Закончили мы засветло, но солнце успело зайти за горизонт. К тому времени я еле передвигал ноги, а в голове осталось только одно желание: скорее бы все кончилось. Но требовалось подкрепить энтузиазм, подпитав его, чтоб хватило до завтрашнего вечера. И я, собрав людей в каре подле маленькой деревянной церквушки Ильи-пророка, толкнул им речугу, расписав, что за былины начнут слагать об их завтрашнем подвиге, какого не бывало в веках. Много я чего им наговорил, пытаясь вселить в застывший передо мной строй уверенность в грядущей победе.

Кажется, прониклись, осознали и даже, судя по гордо вскинутым головам, возгордились. Значит порядок. Можно и заканчивать. Правда, остался финал. Что бы такого сказать напоследок?

Я внимательно обвел взглядом стоящих. Гвардейцы смотрели на меня преданно, с верой. В голове невольно мелькнуло: «А сколько из них к завтрашнему вечеру глядеть уже никогда не будут? Не на меня – вообще».

Я стиснул зубы, упрекнув себя, что становлюсь излишне сентиментален, а сейчас надо быть…. Каким? Ответа я найти не успел – кто-то из дальних рядов ахнул:

– Гляньте, на куполе-то чего деится! Крест-то! Эхма!

И столько восторга было в этом восклицании, что все мгновенно задрали головы, уставившись вверх. Я поначалу не понял, но когда последовал примеру остальных, обомлел. Да, понимаю, объяснение простое: прощальный луч скрывшегося за горизонтом солнышка уже не мог осветить землю, но достал до верхушки деревянного купола. И все равно зрелище было фантастическое. Крест на куполе не просто сверкал сам, словно его только что начистили каким-то суперсредством, но и воздух вокруг него тоже горел, переливался, создавая радужный ореол.

Поначалу я как и остальные, зачарованно любовался, но через пару секунд спохватился. Такой эффект грех не использовать в своих целях и я рявкнул что есть мочи:

– А ежели бог с нами, кто на ны?!

И разом спало незримое напряжение, витавшее над строем. Загомонили, загудели, на лицах улыбки, словно завтра предстоит веселая прогулка, а не…. Впрочем, того, кто знает, что кому суждено, не спросишь. Хотя….

«Спросить-то не получится, а вот попросить кое за кого…», – осенило меня.

Как гласит мудрая ирландская поговорка, умный, оправляясь в путь, непременно помолится богу, но мудрый при этом не станет проклинать и дьявола. Мне, а главное Годунову назавтра предстояла такая дорожка, что в своем стремлении обеспечить Федору максимум безопасности, я был готов просить о помощи кого угодно – ангелов, богородицу, бога, черта и самого сатану.

Но как молиться темным силам я не знал. Да и не хотелось, честно говоря, связываться с ними – то ли помогут, то ли обманут. Опять-таки и цена может оказаться слишком высокой…. А что касаемо светлых, то они, на мой взгляд, чересчур высоко сидели. Да и воспитание… Молиться-то надо искренне, а как это сделать, если во мне до сих пор сказывался отцовский воинствующий атеизм, из-за которого я доселе испытывал изрядный скепсис как к самой церкви, так и к ее служителям. А когда просишь, но не веришь, то ничего хорошего не жди – еще обидятся чего доброго и наоборот напакостят.

Поэтому оставался третий вариант – воззвать к славянским богам, благо, моя травница, будучи в молодости отчаянной язычницей Светозарой, могла это сделать. И я, распустив народ, не взирая на усталость, гудящую спину и свинцовые ноги, поплелся к Петровне. Идти предстояло недалеко. Еще вчера вечером я переправил ее и Резвану в слободу иконников, расположенную рядом с Арбатскими воротами, выделив им уютный домик старосты.

«Не факт, что и они услышат, – рассуждал я на ходу, – не факт, что захотят «спускаться», но вдруг. А когда тонут, как известно, и за соломинку хватаются».

Впрочем, тут, памятуя кое-какие прошлые обстоятельства, получалась даже не соломинка или прут, а доска. Нет, скорее бревно. Ведь кто-то прошлым летом в Серпухове толкнул меня в бок, заставив повернуться, а мгновением позже арбалетный болт вместо того, чтобы войти под сердце, лишь пропорол мне кафтан, да слегка поцарапал кожу. Да и по пути в Москву, когда мы сидели с Басмановым близ костра, я всего мгновением раньше нагнулся, иначе….

