Форштевень лодки проскреб по черному береговому песку, и мысли Кеннита сразу вернулись к настоящему. Он обвел глазами маленькую, не очень-то приветливую бухту. Гребцы уже выпрыгнули через борта и тащили шлюпку на сушу. Кругом поднимались скальные стены, заросшие зеленью. В расщелинах камня, полускрытые растительностью, запутались кости какого-то громадного животного. Корень одного из деревьев у края скал подался, и вечнозеленые ветви неестественно свисали вниз, достигая песка. Узкая тропинка вилась наверх, исчезая в расселине черного камня…
Кеннит выкарабкался из лодки наружу. Склизкие водоросли, раковины синеватых мидий и белесых морских желудей, облепившие прибрежные камни, делали опору ненадежной для его костыля. И он взял Этту за плечо, как бы любовно обнимая ее.
– Этта и Уинтроу пойдут со мной. Вы двое останетесь ждать здесь!
Гребцы неохотно пробормотали в ответ – дескать, поняли, слушаемся, господин капитан. Кеннит уже отвернулся от них, без большого воодушевления оглядывая крутую тропку. Ему предстоял долгий путь пешком, да все по каменистой дороге. Он даже на краткое время усомнился в мудрости принятого решения. Но потом встретился глазами с Уинтроу. Юнец очень нервничал, но был сам не свой от предвкушения чуда. И Кеннит на одно ослепительное мгновение вновь ощутил все ту же таинственную связь между собой и Уинтроу. Уинтроу был поразительно похож на него самого в юности. Он ведь тоже порой чувствовал подобное возбуждение. Обыкновенно в тех случаях, когда впереди показывался особо многообещающий, явно богатый корабль… Но мгновение миновало, и слабую улыбку, возникшую было на лице капитана, вновь сменило выражение заранее испытываемого отвращения. И он решительно отринул столь некстати вернувшуюся память. Нет! У него никогда не было ничего по-настоящему общего с Игротом. После всего, чему подверг его этот человек, воспоминания о нем не вызывали у него ничего, кроме чувства ненависти и презрения.
– Вперед! – скомандовал Кеннит до того резким тоном, что Уинтроу даже вздрогнул. Кеннит же, опираясь на плечо Этты, двинулся в глубину узкой теснины.
К тому времени, когда они достигли макушки первого холма, его рубашка на груди прилипла к телу от пота. Волей-неволей пришлось остановиться для отдыха. «Такой уж сегодня день, – упрямо сказал он себе. —Гораздо жарче, чем в прошлый раз, когда я был здесь…»
Потом они вошли под сень деревьев, и, невзирая на тень, жара сделалась еще удушливей. Галечная тропинка, тянувшаяся сквозь владения Других, оставалась все так же тщательно убрана. Помнится, когда Кеннит тогда проходил здесь, талисман на запястье сообщил ему, что на тропке лежало заклятие, имевшее целью не допустить, чтобы кто-нибудь остался на острове. Теперь, вглядываясь в зеленый сумрак пышного леса, Кеннит мысленно отмахнулся от россказней талисмана. Чепуха. Нет тут никакого заклятия. Просто кто же в здравом рассудке захочет уходить с прямой и ровной дорожки и ломиться сквозь густые, цепкие дебри?… Кеннит вытащил платок и вытер лицо и шею. Потом огляделся и обнаружил, что двое спутников терпеливо ждут его.
Он сдвинул брови:
– Ну? Готовы? Тогда идем дальше!
Галька тропинки непредсказуемо ползла под его костылем и деревянной ногой. Приходилось все время следить за равновесием, и это непрестанное усилие многократно удлиняло для него тропинку, извивавшуюся то вверх, то вниз по склонам холмов. На следующей вершине ему снова пришлось остановиться. И вот тут-то, переводя дух, он и нашел решение.
– Мне здесь не рады, – произнес он вслух. Деревья эхом отразили его слова, как бы выражая согласие. – Другие всячески мешают мне, добиваясь, чтобы я повернул назад. Но я так просто не сдамся! Уинтроу получит свое предсказание!
Он опять поднес к лицу платок и тут обратил внимание на талисман у себя на запястье. Деревянная рожица застыла в дурацкой улыбке – рот приоткрыт, язык высунут. Талисман издевался над ним. Кеннит ткнул его ногтем в лоб и попытался царапнуть, но диводрево, превосходившее твердостью железо, как обычно, не очень-то заметило его усилия. У талисмана даже веки не дрогнули. Кеннит поспешно глянул на Этту с Уинтроу. Они непонимающе смотрели на него. Пришлось еще поскрести талисман. Пускай думают, что он оттирает с него налипшую грязь.
