Пусть через час Ян уедет, но он уедет обладателем всех богатств владений, которые принадлежат ему по праву рождения. Когда герцог вернулся, Ян стоял у окна.
– Все готово, – сказал Эдвард, опускаясь на стул. При этих словах Ян немного расслабился – наконец все закончилось. кивнул, налил себе еще виски и сел напротив деда.
После нескольких минут, в течение которых было слышно то ко тиканье часов, герцог нарушил молчание:
– Насколько я понимаю, тебя следует поздравить. Ян вздрогнул. О помолвке с Кристиной, которую он собирался расторгнуть, еще не было объявлено.
– Кристина Тэйлор – прекрасная молодая женщина. Я знал ее деда и дядю и, конечно, отца – графа Мельбурнского. Она будет тебе отличной женой, Ян.
– Поскольку двоеженство является в этой стране преступлением, я считаю это маловероятным.
Герцог был неприятно удивлен тем, что получил неверную информацию, и, отпив еще один глоток шампанского, спросил:
– В таком случае могу я спросить, кто же эта счастливая молодая женщина?
Ян открыл было рот, чтобы послать его к черту, но тот жест, каким дед медленно поставил бокал на стол, почему-то встревожил его. Он молча наблюдал, как старик начал подниматься.
– Я отвык от спиртного, – извиняясь, сказал герцог. – Наверное, мне надо немного отдохнуть. Если не трудно, позвони, пожалуйста… Ормсли, – севшим голосом попросил он. – Он знает, что делать.
Ян позвонил. Буквально через секунду в гостиную вошел Ормсли и, подхватив герцога, повел его по лестнице. Немедленно послали за доктором. Через полчаса доктор взбежал по лестнице, на ходу расстегивая сумку с инструментами, и Ян остался в гостиной ждать, отгоняя от себя мрачные мысли о том, что приехал как раз вовремя, чтобы присутствовать при кончине своего деда.
Однако доктор, спустившийся через некоторое время вниз, рассеял его тревогу.
– Я много раз предупреждал герцога, чтобы он не пил спиртного, – возмущенно сказал он. – Спиртное губительно для его сердца. Сейчас он отдыхает. Часа через два вы сможете повидать его.
Яну хотелось быть безразличным. Он говорил себе, что этот старик, так похожий на него самого, ничего для него не значит, и тем не менее вдруг услышал свой голос, который спрашивал:
– Сколько ему еще осталось? Доктор развел руками.
– Кто знает? Неделя, месяц, год, может быть, больше. У него Слабое сердце, но сильный дух, и сейчас он сильнее, чем когда-либо, – заметил доктор, надевая светлый плащ, который подал ему Ормсли.
– Что вы хотите сказать этим «сильнее, чем когда-либо»? Врач недоуменно улыбнулся.
– То есть как это что? Я хочу сказать, что ваш приезд очень много значит для него, милорд. Он произвел на герцога поразительный эффект, я бы даже сказал – чудодейственный. Обычно он ворчит на меня, когда плохо себя чувствует, а сегодня едва не сжал меня в объятиях, крича, что к нему приехали вы. Если честно, мне было приказано «пойти взглянуть на вас», – признался доктор, – хотя, конечно, это нужно было сделать незаметно. – Засмеявшись, он добавил: – Он сказал, что вы красивы, как дьявол.
Ян постарался заглушить в себе все эмоции и никак не прореагировал на эти слова.
– Всего доброго, милорд, – попрощался доктор. – Леди, – он повернулся к сестрам герцога, которые беспокойно выглядывали в коридор, и приподнял шляпу.
– Пойду погляжу на него, – объявила после ухода доктора Гортензия и, повернувшись к сестре, сурово предупредила: – Смотри, не надоедай Яну своей болтовней. И не вмешивайся, – скрипучим голосом добавила она, поднимаясь по лестнице.
В течение следующего часа Ян мерил шагами комнату, а Чэрити с величайшим интересом наблюдала за ним. Единственным, чего ему сейчас не хватало, было время, и именно время он сейчас терял. При таких темпах к моменту его возвращения в Лондон Элизабет успеет родить своего первенца. А ведь до того, как он сможет появиться перед ее дядей, ему еще нужно встретиться с отцом Кристины и сообщить ему о расторжении помолвки.
