Она забыла, что хотела сказать дальше, увидев, что он тоже встает. Отчетливо тревожное чувство снова сдавило ей горло.

– Неужели? – медленно спросил он.

– Неужели что?

– Неужели вы не знаете, почему вы все еще здесь, со мной?

– Я даже не знаю, кто вы такой! – воскликнула Элизабет, – Я знаю, где вы побывали, но не знаю ни вашей семьи, ни ваших друзей. Я знаю, что вы по – крупному играете в карты, и не одобряю этого…

– Я также играю по крупному, когда отправляю через океан свои грузы на кораблях, – это не оправдывает меня в ваших глазах?

– И еще я знаю, – отчаянно сказала она, глядя в его потемневшие от страсти глаза, – я совершенно точно знаю, что мне ужасно не по себе, когда вы так на меня смотрите!

– Элизабет, – нежно сказал Ян, и в его голосе прозвучала абсолютная убежденность, – вы здесь потому, что мы оба уже наполовину влюблены друг в друга.

– Чт-т-т-ооо? – ахнула она.

– А если вам необходимо знать, кто я такой, то ответить на это очень просто. – Торнтон погладил ее бледную щеку и положил руку ей на затылок. – Я тот человек, за которого вы выйдете замуж, – спокойно объяснил он.

– О Боже!

– Сейчас уже слишком поздно молиться.

– Вы… вы, должно быть, сошли с ума, – дрожащим голосом сказала Элизабет.

– Вы в точности угадали мои мысли, – прошептал он и прижался губами к ее лбу, придержав за руки, чтобы предотвратить попытку сопротивления. – Вы не входили в мои планы, мисс Кэмерон.

– О, пожалуйста, – беспомощно взмолилась Элизабет, – не делайте этого со мной. Я ничего в этом не понимаю, не знаю, чего вы хотите.

– Я хочу вас. – Он взял ее за подбородок и приподнял его, заставив поглядеть ему прямо в глаза. – А вы хотите меня.

Элизабет задрожала всем телом, когда увидела, что он наклоняет к ней голову и его губы приближаются к ее губам. Отчаянно ища способ предотвратить казавшийся уже неизбежным поцелуй, она попыталась образумить его цитатой из нравоучительных лекций Люсинды.

– Самое большее, что может испытывать благородная английская девушка, это привязанность. Благородные английские девушки никогда не влюбляются.

Его теплые губы были уже совсем близко.

– Я шотландец, – хрипло пробормотал Ян. – С нами это случается, – и закрыл ей рот поцелуем.

– Шотландец! – воскликнула она, когда он оторвался от ее губ.

– Я сказал шотландец, а не убийца, – засмеялся он ее испуганному возгласу.

«Шотландец, да еще и картежник до мозга костей! Хэвенхёрст пойдет с молотка, слуг придется распустить, и весь мир отвернется от меня».

– Я не могу, не могу выйти за вас замуж.

– Нет, Элизабет, – прошептал он, прокладывая горячими губами тропинку к ее уху, – можете.

Он положил руку ей на шею и нежно поглаживал ее, продолжая покрывать поцелуями шею и плечи. Почувствовав ее напряжение, он умоляюще, так, словно она причиняла ему боль своим молчаливым сопротивлением, прошептал:

– Не бойтесь меня, я перестану, как только вы скажете. Захваченная в плен его сильных рук, обманутая его нежными заверениями и ласками, Элизабет приникла к нему, постепенно ускользая из мира реальности в темную бездну страсти, куда он сознательно увлекал их обоих.

Он снова стал продвигаться к ее рту, и она безвольно повернула голову, откровенно ища его губ, вызвав у него полусмех, полустон. Почувствовав сладкую податливость ее губ, он впился в них жарким, требовательным поцелуем.

Вдруг он взял ее на руки и опустил к себе на колено, потом прислонил к спинке дивана и, склонившись над ней, снова жадно. приник к ее рту. Волна примитивной страсти прокатилась по ее телу, она закинула руки ему на плечи и, поддавшись яростному натиску, раскрыла губы, не осознавая, что, утоляя его голод, все больше распаляет его желание.

