Несколько расстроившись, Райль взял другой документ — копию отцовского завещания! Он удивился — как же журналу удалось завладеть ею? По мере того как он читал, на губах его появлялась улыбка. Он унаследовал двадцать два процента Хэрроу Энтерпрайзес, и это означало, что Карр все это время растрачивает его деньги! Конечно же, деньги могли бы быть положены и на его счет, но, зная Карра, Райль был абсолютно уверен в том, что тот присвоил его дивиденд и подделал его подпись.

Теперь у него была причина посетить собрание — оправдание для того, чтобы вернуться в Хэрроугейт.

Он сказал самому себе, что не увидит Джинкс. Нет никакой причины, по которой он должен видеть ее. Единственной причиной, по которой он возвращается, является желание спасти компанию. Так он убеждал себя. Сможет ли он успеть к собранию?

Поезд мчался через долину Гремучей реки. Райль смотрел в окно, все думая о том, правильно ли он поступил, приехав сюда. Может быть, ему следовало взять адвоката, чтоб тот все уладил. Наверное, это имело бы больший смысл. Но думал ли он когда-нибудь о здравом смысле, если речь шла о Джинкс? Первоначально он не имел намерений видеть ее, но по мере того как поезд огибал долину и перед его взором приближающийся город обретал очертания, он все больше сомневался в том, что сможет удержаться и не увидеть Джинкс.

Когда поезд приехал на станцию, Райль вытащил часы. Час сорок. Черт! Киф может быть уже в Хэрроугейте. Райль надеялся; что сможет провести до собрания пару минут один на один с Кифом. Но теперь у него оставалось только несколько минут для того, чтобы закинуть сумки тете Пэйшиенс и ехать. Он помахал первому попавшемуся извозчику.

— Вы ведь знаете дом сестры Хэрроу? — спросил он.

— Кто ж его не знает? — ответил тот.

Когда кибитка повернула на Больничную улицу, Райль увидел Хэрроугейт, стоящий на другом конце озера. Он уставился на него голодным взглядом.

Вид дома его детства разбередил все его старые раны; внезапно он понял, что никогда не сможет уехать отсюда, не увидев Джинкс. Прошло целых тринадцать лет, и он был не в состоянии больше ждать. Он так жаждал видеть ее, слышать ее голос, что никак не мог противостоять этому желанию. Ведь он так долго имел возможность видеть и слышать ее только благодаря своим воспоминаниям. Изменилась ли она настолько, что ее невозможно узнать? Конечно, она выглядит сейчас старше, но та женщина, та Джинкс, которую он любил и портреты которой писал, — найдет ли он ее в матери двенадцатилетней дочери?

Но вот Хэрроугейт скрылся за поворотом, и они оказались около маленького дворика, принадлежащего тете Пэйшиенс. Хорошенькая молодая женщина выбежала из него в тот момент, как они въезжали в него. Она была столь взволнована, что в спешке чуть не упала. Одернув льняной пиджак, Райль выпрыгнул из повозки и приподнял свою дорожную шляпу.

— Извините, — сказал он, — я ищу доктора Хэрроу.

Женщина обратила к нему встревоженное лицо и остановилась в изумлении.

— Мистер Толмэн? — выдохнула она. — Райль Толмэн? О Святая Мария! — Она вдруг улыбнулась сквозь слезы и схватила его за руку. — О, вы приехали как раз вовремя! С Эдисон и Джинкс произошло что-то ужасное — я это чувствую! У тети Пэйшиенс сегодня случился инфаркт, и Киф не смог пойти на собрание.

Бормоча, она затолкала его обратно в повозку и забралась в нее сама.

— В Хэрроугейт! — крикнула она извозчику, — и побыстрей!

15 сентября 1899

Сидя на верхней веранде, Эли видела, как псы бесшумно пробегали мимо башен. Почему их отпустили днем? Они выглядели более голодными, чем обычно. О, как же мама теперь доберется до дома?

Она кинула журнал на пол и побежала в дом. Эли так спешила, что скобки ее зацепились одна за другую и она чуть не упала на ступеньки. Раньше она никогда не пользовалась телефоном, но видела, как это делает мама. Поэтому Эли подошла к черной коробочке и сняла трубку.

— Назовите номер, пожалуйста, — отозвался дребезжащий голос. Элисон встала на цыпочки.

