– А чего вы на меня-то уставились, – огрызнулся Багрец. – Я, яко князь нас всех поучал, допреж вникнуть хочу. Потому токмо и вопрошал, чтоб до тонкостев все для себя уяснить. А так-то куды Федор Константинович поведет, хошь к черту на рога, туды и я со своими людишками следом.

– И я за своих тако же отвечу, – поддержал его Заскок.

– Вот и славно, – облегченно вздохнул я. – А для начала выберем, кто желает поехать вместе со мной и государем в татарский лагерь. Мне нужны три сотника….

 Первым вызвался, успев опередить остальных, Самоха. Я не возражал. Да и ребята в его сотне подобрались под стать своему командиру, отчаянные. Таких ничем не напугаешь.

Но, как выяснилось, Самоха просто опередил остальных, а желающими оказались все, и я немного растерялся. И тут подал голос Груздь. Мол, никогда тебя, князь, ни о чем не просил, а ныне дозволь быть рядом. Я согласно кивнул.

Оставался третий. Но на меня навалились сразу все, и пуще остальных три командиры особых охранных сотен: Багрец, Найден Заскок и Жегун Клюка. Дескать, они и без того притомились без настоящего дела, да и весенний поход в Эстляндию пропустили. А Клюка – ох, хитер, зараза! – еще и дополнительные аргументы в пользу своих людей подкинул. И то, что Федору Борисовичу при виде лиц, которые он привык видеть в своих покоях, спокойнее будет, и то, что посчитаться его люди жаждут за погибших недавно товарищей, и что именно у них самые меткие стрелки.

Однако насчет последнего возразил командир особой снайперской сотни Горчай, иронично предложив потягаться с его людьми. У него, правда, всего шесть десятков, но каждый двоих стоит.

– А ты не забыл, откуда они к тебе пришли?! – возмутился Клюка. – Я ж тебе прошлую осень почитай чуть ли не цельный десяток передал.

– По повелению князя, – уточнил Горчай.

Споры разгорались все жарче, и лишь один Федот Моргун сидел спокойно, время от времени довольно улыбаясь и благодушно поглаживая свою бороду. Оно и понятно – без пушкарей мне ни за что не обойтись. Опять же пару часов назад ему из Пушкарского двора привезли и вручили «стреляющие сундуки». Ясное дело для чего и для кого предназначена эта новинка, так что участие лично его самого как и его людей в предстоящем деле сомнению не подлежало.

«Странное дело, но в полку гвардейцы каждой сотни отчего-то в подавляющем большинстве стремятся походить на своего командира», – пришло мне в голову, глядя на его бороду. У Гранчака, возглавившего бывшую сотню Микиты Голована, они рассудительные, спокойные, у Самохи отчаянные, безбашенные. И внешне гвардейцы стремятся копировать своих командиров. Ни в одной сотне нет такого количества бородатых, как у пушкарей; люди Бакуры перед ответом непременно чешут лоб; в сотне Груздя гвардейцы переговариваются с ленцой, да и ходят неспешно, преображаясь лишь в бою; а кое-кто из людей Аркуды даже пытается косолапить, как этот здоровяк.

А впрочем, чему удивляться. Любой психолог влет заявил бы, что оно вполне естественно. Мол, недавние мальчишки непроизвольно ищут объект для подражания, разумеется, выбирая из того, кто поближе, но не сверстника, а начальника. Я и сам частенько слышу и от гвардейцев, охраняющих мое подворье, да и от тайных спецназовцев: «Чудненько, славненько…».

«Ладно, это все лирика, а надо дело делать», – спохватился я и, вмешавшись в перепалку сотников, оспаривавших честь поехать послезавтра со мной в татарский лагерь, на ходу перекроил свой первоначальный план. Мол, в лагерь поедут шестеро из них, включая людей Горчая и его самого.

– Самоха, Груздь, Горчай, – начал загибать пальцы Жегун Клюка. Помедлив, он сделал вид, будто спохватился, и зажал еще один. – Ну да, и я сам. А кто ж двое остатних, княже?

Аркуда недоуменно уставился на него.

– А когда енто тебя князь назначил?! – возмутился он.

– Как?! – в свою очередь изумился тот. – Ты чего, не слыхал что ли?

– Не-ет, – и Аркуда, набычившись, зло уставился на Клюку.