Когда вечность спустя он наконец оторвался от ее рта, Элизабет была почти без чувств. Медленно возвращаясь на землю из чувственного рая, она подняла тяжелые веки и взглянула на Яна. Слегка склонившись над ней, он вытянулся рядом на диване и тоже смотрел на нее, в глубине его золотистых глаз тлела опасная, но неодолимо влекущая страсть. Он нежно отвел прядь волос с ее щеки и попытался улыбнуться. Не подозревая, каких усилий стоит Торнтону сдерживать свое желание, Элизабет опустила взгляд на его великолепно очерченный рот, вызвав у него тяжелый прерывистый вздох.

– Не смотрите так, – предупредил он охрипшим от волнения голосом, – если только не хотите, чтобы я снова поцеловал вас.

Элизабет была еще слишком неопытна и не научилась скрывать своих чувств, поэтому, когда он заглянул в ее огромные зеленые глаза, в затуманившихся бездонных глубинах ясно отразилось, как сильно ей хочется, чтобы он это сделал. Против такого искушения Ян не мог устоять.

– Обнимите меня за шею, – нежно прошептал он. Она выполнила его просьбу, и их дыхание снова смешалось, и губы слились в поцелуе. На этот раз инстинкт заменил ей опыт, и она крепче притянула его за шею и сама раскрыла навстречу губы, стремясь вновь испытать .то дикое, невыразимо сладкое ощущение, которое прожигало все ее существо от его поцелуев.

– Не делайте этого, Элизабет, – выдохнул Торнтон, резко отпрянув от нее.

Она только крепче обхватила его за шею и приникла к нему. И тут же его горячие губы снова прижались к ее рту, заставив Элизабет выгнуться дугой в его руках. Она слышала, как под ребрами у него колотится сердце, и когда он, уже не сдерживая своей страсти, стал целовать ее в каком-то диком, непонятном ей ритме, кровь зашумела у нее в ушах. Мужская рука властно скользнула ей на грудь, и она испуганно рванулась из его объятий.

– Нет, подождите, – прошептал он, оторвавшись от ее губ, – Господи, подождите. Не сейчас…

Она застыла, потрясенная болью, прозвучавшей в этих словах, и посмотрела ему в лицо. Он чувствовал на себе ее взгляд, но не мог оторвать глаз от выреза ее платья. Однако рука его замерла на ее груди, и растерявшаяся Элизабет наконец поняла, что он остался верен своему обещанию все прекратить, как только она об этом попросит. Не в силах ни остановить, ни поощрить его, Элизабет молча смотрела на его загорелую руку, темневшую на светлой ткани платья, потом нерешительно заглянула ему в глаза. Увидев полыхавшее в них пламя, она еле слышно застонала и расслабилась, уже не пытаясь вырваться из его рук. Большего поощрения ему и не требовалось. Ян снова стал гладить и легонько сжимать ей грудь, не отрывая взгляда от ее глаз, наблюдая, как страх сменяется в них сладкой истомой. До сих пор грудь значила для Элизабет не больше, чем ноги: ноги предназначались для ходьбы, а грудь – для того, чтобы заполнять лиф платья. Она и предположить не могла, что ее грудь может дарить такие чудесные ощущения и, зацелованная до бесчувствия, снова безвольно легла на диван, позволив его пальцам расстегнуть лиф ее платья. Он спустил с ее плеч рубашку и обнажил грудь. Она инстинктивно попыталась прикрыться, но Ян стремительно опустил голову и страстными поцелуями стал покрывать ее пальцы. Элизабет испуганно отдернула руку, и тогда он прижался лицом к ее груди, нежно поглаживая соски и играя с ними губами. Какое-то первобытное чувственное наслаждение пронзило все ее существо, и она застонала, вцепившись пальцами в его мягкие темные волосы, но в голове у нее застучала мысль, что надо немедленно сказать ему, чтобы он перестал.

Торнтон на секунду приподнял голову и, сжав рукой вторую грудь, обхватил губами розовый бутон соска. Тело Элизабет снова напряглось и выгнулось дугой от его будоражащих прикосновений, и она сильней притянула к себе его голову. Внезапно он приподнялся и, не отрывая взгляда от ее призывно вздымающейся груди, хрипло сказал:

– Элизабет, мы должны остановиться.

Сумасшедший вихрь налетевших на нее чувств начал замедляться и внезапно стих. Страсть уступила место страху, а потом и мучительному стыду, как только она осознала, что лежит в объятиях мужчины, платье ее расстегнуто, и тело с готовностью представлено его обозрению. На секунду прикрыв глаза, Элизабет загнала вглубь подступившие слезы и, скинув с себя его руку, приняла вертикальное положение.