Словом, была мне сверху какая-то помощь после ворожбы моей Петровны, а уж кто приходил на выручку – суровый воитель Перун, покровительница любви Лада или бог счастливого случая светлокудрый красавчик Авось – абсолютно неважно. Главное, приходили и спасали.

Но сегодня я хотел просить не за себя, а за всех тех, кто завтра поедет со мной в стан крымского хана, и в первую очередь за Годунова. Ну и за Ксению. Ей воевать не придется, но шальная стрела глупа и зла, впивается в кого ни попадя.

Петровна поняла цель моего визита без каких-либо пояснений. Я и рта не успел раскрыть, как она, указав мне на широкую лавку с подушкой, буркнула:

– Рано покамест. Эвон, поспи чуток, а время придет, разбужу.

Едва моя голова коснулась подушки, как я мгновенно провалился в непроглядную тьму. Правда, длилось это недолго. Полное впечатление, что проспал от силы несколько секунд, а тебя уже будят.

– Вставай, вставай, полночь пришла, – поторопила травница.

Я сел, потряс головой, потер виски и с удивлением обнаружив, что от усталости не осталось и следа. Такое ощущение, будто зарядился бодростью чуть ли не до завтрашнего вечера. Петровна, когда я сообщил ей об этом, удовлетворенно хмыкнула:

– Выходит подсобили, – и она кивнула на табурет, стоящий подле лавки, сиденье которого было завалено пучками каких-то трав. Понятно, средневековая аромотерапия во всей красе.

Поначалу мы вышли на передний двор, но Петровна, покосившись на маячивший метрах в пятидесяти церковный купол, осуждающе покачала головой.

– Негоже одним на виду владений другого показываться. Могут и не прийти, – и повела меня обратно, в обход дома, на задний двор.

Костёр, разведенный ею возле какого-то сарайчика, на сей раз разгораться не спешил. Вспыхнув в самом начале, он мгновенно съежился и принялся чадить, давая черный удушливый дым. Петровна некоторое время вглядывалась в него, мрачнея на глазах, и сурово прокомментировала:

– Сказывала ведь я тогда – не следовало тебе к чужим обращаться, да еще к такому…., – она с омерзением передернулась.

– Так ты не наших зовешь? – удивился я.

– Про наших забудь, – посоветовала она. – Это токмо в присказках ласковое теля двух маток сосет, а в жизни иное: за двумя зайцами погонишься… Теперь они к тебе никогда не придут, зови – не зови. А его, сам зри, без крови не дозваться. Давай-ка заголяй руку….

– Подумаешь, кровь, – хмыкнул я, закатывая рукав рубахи. – Лишь бы помогло.

Петровна вздохнула и сожалеюще уставилась на меня, словно на дите, ляпнувшее нечто несуразное, но по причине неразумности ругать его за явную глупость не имеет смысла.

– Не поймешь ты, князь. Не следует его таковским прикармливать, не то разохотится и не отвадишь. А то он чего доброго и сам что-нибудь учинять примется, дабы ты лишний разок к нему обратился.

– Да к кому нему?! Скажи ты толком!

Травница насупилась, сурово взирая на меня исподлобья, и упрямо отрезала:

– Сказано к нему, значит, к нему. Из древних он. И имени его тебе знать не след, поверь на слово, – и она сокрушенно пробормотала, ловко делая надрез на руке. – Ох, княже, княже, не следовало бы нам его вызывать. Не будь твоя затея столь опасной, нипочем бы не стала к нему взывать, ну да ничего не поделаешь. Пущай хоть он поспособствует.

Мда-а, прямо Гарри Поттер какой-то. Там тоже какую-то страшилку называли не по имени, а Сам-знаешь-кто. Или нет, в моем случае должно звучать чуточку иначе: Сам-не-знаешь-кто.

Постепенно ее бормотание перешло в приглушенный шепот и мне отчего-то стало не по себе. Слишком явственно ее странные слова напомнили мне… пророчицу Ленно. Точнее, не слова, они вроде были иными, а интонация голоса травницы. Эдакая гортанно-тягучая, зловещая….