструкт кивнул в сторону долины, где все еще, казалось, сохранялся призрачный след неистового движения.

– К сожалению, это будет очень медленно.

– Медленно в этом случае значит безопасно.

– Удачи.

– И тебе.

Потом оба они повернулись, и один направился назад – вверх по склону холма по тропинке между деревьями в сторону огромной стены, виднеющейся вдалеке, а другой – вниз по склону, к долине.

Он брел полупустыней. Тропинки здесь располагались такой густой сетью, что у него под ногами и в самом деле была единая поверхность. Он видел, как ветерок следом поднимает пыль, и спрашивал себя, какую сторону природы крипта отражает это явление. Он остановился и оглянулся, посмотрел туда, где поднимались холмы, поросшие деревьями. В небесах за холмами висела подернутая дымкой крепость.

Его следы в пыли вели назад к вершине холма.

Он оглянулся и увидел другие следы, разбросанные здесь и там на дорожках, пересекавших долину. Небо наверху оставалось голубым – ни облачка. Он пошел дальше и, впервые увидев участок земли, на котором плоские валуны лежали каменными страницами, направился туда, вскарабкался на камни и пошел по ним, несколько изменив направление своего движения в соответствии с ориентацией валунов. Когда они снова исчезли под слоем пыли, он изменил направление.

Найдя следующую группу камней, он сел и, согнув ногу, посмотрел на подошву одного из ботинок. Подошва от края до края была иссечена рубчиками. Он подумал о том, что рубчики изменяются, и они приняли форму шевронов. То же самое сделал он и с другой подошвой, испытывая удовольствие оттого, что здесь все еще возможны такие изменения. Он взвесил в руке рюкзак, спрашивая себя, что может находиться внутри, однако понимал, что заглядывать туда нельзя. Важно было лишь то (он смутно вспоминал, как ему говорили об этом), что в нем лежат полезные вещи.

Он поднялся и пошел дальше.

Несколько раз он слышал, как песок и камни вокруг него издают высокий плачущий звук, – значит, он находился вблизи одного из крупных хайвеев передачи данных. Он останавливался, смотрел и видел хайвей перед собой – огромная сверкающая труба на поверхности долины. Она ревела, как водопад, в ней наблюдалось пульсирующее, сверкающее движение, да и сама труба тяжело двигалась, извиваясь, как огромная змея, протянувшаяся от горизонта до горизонта, смещалась из стороны в сторону, свивалась в кольца, вздымалась волнами, поднимала свое полужидкое тело над землей и бросала его назад.