«Есть причина, по которой братья и сестры не могут жениться, дорогая. Джинкс, слушай! Если женщина спит — вступает в сексуальные отношения — с близким родственником, то это называется „инцест“. И из-за него случаются ужасные вещи. Дети от таких союзов часто бывают идиотами или больными. Мне тяжело говорить тебе такие вещи, дорогая, но ты должна это понять. Это не я не хочу разрешить тебе выйти за Райля: закон запрещает тебе это. Ведь ты не хочешь, чтобы у тебя родился больной ребенок, правда, дорогая?»

Джинкс отбросила воспоминания и открыла глаза. Невидящим взором уставилась она на качающийся фонарь. Неужели она носит в себе больного ребенка? Нет. Никогда. Не может то, что разделила она с Райлем, привести к рождению уродливого ребенка. Бог не позволит случиться этому.

Она сложила свою одежду и повесила платье. Потом прикрутила фитили на лампах и легла обнаженной поверх белого мехового покрывала. Она не хотела, чтоб между ними возникло какое-то непонимание. Она сдержит свое слово. Когда Эрик войдет и увидит ее обнаженной, он сразу поймет, что Джинкс намеревается сдержать свое слово. Потом, если уж он не захочет заниматься с ней любовью из-за ее беременности или из-за того, что она не девственница, это будет уже его решением.

Она оглядела свое тело. В полумраке груди ее были неприлично большими, как огромные шары медового цвета.

Ей не пришлось ждать долго.

Послышался звук поворачиваемого ключа, и дверь открылась. Он постоял с минуту, пока глаза его привыкали к темноте. Потом вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Она его лица не видела. Он бросил куртку, поджег растопку и раздул огонь. Пламя оживилось, затанцевало, осветив ее округлые груди, бледные скулы и темные глазницы.

— Боже, ты прекрасна, — сказал он, глядя на нее. Его глаза заскользили по ее телу, остановившись на тонкой талии и на длинных грациозных ногах.

Эрик подошел к кровати, лег рядом с ней и наклонил свою темную голову к ее груди.

— Боже, ты прекрасна.

«Райль, — рыдало ее сердце. — О Райль, Райль!»

Рождество 1886

Киф приехал домой на каникулы и увидел, что за время его отсутствия все изменилось. Детская в башне опустела, и Эдит переехала на второй этаж. Никто ничего не говорил о Джинкс.

Отец был очень сердечным, а мама — хрупкой, словно тонкий фарфор. Они с Эдит только что вернулись из Сан-Франциско, где, как сказал папа, кутили и тратили деньги. Они только и говорили, что о новых модах, магазинах и театрах. Похоже, юбки теперь носили уже, а воротнички выше, что-то в этом роде.

Эдит все болтала о каком-то зеленом шелковом платье, которое она приберегла для сочельника, и о красном — из тафты — для Рождества.

— Карр приедет домой! — закричала она вне себя от счастья.

— Расскажи нам о школе, — попросила Джо Кифа, — из твоих писем не слишком-то много узнаешь.

«Из твоих тоже», — хотел ответить Киф, но смолчал.

— Особенно не о чем рассказывать.

— Ты только учишься там, сын, — спросил отец, — или н спортом немного занимаешься?

— Играю немного в бейсбол.

— В бейсбол… — сказал Митч. — Отлично, у нас в пятом лагере есть бейсбольная команда. Я тебя как-нибудь возьму туда, чтоб посмотреть, на что ты способен.

— Тебе будет интересно посмотреть на то, что отец соорудил в сарае, — сказала Джо.

— Я покажу тебе после ужина, сынок. Я поставил туда кое-какие атлетические снаряды. Там настоящий гимнастический зал.

— О! Неужели это правда, отец?

— Ну, я набрал немного лишнего веса за последние годы.

Джо снисходительно улыбнулась, когда Митч похлопал себя по плоскому животу.

— Просто он хочет сказать, что был недавно на лесозаготовках и там обнаружил, что не может больше тягаться с молодыми мужчинами.

Эдит приподняла изящную бровь:

— Ты не смог тягаться с Карром, отец?

— Ну, Эдит…

— Ничего, ничего, Джо. — Митч жестом успокоил ее.

— Я действительно не так хорошо умею справляться с двуручной пилой, как когда-то с топором.