Он сделал над собой усилие и отдал нелегкий приказ:
– Иди вперед, Уинтроу. Может, и лучше будет, если ты пройдешь Берег Сокровищ один, не отвлекаясь на мое присутствие… Я, чего доброго, еще подскажу тебе поднять что-нибудь, чего тебе не полагалось бы обнаружить… Это может исказить предсказание, а мне не хочется, чтобы оно оказалось искажено. Поэтому ступай и не жди меня. Мы с Эттой подоспеем как раз к тому времени, когда Другой станет истолковывать найденное. Только это на самом деле и важно… Беги же!
Уинтроу все не решался оставить его. Он даже переглянулся с Эттой, и та едва заметно пожала плечами. Кеннит пришел в ярость:
– Ты слышал приказ? Какие тебе еще нужны подтверждения? Пошел!…
Рявкнул он так, что мальчишку точно ветром унесло вперед по тропе.
– Вот и отлично…-пробормотал Кеннит удовлетворенно. И покачал головой, глядя вслед Уинтроу: – Я две вещи должен хорошенько преподать ему. Беспрекословное послушание и умение действовать самостоятельно… – И он снова сунул под мышку костыль: – Иди за мной. Пойдем не спеша. Я хочу, чтобы Уинтроу досталось побольше времени в одиночестве на берегу. В таком деле торопиться незачем…
– Это точно, – согласилась Этта. Она оглядывала лес по сторонам дорожки: – Странное место… Мне редко приходилось видеть подобную красоту. И все же она меня к себе как бы не допускает…
Похоже, ей внезапно сделалось страшно. Она придвинулась к Кенниту и взяла его свободную руку. Он лишь мысленно покачал головой. Эти женщины такие беспомощные… И почему талисман так настаивал, чтобы он ее с собой захватил?… Причем он не то чтобы советовался с треклятой вещицей относительно сегодняшнего похода. Талисман сам полез к нему со своим мнением, причем высказал его не однажды, но многократно: «Возьми с собой Этту! Ты должен непременно взять с собой Этту!…» Твердил и твердил. И вот посмотрите-ка теперь на нее. Помощница. Защитница. Это ему придется заботиться о ней и защищать…
– Пойдем, – выговорил он твердо. – Пока ты на троне, никто и ничто тебя не обидит.
Уинтроу несся бегом… Нет, он убегал не от Кеннита с Эттой. Скорее наоборот, ему казалось, он поступил как трус, оставив их там одних. Он убегал от самого леса. Ему без конца мерещилось, будто тот накрывал его зелеными ладонями, словно пойманного мышонка. Он удирал от странной и чарующей красоты невиданных и непостижимо грозных цветов, от бередящих душу ароматов, которые и притягивали его, и вызывали отчетливое отвращение. Он спасался от шепота листьев, обсуждавших с горячим ветром его неминуемую погибель… Он мчался во весь дух, и сердце в груди колотилось не столько от бега, сколько от страха. Он бежал и бежал, пока дорожка буквально не выплеснула его из-под лесного покрова на широкое поле над морским берегом. Впереди раскинулся полумесяц песчаного пляжа, ограниченный с двух сторон зубастыми утесами. Уинтроу остановился, ловя воздух ртом и пытаясь сообразить, что же ему следует теперь делать.
Кеннит не вдавался в подробные объяснения.
«Все очень просто, – сказал он ему. – Идешь себе по пляжу, подбираешь все, что привлечет внимание и понравится, а возле утесов тебя поприветствует Другой. Он попросит у тебя золотую монету. Ты дашь ее ему. Просто положишь ему на язык. После этого он произнесет предсказание…-И Кеннит понизил голос, чтобы доверительно поведать: – Кое-кто говорит, будто на острове живет истинная провидица. Одни считают ее жрицей, другие – заточенной Богиней. Легенда гласит, что ей известно прошлое. Все-все, что когда-либо происходило. И, зная минувшее, она может угадывать будущее. Правда, сам я в том сомневаюсь… По крайней мере, сам я ничего похожего не видел, когда был там. А Другой говорит лишь о том, что нам необходимо узнать…»
