– Можешь не продолжать, Дункан. С этим покончено.

– С разговором или…

– Со всем.

– Но мне вовсе так не кажется! – воскликнул Дункан, выведенный из терпения раздражающим спокойствием Яна. – То, что я видел…

– Ты видел конец.

Дункан заметил, что он произнес это с той же окончательностью и веселой невозмутимостью, с которыми говорил о герцоге. Все выглядело так, словно он решил эти вопросы как нельзя более благоприятно для себя, и никто и ничто не сможет заставить его пересмотреть свое к ним отношение. Судя по его реакции, Ян отнес Элизабет к той же категории лиц, что и герцога Стэнхоупского. Вконец расстроенный, Дункан схватил со стола бутылку бренди и плеснул себе в стакан.

– Есть кое-что, о чем я тебе никогда не говорил, – со злостью проговорил он.

– И что же это?

– Я ненавижу, когда ты начинаешь выставлять серьезные вещи в незначительном и забавном свете. Я бы предпочел увидеть тебя в ярости! По крайней мере тогда я хоть знал бы, что могу достучаться до тебя! – в отчаянии воскликнул Дункан.

В ответ на это Ян взял со стола книгу и снова начал читать.

Глава 15

– Ян, может быть, сходишь в сарай и посмотришь, что так задержало Элизабет? – спросил викарий, ловко переворачивая жарившуюся на сковороде ветчину. – Я послал ее туда за яйцами пятнадцать минут назад.

Ян бросил у камина охапку дров, отряхнул руки и пошел искать потерявшуюся гостью. Сцена, которую он застал в сарае, заставила его застыть в немом удивлении. Уперев руки в бока, Элизабет сердито смотрела на сидящих на насесте кур, которые хлопали крыльями и яростно кудахтали.

– Я не виновата в этом! – восклицала она. – Я вообще не люблю яйца. И даже запаха курятины не выношу. – Она начала красться на цыпочках к насесту, и голос ее звучал умоляюще. – Если вы только разрешите мне взять четыре штуки, обещаю вам, что сама не съем ни одного. Послушай, – добавила она, протягивая руку к кудахтающей курице, – я побеспокою тебя только на одну секунду. Я только просуну туда руку и… а-ай! – закричала Элизабет и замахала рукой, которую больно клюнула курица.

– Вам не требуется получать у нее разрешение, – сказал Ян, приближаясь к ней. Элизабет в ужасе обернулась. – Нужно просто показать ей, кто здесь хозяин. Вы должны решительно подойти – вот так…

И без всяких церемоний он вытащил из-под курицы два яйца, причем курица даже не сделала попытки клюнуть его, то же самое он проделал с двумя другими курами.

– Вы что, первый раз в курятнике? – спросил Торнтон, беспристрастно отметив про себя, как она прелестна с этими спутанными волосами и пылающим от гнева лицом.

– Да, – коротко ответила Элизабет, – здесь очень плохо пахнет.

Он засмеялся.

– Ну тогда все ясно. Они чувствуют ваше к ним отношение – животные и птицы всегда это чувствуют.

Она быстро взглянула на него и сразу ощутила какую-то необъяснимую перемену – он улыбался ей, даже шутил, но его глаза ничего не выражали. До сих пор она видела в них иногда страсть, иногда злость, иногда холод – но это было проявлением чувств. Сейчас же в этих глазах не было ничего.

Элизабет не знала в точности, какого отношения к себе ей хочется, но она была совершенно уверена, что не желает, чтобы на нее смотрели, как на забавную незнакомку.

– Слава небесам! – сказал викарий, когда они вошли в дом. – Если вы не хотите, чтобы ветчина подгорела, посидите пока за столом и не отвлекайте меня, пока я не закончу.

– Мы с Элизабет предпочитаем подгоревшую ветчину, – пошутил Ян.

Элизабет слабо улыбнулась в ответ, но тревога ее возросла еще больше.

– Как вы относитесь к картам? – спросил ее викарий, когда они заканчивали завтрак.

– Я знаю некоторые карточные игры, – ответила девушка.

– В таком случае, когда вернутся мисс Трокмортон-Джонс и Джейк, мы могли бы как-нибудь вечерком сыграть в вист. Ты присоединишься к нам, Ян?

