— Ты опоздал, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь.

Эрик отодвинул ее и посмотрел на нее проникновенным взглядом:

— Сомневаюсь, дорогая. Очень сомневаюсь в этом.

Телеграмма Эрика была длинной, подробной и ужасно убедительной: «Из Уилли получится великолепная дуэнья, — писал он. — А Джинкс вернется через две недели».

— Ты будешь там и проводишь меня в море, — прошептал он, подписавшись под телеграммой. Глаза его так и буравили Джинкс. — Если б только ты была на пару лет старше, клянусь, я бы взял тебя с собой.

Сердце ее подпрыгнуло. Что, если… правда? Неужели он и вправду взял бы ее с собой?

Если она поедет с ним, ей не придется встречаться в субботу с Райлем, но если она уплывет с Эриком на «Тихоокеанской колдунье», то ей вообще не придется видеться с Райлем — и долго. Она умрет, если не увидит его, и все же никогда больше не должна она его видеть!

Уплыть с Эриком — это все бы решило.

— Ты ведь хотела бы уплыть на «Колдунье», правда?

Он подмигнул ей, когда она отдавала телеграмму, и громко сказал служащему:

— Пошли это прямо сейчас, Абнер. И принеси ответ сразу же, как только он будет. — Он взял Джинкс за руку.

На улице Эрик затащил ее под навес и посмотрел прямо ей в глаза:

— Сколько тебе лет, Рыжая?

— Шестнадцать. — Она почти не соврала ему.

— Ты поехала бы со мной, если б была старше?

Сердце ее сжалось:

— Ты спрашиваешь меня, вышла бы я за тебя замуж, если б была старше? Он рассмеялся:

— Я не из тех, кто женится, не хочу, чтоб у тебя были какие-то иллюзии на этот счет. Я спрашиваю тебя о том, уплыла бы ты со мной на «Колдунье», если б была старше, — хотела бы ты быть со мной, чувствовать на своем лице дыхание океана, ветер и меня — в своей постели.

— Не знаю, поехала бы я с тобой, если бы была старше, — ответила она. Сердце ее сильно забилось. — Но я поеду с тобой сейчас, если ты попросишь меня об этом.

В глазах Эрика сверкнула молния. Джинкс в замешательстве отступила.

— Если ты поедешь со мной, то будешь в глазах света погибшей женщиной, ты ведь знаешь это, правда? Ни один приличный мужчина никогда уже не женится на тебе.

Она горько рассмеялась:

— Ни один приличный мужчина и сейчас не женился бы на мне, если б знал.

Что-то промелькнуло в его глазах, но он быстро отвернулся и посмотрел на берег залива, туда, где разгружались подводы с лесом. Внизу, в крошечной бухте, болталась «Лесная нимфа», сильные волны раскачивали ее. Джинкс едва удерживала юбку, колышущуюся под свежим ветром Тихого океана, и смотрела на чаек, снующих над побережьем. На маленьком песчаном пляжике искала чем бы поживиться одинокая цапля. Сердце Джинкс защемило.

— Так ты возьмешь меня с собой, Эрик? Я знаю, что по сравнению с тобой я все еще ребенок, но я не… ну, я не… так уж невинна.

Глаза Эрика теперь были прикрыты.

— Твой отец закует меня в кандалы в первом же порту.

Она пожала плечами:

— Ты можешь сказать ему, что мы женаты. А потом, когда устанешь от меня, скажешь, что я просто сбежала, как говорит Карр о первой жене Уилли. Она тоже сбежала с морским капитаном.

— Ах ты маленькая дурочка, ты понимаешь, что говоришь? Ты предлагаешь мне загубить всю твою жизнь. — И он встряхнул ее — грубо и зло. — Кем бы ни был этот мальчишка, он не стоит этого! — Он уронил руки:

— Ах, забудь то, что я сказал тебе! Выбрось это из головы! Мой Бог! И о чем я только думал!

Эрик резко повернулся и пошел через двор, усыпанный листьями. Джинкс смотрела ему вслед, а в зеленых ее глазах была тоска. Теперь она твердо решила, что будет на борту «Тихоокеанской колдуньи», когда та отплывет от берегов Сан-Франциско. Ведь Эрик хочет, чтобы она была там, так же сильно, как и она сама, пусть по другой причине, но это ровным счетом ничего не значит. Она помнила, как Эрик целовал ее волосы, лицо, рот, и прекрасно понимала, что если сможет попасть с ним во Фриско, то сможет уплыть с ним 17 сентября.

