– Принести масло из трюма! Мы и сами метательные горшки можем устроить! – распорядился Грэйг гневно.

– И приготовить воду – пожар тушить! – приказала Альтия. – И еще, Грэйг! Пусть Офелии дадут что угодно – запасной рей* [Рей – на парусном судне горизонтальная поперечина на мачте, служащая для крепления и натяжения парусов.] или хоть весло, чтобы ей было чем от них отбиваться! – И закричала: – Смотри! Она не намерена отступать!…

Офелия, на палубах которой происходила лихорадочная суета, снова принялась действовать самостоятельно. Все усилия штурвального пропали впустую – нос корабля покатился не прочь от калсидийской галеры, а прямехонько на нее. Она протянула вперед обе руки… и, как раз когда смоляные горшочки были уже подожжены, а луки натянуты, тут-то Офелия принялась колошматить по галере, точно взбеленившаяся школьница.

– Ах вы, свинтусы калсидийские! – Вот самое пристойное, что она выкрикивала при этом. – Вы что это себе вообразили? Останавливать нас вздумали в наших же водах? Я вам покажу, шлюхины вы дети! Вы и есть пираты самые настоящие! Ах вы, работорговцы вонючие, паразиты бесстыжие…

Одна из ее размашистых оплеух попала точно в цель: огромная ладонь, сработанная из твердого диводрева, угодила по деревянной конской голове на носу галеры. Пальцы Офелии тотчас сомкнулись, и она навалилась на врага всем своим весом – движение, резко накренившее оба корабля разом. И тут и там закричали сбитые с ног матросы, но галера была меньше и оттого пострадала сильнее. Так же внезапно, как схватила, Офелия выпустила ее – и галера буквально встала на дыбы, точно детская лошадка-качалка, запрокинутая слишком смелым наездником. Понятное дело, все натянутые тетивы были спущены во время переполоха, пылающие горшки полетели какой куда. Один разлетелся и жадно вспыхнул на палубе самой же галеры. Еще два перелетели палубу «Офелии» и шлепнулись в воду, чтобы загаснуть в жирных облаках дыма и пара…

Но последний все-таки ударил живой корабль в правую скулу*. [Скула – место перехода от днища к борту корабля. Обычно имеют в виду соответствующее место в носовой части судна, возле форштевня.] Мгновенным движением Офелия прихлопнула обожженное место… Отдернула руку – и прилипшая смола тотчас же вновь запылала. Офелия завизжала опять – ее пальцы охватил огонь.

– Сбивай огонь!!! – закричала Альтия что было мочи, между тем как моряки уже вовсю поливали водой борт. Но Офелия вряд ли даже услышала девушку. Вновь, игнорируя действие собственного руля, она навалилась на вражескую галеру и горящими руками ухватила ее за бока! Встряхнула ее, точно наскучившую игрушку, а потом презрительно отшвырнула прочь! При этом большая часть горючей смолы осталась на обшивке галеры. Выпустив ее, Офелия стиснула руки одну в другой. Яростно оскалила зубы и как можно плотней сжала огромные кулаки, удушая огонь, посмевший ее обжечь. А потом – ни дать ни взять оскорбленная дама, стремительно удаляющаяся, подхватив юбки, из комнаты, – Офелия внезапно подчинилась требованию парусов и руля, и полоса воды между нею и калсидийской галерой стала быстро расти. Офелия лишь волосами тряхнула, проходя мимо…

Калсидийцам же было отнюдь не до преследования. От их корабля валил густой черный дым, на палубе ревел огонь и слышались вопли вояк, которым особо некуда было деться с горящего корабля. У кого-то там еще хватало духу и сил выкрикивать вслед «Офелии» проклятия и угрозы, но ветер и треск огня заглушали все голоса.

«Офелия» шла прочь прежним курсом…

– Мне скучно. У меня болит голова. Отвлеки меня от боли! Развлеки меня!

Серилла даже не отложила пера, которым писала.

– Государь сатрап, это не входит в мои обязанности, – заметила она негромко. – Ты вызвал меня сюда, чтобы посоветоваться, что делать с Удачным, – и она указала на стол, заваленный свитками и раскрытыми книгами. – И, как видишь, именно этим я и собиралась заняться.