– Ох, Жегун, Жегун, – усмехнулся я, вмешиваясь в их спор. – Не зря тебя Клюкой прозвали[45]. Ну-ка заканчивай. Хитрости в бою хороши, а своих переклюкати негоже, – и распорядился. – Значит, Горчай само собой, первых двоих я переназначать не стану – княжеское слово крепче булата, а остальные, коль на то пошло, пускай бросают жребий.

Управились быстро, набросав в шапку бумажки и пометив три из них крестиком. Первую вытащил Аркуда, довольно помахав ею перед носом Жегуна, вторую – Заскок, а третью… сам Клюка.

– Я ж сказывал, княже, что ты меня назначил. Поторопился чуток, но ить верно говорил, – заметил он и добродушно улыбнулся Аркуде. – Рад, рад, что именно тебе удача выпала.

– А уж я как рад, – проворчал он, но, не выдержав, тоже улыбнулся, довольный своим везением.

Сам бы я это таковым не назвал – крестик на бумажке послезавтра запросто мог обернуться могильным крестом для любого из них.

– Теперь так, – распорядился я. – Сейчас отбираете людей, чтоб и сообразительные, ну и в стрельбе из лучших. Готовность через час. Заодно растолкуете, что им предстоит. Кто не пожелает ехать – не брать. Вооружение: метательные ножи, сабли, по паре пистолетов за поясами и по три гранаты. Пищали приготовить те, что не требуют фитилей. Заряжать их будем послезавтра поутру, чтоб порох за ночь не отсырел и тогда же сложим на телеги.

– Погоди, княже, но ты ведь сказывал, что инако с татарами уговорился, – остановил меня Долмат.

– Инако, – подтвердил я и многозначительно улыбнулся. – Поэтому и выпросил у них лишний денек, чтобы успеть отработать подмены. Но о них позже, когда отберете людей, а я пока займусь с телохранителями.

Те уже ждали меня в обширном внутреннем дворе, вполне приемлемом для предстоящих репетиций. Памятуя о том, что сопровождать государя дозволено двум десяткам, к восьми телохранителям по моему распоряжению Вяха Засад добавил дюжину своих спецназовцев. Возглавил их заместитель Вяхи по имени Сбой. Правда, едва Засад услышал, что им предстоит, как попытался все переиначить, вызвавшись принять личное участие в захвате, но я ему отказал, заявив, что подыскал ему не менее ответственное дело – повязать ханскую свиту возле шатра.

На сей раз я излагал предстоящую задачу быстро, устав от повторов, но ребятки были понятливые, понимали с полуслова, тем более, что на первый взгляд все выглядело на удивление просто. Всего-навсего по моему сигналу навалиться на Годунова, Кызы и его сына, если он окажется в ханской свите. Далее те, кто закроет собой Федора, остаются лежать на нем, дожидаясь, чтоб утихла первая сумятица – не дай бог Годунова в горячке достанет шальная стрела. Остальных же вяжем и ставим на ноги, демонстрируя татарам, что они в наших руках. А для убедительности ножи к горлу каждого. И ставим их таким образом, чтобы закрыть ими государя. Лишь тогда позволяем подняться и ему самому.

– Все равно опасно, – проворчал Метелица.

– Не спорю, – согласился я. – Но на нем будет надета кольчуга, да еще шуба со стальными вкладками. Тому, кто его закроет, куда опаснее. Может достаться.

– Не привыкать, – отмахнулся Летяга, поспешив успокоить меня. – Да ты не сумлевайся, княже. Эвон, в Пайде от пуль Федора Борисовича уберегли, а от стрел басурманских….

– Но действовать надлежит не просто быстро, но стремительно, как молния, – предупредил я.

– А с прочими чего делать? – осведомился Метелица. – При хане-то невесть сколько людишек окажется.

– Ими займется Скок и его люди, – пояснил я. – У них в связках мехов, которые они понесут хану, будут спрятаны пистолеты…. Но стрелять надлежит в первую очередь в ханских телохранителей – они нам ни к чему. Остальных же лучше брать в плен. Чем больше заложников, тем лучше.

Оружие я подобрал исключительно трофейное, с ударнокремневым замком, распорядившись собрать его со всего полка, равно как и пищали. Они, конечно, не столь надежны, как фитильные, какая-то часть непременно подведет, даст осечку, но зато им не требовался зажженный фитиль.