Но потом она улыбнулась, подняла голову и высоко в небесах увидела прекрасную луну, круглую, большую, зовущую.
И посмотрела на нее.
Она отправилась на луну, где маленький обезьяноподобный человечек попытался объяснить ей, что происходит, но она до конца не поняла, что он ей говорит. Она знала – это что-то важное и ей надо сделать что-то важное, но никак не могла сообразить что. И потому отбросила это воспоминание. Она обдумает это потом.
Луна исчезла.
Вдалеке был виден замок. Или по крайней мере что-то похожее на замок. Оно поднималось над голубоватой линией холмов вдали, имело форму замка, но было невероятно громадным. Голубые линии, нарисованные на бледном воздухе. Плоские и даже словно бы пере-вернутые, но не потому, что формы замка были неправильными (формы-то как раз были правильными), а потому, что чем выше смотреть, тем отчетливее казался замок.
Его идущая вдоль горизонта многобашенная наружная стена была едва видна сквозь дымку над холмами, тогда как громада средней части, заполняющей небо, выглядела более четкой, хотя местами и ее затеняли облака; верхние террасы и самые высокие башни лучились сверкающей белизной, которая с высотой становилась ярче, а высочайшая из всех башен, чуть смещенная от центра, явно светилась с приближением к вершине, а ее резкость создавала ошибочное впечатление близости, несмотря на ее колоссальную, без сомнения, высоту.
Она сидела в открытом экипаже, запряженном восьмеркой сказочных черных зверей кошачьей породы, чья шелковистая шерсть переливалась от движения мышц под уздечками из вороненого серебра. Они мчались по дороге, усеянной пыльной красной черепицей, и на каждой черепице была своя пиктограмма, нарисованная желтым. Дорога пролегала через поля, поросшие травой и цветами; в ушах свистел ветер густой, влажный, ароматный, наполненный пением птиц и жужжанием насекомых.
Одежда на ней была изысканная и изящная, светлее ее кожи: мягкие сапоги до колен, длинная свободная юбка, короткий жилет поверх просторной блузки и большая, твердая, но очень легкая шляпа с зелеными ленточками, полоскавшимися на ветру.
Она оглянулась на дорогу, исчезающую вдалеке; поднятая экипажем пыль висела в воздухе, медленно оседая; она повернула голову и увидела башни, шпили и ветряные мельницы, разбросанные там и сям по обжитой долине. Дорога впереди вела прямо в поросшие ле-ом холмы и к висящему над ними огромному силуэту замка.
Она подняла голову; прямо над нею клином летела стая крупных гладких серых птиц, которые не отрываяась от экипажа, четко, слаженно махая крыльями. Она захлопала в ладоши и рассмеялась, потом откинулась на мягкую синюю спинку сиденья.
На сиденье напротив нее сидел человек. Она уставилась на него. Раньше его там не было.
Он был молодой, бледнокожий, в облегающей чертой одежде под цвет волос. Что-то в нем было не так – и он, и одежда были словно пятнистые, и она могла видеть сквозь человека, словно он состоял из дыма.
Человек повернулся и посмотрел в сторону замка. Его движение вызвало треск. Он принял прежнюю позу.
– Из этого ничего не выйдет, – сказал он жалобным, надтреснутым голосом.
Она нахмурилась, глядя на него, и наклонила голову вбок.
– У тебя такой умненький и невинный вид. Но это тебя не спасет, моя дорогая. Я знаю, ты не можешь, но ради проформы… – Молодой человек замолчал, потому что несколько птиц из эскорта с криком устремились вниз на него, растопыря когти. Он отмахнулся от одной полупрозрачным кулаком, а другую ухватил за шею, не отрывая глаз от девушки. Затем вывернул птице шею – та билась в его руках, махала крыльями. Послышался хлопок, и он выкинул обмякшее птичье тело на обочину.
Она в ужасе смотрела на человека. Тот вытащил тяжелый зонтик темно-синего цвета и раскрыл над готовой, загораживаясь от пикирующих птиц.
– Так я говорю, моя дорогая, что у тебя практически нет выбора, но ради проформы… – чтобы при необходимости убить тебя мы чувствовали бы, что дали тебе шанс, – ради проформы выслушай, что я тебе скажу. Ты меня понимаешь? Возвращайся туда, откуда пришла, или оставайся там, где ты есть, но не ходи дальше.