— Соедините меня, пожалуйста, с мистером Карром Хэрроу в Хэрроугейте, — сказала она, изо всех сил стараясь казаться взрослой.

— А кто это? — спросил скрипучий голос.

— Это Эли Хэрроу, миссис Коннор, мне необходимо прямо сейчас поговорить с кем-нибудь из главного здания.

— А твоя мама знает, что ты пользуешься телефоном? Маленьким девочкам не полагается играть в телефон.

— Моя мама в главном доме, и мне необходимо поговорить с ней. Прошу вас, скорее!

— Твоя мама ушла в главный дом? Ну и ну!

— Пожалуйста, скорее.

Элисон подождала. Почему никто не отвечает? Соединят ли ее?

Наконец послышался скрипучий голос:

— Хэрроугейт.

— Мне необходимо поговорить с мамой, с Джинкс Хэрроу. Пожалуйста, попросите ее подойти к телефону. Скажите ей, что это ужасно важно. — Сердце Эли дико стучало.

— Слушай, малышка. Тут у мистера Хэрроу идет собрание, и у меня и так куча дел.

Она узнала этот голос — голос собачьего предводителя!

— Мне просто очень нужно поговорить с моей мамой! Прошу вас! Собаки бегают по двору!

— Я знаю, малышка. Я выпустил их туда, потому что он приказал мне это.

— Но их никогда днем не выпускают, и мама…

— Ну, а сегодня все по-другому, сегодня он захотел, чтобы их выпустили.

Эли услышала, как кто-то заорал там, неподалеку от говорившего по телефону, она не смогла разобрать слова, но крик напомнил ей о страшных вещах, которые происходили давно, еще до того, как плотники укрепили двери и стены башни. Теперь Элисон и вправду испугалась.

— Алло, вы слушаете? Алло, алло. Послышался звук зуммера, и человек на том конце трубки больше не ответил.

Тогда она снова сняла трубку:

— Пожалуйста, позвоните моему дяде Кифу, доктору Хэрроу. Мне очень надо поговорить с доктором Хэрроу, который живет в доме тети Пэйшиенс.

— Его нет дома, мисс.

— Пожалуйста, все же позвоните туда. Я поговорю с тетей Бетс.

Она снова подождала. Наверное, ей следовало бы позвонить в больницу — дядя Киф, вероятно, там. Но где Бетс? Почему тетя Бетс не подходит к телефону?

— Не отвечают, — сказала женщина. — Видать, мисс Хэрроу тоже в больнице. У сестры Хэрроу сегодня утром случился инфаркт.

Эдисон медленно повесила трубку. У маминой тети Пэйшиенс инфаркт? О, все самое ужасное происходит сегодня! Из ее глаз хлынули слезы, но она быстро справилась с ними. Она не будет сейчас думать о тете Пэйшиенс. Ей надо каким-то образом дать знать маме о собаках.

Она уставилась на дверь, ведущую к главному входу. Плотники ничего с ней не сделали, и она по-прежнему запиралась на один замок, в котором торчал ключ. Но этим путем она не сможет выйти, так же как и не сможет пройти через веранду, потому что снаружи — псы. Элисон побежала обратно через кухню и вверх по лестнице. Стены ее комнаты и материнской гостиной были укреплены, так что они с мамой больше не могли слышать гадостей, происходящих в большом доме. Плотники сделали это три года назад, а до этого Эли слышала очень много плохого. Теперь она со страхом смотрела на дверь. Она никогда не была в главном доме — и даже никогда не видела его через открытую дверь. Ей строго запрещалось трогать какую-либо из дверей, соединяющих башенное крыло с главным домом.

Эли приблизилась к одной из таких дверей, повернула ключ и осторожно положила руку на огромный медный засов.

Ничего не произошло.

«Глупая, — сказала она себе. — Чего ж ты ждала — грома и молнии?» Осмелев, она отодвинула тугой засов. Затем медленно открыла дверь. И на секунду остановилась. Теперь она слышала бормотанье, скрипучее, как звук сломанного фонографа. Оно доносилось откуда-то издалека, а не прямо из-за двери.

На второй двери тоже был засов, но поменьше. И не было ключа. Затаив дыхание, Эли отодвинула легко поддавшийся засов и повернула ручку. Дверь послушно поддалась! Столь же медленно она приоткрыла ее и высунулась в щелку.