– Могу ли я обращать какое следует внимание на твои советы, когда у меня голова от боли раскалывается? И глаза не смотрят…

Серилла неохотно отложила страницу, которую просматривала. И обернулась к молодому человеку, распростертому лицом вниз на мягком диване. Его было почти не видать за ворохом шелковых подушек. Серилла с трудом удержалась от раздраженного ответа.

– А я, – сказала она, – не могу обещать, что тебя так уж развлечет мой совет. Впрочем, если ты сядешь к столу рядом со мной, я с удовольствием введу тебя во все тонкости тяжбы, затеянной торговцами Удачного.

Сатрап застонал.

– Серилла, ты усугубляешь мою головную боль… Да еще и получаешь от этого удовольствие. Я вижу, в тебе нет ни капли сочувствия. Поди прочь и пришли сюда Бери… Или эту новую Подругу, приехавшую с острова Клячи… Как бишь ее звали? Имя такое… вроде как название пряности напоминало… мак, не мак… а-а. Мег! Да, пришли сюда Мег!

– Слушаю и радостно повинуюсь, государь сатрап.

Серилла отпихнула бумаги и собралась подняться из-за стола. Она была оскорблена и даже не пыталась этого скрыть.

Юноша перекатился в подушках и протянул бледную руку:

– Нет! Я передумал. Я знаю, я должен выслушать твое премудрое мнение об Удачном. Ибо все мои советники говорят, что положение дел грозит немалой бедой. Но… как я могу размышлять, если боль сводит меня с ума? Ну пожалуйста, помассируй мне голову, Серилла. Хоть немножко…

Она выбралась из-за стола, сделав еще одно усилие, и ее лицо приняло выражение безмятежной приятности. «Дело торговцев Удачного должно быть разрешено», – напомнила она себе. Решение, кстати, могло оказаться таким, что и она сама не осталась бы внакладе.

– Государь Касго, я отнюдь не намеревалась тебе досаждать… Если у тебя болит голова, я сейчас изгоню боль массажем… А потом мы поговорим об Удачном. Как ты совершенно верно заметил, положение дел угрожающее. И, если желаешь знать мое мнение, нынешней позиции сатрапу не удержать.

Серилла пересекла комнату, стащила на пол груду подушек и устроилась на них возле дивана. Касго тотчас подполз ближе и уложил голову ей на колени. Закрыл глаза и потерся щекой о ее бедро. Ну ни дать ни взять ягненок при мамке – тычется носом в поисках молока… Серилла только стиснула зубы.

– Не иначе это проклятие… – застонал Касго. – Эти бесконечные головные боли… расслабление желудка… скопление газов… Какая-нибудь ведьма напустила на меня порчу… Что еще может быть причиной подобных страданий?

И одна его ладонь оказалась у женщины на бедре.

Она между тем коснулась пальцами основания его черепа и стала осторожно разминать все места, где чувствовала напряжение. Похоже, он и в самом деле ощущал боль. Некоторую.

– Немного свежего воздуха пошло бы тебе на пользу, мой государь. Да и для слабого желудка нет ничего лучше физических упражнений. В садах с южной стороны храма сейчас чудо как хорошо… Если бы мы подошли к зарослям тимьяна, его аромат мигом унес бы всю твою боль…

– Гораздо проще послать слугу, чтобы он срезал ветки и принес прямо сюда. Не люблю солнечных дней вроде сегодняшнего! Яркое солнце так болезненно режет глаза… Да и как ты можешь говорить о прогулке, когда я так измучен? – Его пальцы как бы случайно приподняли краешек ее юбки. Стали изучать гладкую кожу… – И потом, – продолжал он, – когда последний раз я посещал храмовые сады, дорожка оказалась неровно вымощена, и я споткнулся! Я упал! Прямо на колени, словно какой-нибудь раб!… Мои руки оказались перепачканы в земле… А тебе хорошо известно, как я ненавижу всяческую грязь, – довершил он капризно.

Серилла взялась за мышцы возле основания его шеи и принялась основательно разминать их – так, что он то и дело вздрагивал от глубоких щипков.

– Ты в тот день был пьян, государь, – напомнила она ему. – Поэтому и упал. А грязь на руках была твоей собственной блевотиной… в которой ты и поскользнулся.

Он вывернул шею, чтобы посмотреть на нее.