Через пять часов пришел ответ от матери. По мере того как Джинкс читала его, в ней нарастало волнение от того, что весь мир рушился для нее. Если она уедет с Эриком, мосты будут для нее сожжены. Возможно, она никогда больше не увидит мать с отцом, не увидит Хэрроугейта. И, о Господи, никогда не увидит Райля!

С другого конца комнаты Эрик смотрел, как она читает телеграмму. Она медленно подняла на него глаза. И улыбнулась.

13 сентября 1886

И вот наступила суббота — день, когда Райль должен был ехать в Миллтаун, чтобы начать учебу, — день, когда он увидит Джинкс. Он нащупал у себя в кармане маленькую коробочку. Внутри нее в гнездышке из ваты лежали сережки, сделанные из орегонского нефрита, — подарок для его возлюбленной. Эти кусочки жада он нашел в русле Гремучей реки еще два года назад. Он хотел подарить их ей, но не осмеливался. В последние два месяца он работал над ними постоянно, изготавливая для них оправу из серебра. Мысленно он видел серьги на Джинкс, видел, как они раскачиваются и сверкают в ее ушах, видел в них отражение ее смеющихся зеленых глаз. Нефрит был таким живым камнем, и серьги из него очень подошли бы смелой и стремительной Джинкс. Райль ждал-недождался, когда сможет подарить их ей. Он не знал, что случилось с ней в тот последний день, но что бы там ни было, Джинкс никогда долго не сердилась на него.

Они сидели в лодке и плыли по течению к Миллтауну, и тут Митч сказал то, что заставило Райля вскочить.

— Надеюсь, Джинкс нравится во Фриско, — сказал он. — По крайней мере она, вероятно, справилась со своими проблемами.

Джо улыбнулась.

— Я же говорила тебе, что она нуждается только в смене обстановки. Наконец Райль обрел голос:

— А что Джинкс делает в Сан-Франциско?

— А разве мама не говорила тебе? Она поехала туда с Эриком и Уилли, чтобы посмотреть на новый немецкий парусник.

— Ну вот, все Джинкс да Джинкс, только она развлекается, — пробормотала Эдит.

— Ничего, дорогая. — Джо потрепала дочь по руке. — Мы поедем в декабре за подарками к Рождеству, и ты сможешь купить себе новые платья. Ну как, вдохновляет тебя такая перспектива?

— А Карр приедет? Он приедет на Рождество домой, мама?

Райль, занятый борьбой со своими чувствами, не слышал, что ответили Эдит на этот вопрос. Целых два месяца он ждал сегодняшнего дня. Это помогало ему сохранить разум в течение мучительнейших пятидесяти девяти дней — и вот теперь это.

Он не увидит ее. Она уехала.

— А когда Джинкс вернется? — несколько грубовато спросил он.

Он увидел, что отец как-то странно смотрит на него, и только тут заметил, что судорожно сжимает и разжимает кулаки на коленях.

Он глубоко вздохнул и вытянул их. Райль почувствовал, как напряжены мышцы его ног.

— Она пробудет в Калифорнии две недели, — ответил Митч. Он выглядел озадаченным и встревоженным.

Глаза Райля были устремлены в сторону долины, но не видели ни шершавых скал, ни бегущей воды. Митч снова заговорил, но Райль не повернулся к нему. В ушах его звучали слова Карра, которые тот произнес, зайдя в комнату Райля перед отъездом в лагерь на лесозаготовки:

— Полагаю, теперь-то ты думаешь, что унаследуешь весь бизнес? — съязвил Карр. — Ты думаешь, что из-за того, что отец злится на меня, он оставит тебе компанию? Так можешь не рассчитывать на это, приятель. Моя мать хоть и растила тебя как сына, от этого ты не перестал быть незаконнорожденным.

— Уходи, Карр. У меня и так слишком много проблем, чтоб разбираться еще и с твоими.

— Да уж, проблем у тебя хватает. Хочешь узнать, почему Джинкс уехала посреди ночи? Так я скажу тебе.

Теперь Райль внимательно слушал его.

— Она узнала про отца и его шлюху в Сан-Франциско — твою мать. Джинкс поняла, что ты — наполовину брат ей. Вот почему она сбежала.

— Ты лжешь! Карр зло засмеялся:

— А если отец когда-либо узнает, что ты путаешься со своей собственной сестрой, он оставит тебя без гроша.