Глаза Эдит засверкали:

— Так Карр молодец, ведь так, отец? Я знала, что так и будет. — Она надулась. — Вы думаете, что раз он маленький, так уже и не мужчина, но это не так. Он молодец, ведь правда, отец?

— Удивительно, но да, — признался Митч с печальной улыбкой, — я вынужден отдать ему должное. Для такого маленького мужчины, как он, Карр просто отлично справляется. «Ух», — подумал Киф, а вслух он сказал:

— Я бы очень хотел взглянуть на твой гимнастический зал, отец.

— Пойдем туда сразу после ужина. Потом в комнате повисла какая-то напряженная тишина, как будто всем было нечего сказать. Киф так и хотел крикнуть, что он ведь отсутствовал только пять месяцев. Неужели за это время он стал чужим? Но он только спросил:

— А где Джинкс и Райль?

— Райль в заливе Кус по делам. Он теперь моя правая рука, Киф, но он приедет домой на Рождество — по крайней мере, я на это надеюсь. Он целиком погружен в дела, даже забросил свое рисование.

— А я думала, что это Карр целиком погружен в дела, — пробормотала Эдит, но Киф не обратил внимания на этот комментарий.

— Никто ничего не говорит о Джинкс. А где она?

Все в комнате затихли. Отец посмотрел в окно. Мама уставилась в пол, а пальцы ее теребили кончик платка. Киф переводил взгляд с одного на другого, а сердце его бешено заколотилось. Что-то случилось с Джинкс, что-то ужасное. Затаив дыхание, он ждал, пока кто-нибудь скажет ему, что.

— Неужели никто не писал тебе об этом? — удивилась Эдит. По ее слащавой улыбке Киф понял, что он не напрасно волнуется. — Как же, ведь Джинкс сбежала с кузеном Эриком в море, и с тех пор мы ничего не знаем о ней.

— Джинкс с кузеном Эриком? — Киф ждал, что родители опровергнут слова Эдит, но они молчали.

Он чувствовал себя так, будто получил пинок под зад. Джинкс ведь особенная, а кузен Эрик… Ну, он ничего особенного из себя не представлял, уж это точно.

— Когда это случилось? Когда она убежала?

Джо откашлялась:

— В сентябре, дорогой. Эрик привез из Германии новый парусник отца, потом заскочил ненадолго к себе домой, а когда уехал, Джинкс поехала вместе с ним.

— И вы не могли остановить ее? Сказать, чтоб она не делала этого?

— Мы узнали об этом только тогда, когда было уже слишком поздно. Она уже уехала.

В мамином голосе Киф услышал скрытую боль, но это было ничто по сравнению с его собственными чувствами… Джинкс и кузен Эрик — такой странный альянс. Этот старик, притворяющийся ребенком…

— А Райль знает об этом? — Задав этот вопрос, он сразу понял, какую глупость спросил. Конечно же, Райль знает — ведь это произошло три месяца назад.

Только Кифу не рассказали об этом.

— Просто я хотел спросить, как Райль… как…

Ему ответил Митч:

— Райль в порядке. Он полностью окунулся в дела.

Киф почувствовал себя так, как будто в живот ему налили расплавленного свинца. Джинкс никогда б не уехала, если бы ее не заставили это сделать.

Карр приехал домой в Сочельник. Эдит была в своем новом зеленом шелковом платье, украшенном цветами и лентами. Волосы ее были завиты, и выглядела она так, как будто вот-вот должна была лопнуть от радости. Карр отрастил бороду и усы, и они придали ему солидность.

— Расскажи мне о своих делах, скорее, — потребовала Эдит. Он усмехнулся:

— Ну, благодаря отцу я научился многому. Сначала я укладывал в ряд поленья, потом стал направляющим за три доллара в день, а теперь работаю вальщиком.

— Ты хорошо поработал, Карр, — сказал Митч.

— Спасибо, сэр, стараюсь. — Глаза его выражали искреннее почтение.

Киф с трудом мог поверить в то, что это его братец Карр. Он выглядел таким загорелым здоровяком с этой аккуратно подстриженной бородкой. Почему-то даже его глаза изменили цвет — они больше не казались желтыми. А потом Киф увидел, что ногти Карра все так же обкусаны. «Карр все такой же, — подумал Киф, — даже если он превратился в мужчину с невинными, ангелоподобными глазами».