Она бросила взгляд туда, где лежала убитая птица, – та комком валялась у дороги и уже почти исчезла из виду. Остальная стая с криком пикировала и билась о толстую ткань темно-синего зонтика.
В ее глазах появились слезы.
– Не надо плакать, – устало сказал он, вздохнув. – Это пустота. – Он рассек рукой свое тело. – Я – пустота. Впереди тебя ждут вещи гораздо хуже, чем я, если ты не остановишься.
Она нахмурилась, глядя на него.
– Я – Асура, – сказала она. – Кто ты?
Он рассмеялся высоким радостным смехом.
– Асура. Это красиво.
– Кто ты? – спросила она.
– ЗС, детка. Не будь дурочкой.
– Ты Зигоспора?
– Бога ради, – сказал человек, демонстративно закатив глаза, словно говоря: «Может, оставим эти глупости?» – Неужели ты и в самом деле настолько наивна? ЗС, – повторил он с ухмылкой. – Клише номер один, глупая ты сучка: Знание Сила. – Он усмехнулся. – Асура.
Потом он широко открыл глаза, наклонился к ней и сделал гримасу. Он всосал в себя воздух, щеки у него впали, глаза вылупились, сложенные трубочкой губы издали звук «ссс». Он всасывал воздух все сильнее и сильнее, кожа натягивались, губы исчезли, нос приблизился ко рту, а под его глазами она увидела розовую кожу. Потом кожа разорвалась где-то сзади, и внезапно все стало уходить в рот: нос, кожа, уши, волосы – все засасывалось в его расширяющийся рот, а лицо его крови-ло, становилось осклизлым, рот застыл в широкой безгубой ухмылке, глаза без век продолжали смотреть, а он шумно сглотнул, потом открыл мясистый красный рот и закричал на нее сквозь желтовато-белые зубы: Гидидибидидибидидигидидигигигибидидигибибиби!
Она тоже закричала и закрыла лицо руками, потом, когда что-то прикоснулось к ее шее, взвизгнула и дернулась назад.
Птицы собрались вокруг лица человека, четыре из них схватили своими когтями зонтик и подняли его, остальные били крыльями и с криками носились вокруг его лица, которое, словно плетью, хлестало чем-то длинным и красным, птицы же клевали и рвали его на части.
Она в ужасе смотрела на все это, смотрела, как птицы вырывают куски мяса из лица человека и из длинной хлещущей штуковины; изнутри комка, образованного яростно молотящими воздух крыльями, прорвался жуткий булькающий крик, а потом человек внезапно исчез, но перед этим на миг снова превратился в дым.
Птицы в тот. же момент взмыли вверх и опять построились клином. Не осталось ни малейшего следа происшествия, даже выпавшего перышка. То же самое число птиц ритмически било крыльями над экипажем. Огромные черные коты продолжали скакать по дороге так, словно ничего и не случилось.
Она задрожала, несмотря на жару, оглянулась, потом откинулась к спинке сиденья и разгладила на себе одежду.
Послышался мягкий хлопок. И вблизи ее лица забила крыльями крохотная летучая мышь с багрово-красным кожистым лицом.
– Ты по-прежнему не хочешь остановиться? – пропищала мышь.
Девушка попыталась схватить ее, но та легко ускользнула, а потом снова бочком подлетела к ней.
– ЗС! – глухо прокричала мышь и ухмыльнулась. – ЗС!
Девушка рассерженно зашипела.
– Серотин![8] – крикнула она, удивляясь сама себе, и схватила летучую мышь.
Мышь успела изумиться и крикнуть «ой!», прежде чем девушка свернула ей шею и выбросила прочь на дорогу. Она еще увидела, как одна из птиц покинула клин, села рядом с телом мыши и принялась его клевать.
Девушка отряхнула ладонь о ладонь и, прищурив глаза, посмотрела на огромные, нечеткие, неизменные очертания замка над холмами вдалеке.
Экипаж катился вперед, теплый, плотный ветер свистел в ушах, а гигантские коты неслись по пыльной красной дороге, похожие на волну ночи, поглощающую закат.
8
Название европейской летучей мыши.