Ян, который в этот момент, стоя у плиты, наливал себе кофе, оглянулся и со смехом сказал:

– Ни в коем случае. – И объяснил Элизабет: – Он мухлюет. Абсурдность предположения, что викарий может мухлевать, вызвала у Элизабет смех, который музыкальным звоном разнесся по комнатам.

– Я уверена, что викарий не может делать ничего подобного.

– Боюсь, что Ян прав, моя дорогая, – признался Дункан, простодушно улыбаясь, – но я всегда играю честно, когда у меня есть партнеры. А мухлевать я себе позволяю только в том случае, когда играю с кем-нибудь воображаемым, например, с Наполеоном на острове Святой Елены.

– Ах, вот оно что! – сказала Элизабет, с улыбкой глядя на Яна, усаживающегося за стол со своей кружкой. – Такое и со мной бывает!

– Так вы играете в вист? Она кивнула.

– Эрон научил меня, когда мне было всего двенадцать лет, но до сих пор он каждый раз обыгрывает меня.

– Эрон? – улыбаясь, спросил викарий.

– Это наш кучер, – объяснила Элизабет, радуясь возможности поговорить о своей «семье» в Хэвенхёрсте. – Но в шахматы я играю лучше, этому меня научил Бентнер.

– А это кто же?

– Наш дворецкий.

– Понятно, – сказал викарий, но что-то заставило его продолжить: – А как насчет домино?

– О, тут специалист миссис Бодли, наша экономка. Мы довольно часто играли с ней, но она всегда выигрывала, потому что относится к игре очень серьезно и даже разработала свою систему. А у меня как-то не вызывают энтузиазма эти плоские прямоугольнички с точками. Шахматные фигуры, на мой взгляд, намного интереснее. Вот где действительно серьезная игра.

Ян наконец решил присоединиться к беседе. Выразительно посмотрев на дядю, он с явной иронией объяснил ему:

– На случай, если ты не догадался, Дункан, леди Камерон – очень богатая молодая женщина. – Этой фразой он охарактеризовал Элизабет как избалованную барышню, привыкшую к тому, что любое ее желание всегда с готовностью исполняет целая армия слуг.

Элизабет напряженно выпрямилась, неуверенная, намеренно он нанес ей оскорбление или же это вышло у него случайно, а викарий сурово посмотрел на Яна, видимо, тоже не одобряя если и не смысл фразы, то, во всяком случае, тон, которым она была сказана.

Ян невозмутимо встретил его взгляд, но в душе разозлился на себя за несдержанность. Вчера вечером он дал себе слово не испытывать к Элизабет никаких чувств, и это решение было окончательным. Из чего следовало, что ее моральный облик и образ жизни не должны иметь для него никакого значения. И тем не менее сейчас он нарочно обидел девушку, хотя она ничем этого не заслужила, если не считать того, что сидит тут, такая возмутительно хорошенькая в этом светло-желтом платье и с таким же желтым бантом в волосах. Ян был настолько недоволен собой, что даже упустил нить разговора.

– А в какие игры вы играли со своими братьями и сестрами? продолжал расспрашивать Дункан.

– У меня был только один брат, но и тот почти все время проводил вне дома. Он учился в Лондоне.

– Но, наверное, по соседству жили другие дети, – предположил викарий.

Элизабет сделала глоток чая и покачала головой.

– Вокруг жили арендаторы, которые снимали у нас коттеджи, но у них не было детей моего возраста. Видите ли, у нас в Хэвенхёрсте плохо с водой, а отец не хотел тратиться на ирригационные работы. Поэтому большинство наших арендаторов переехали на более плодородные земли.

– Тогда с кем же вы проводили время?

– В основном со слугами, – ответила Элизабет. – И мы очень дружили.

– А сейчас? – спросил он. – Чем вы занимаетесь там? Викарий так ловко разговорил ее, что девушка отвечала, не задумываясь и не заботясь о том, какие выводы он может сделать из ее слов.

– Да я почти все время занята – нужно следить за домом.

– Вы говорите так, словно получаете от этого большое удовольствие, – с улыбкой заметил Дункан.

– Это и в самом деле доставляет мне удовольствие. И знаете, что мне нравится больше всего? – доверительно спросила она.

– Понятия не имею.