– Ведь ты не уедешь сегодня, правда, мой дорогой мальчик? – неожиданно спросила Чэрити.
Сдержав вздох раздражения, Ян покачал головой.
– Боюсь, мне придется уехать, мэм.
– Его сердце будет разбито.
– Он выживет, – жестко ответил Ян, подавив желание сказать ей, что сомневается в том, что там есть чему разбиваться.
После этих слов старая леди уставилась на него так пристально, что Ян не мог понять, то ли она задумалась о чем-то своем, то ли пытается угадать его мысли. Задумалась, наконец решил он, когда она встала и сказала, что он обязательно должен посмотреть рисунок с воробьями, который сделал его отец еще мальчиком.
– Как-нибудь в другой раз, – отказался Ян.
– Я думаю, это нужно сделать именно сейчас, – она по-птичьи склонила головку набок.
Мысленно проклиная ее, Ян снова начал отказываться, но потом вдруг подумал, что это поможет ему убить время, и согласился. Она провела его по длинному коридору в комнату, которая показалась
Яну личным кабинетом его деда. Войдя туда, Чэрити задумчиво приложила палец к губам.
– Где же этот рисунок? Ах, да, вспомнила, – радостно сказала она. Просеменив к письменному столу, она провела по дну ящика, будто ища скрытый замок. – Тебе он понравится, я уверена. Где же этот замок? – бормотала она, прикидываясь рассеянной, забывчивой старушкой. – Ах, вот же он! – воскликнула Чэрити и выдвинула ящик. – Он, должно быть, здесь, – сказала она, указывая на открытый ящик. – Поройся в бумагах и найдешь.
Ян отказался рыться в чужом столе, но Чэрити не страдала особой щепетильностью. Засунув руки в ящик по локоть, она вытянула толстую пачку бумаг и бросила на стол.
– Так, а какой же из них я искала? – разбирая их, приговаривала она. – У меня уже не те глаза, что были раньше. Ян, милый, ты не видишь здесь птичку?
Ян оторвал от часов раздраженный взгляд, чтобы взглянуть на разложенные листки, и остолбенел. Прямо на него со множества рисунков смотрел он сам. Вот он стоит за штурвалом своего первого корабля, который положил начало его флоту, вот он идет мимо сельской деревушки в Шотландии с молоденькой деревенской девушкой, которая подняла к нему смеющееся лицо, вот он шестилетний – очень серьезный, сидит верхом на своем маленьком пони, вот он семи-, восьми-, девяти – и десятилетний… Помимо рисунков, здесь были дюжины подробнейших отчетов о жизни Яна – начиная с общих описаний и кончая конкретными событиями с точным указанием мест и дат.
– Ну что, нашел птичку, дорогой? – невинно поинтересовалась Чэрити, пристально изучая не бумаги, разложенные на столе, а самого Яна, у которого начала пульсировать жилка на шее.
– Нет.
– Тогда она, должно быть, в классной! Конечно, – радостно прощебетала старая леди, – она наверняка там. Как это на меня похоже, сказала бы Гортензия, – сделать такую глупую ошибку.
Ян оторвал взгляд от этих наглядных доказательств того, что дед пристально следил за его жизнью почти с самого рождения, во всяком случае, с того момента, как он начал выходить за пределы дома на своих собственных маленьких ногах, и посмотрел ей в лицо.
– Гортензия не слишком проницательна, – улыбнулся он. – На мой взгляд, у вас хитрости побольше, чем у лисы.
Чэрити лукаво улыбнулась и приложила палец к губам.
– Только не говорите этого ей, ладно? Гортензии доставляет такое удовольствие думать, что она умнее меня.
– Каким образом он добывал все эти сведения? – вопросом остановил ее Ян, потому что она уже собралась уйти и оставить его здесь одного.
– Многие из этих рисунков сделала одна женщина, которая жила в деревне неподалеку от вас. А когда ты куда-нибудь уезжал, он специально нанимал художника, который должен был ехать туда же и делать зарисовки. Побудь пока здесь – здесь тихо и хорошо, а мне нужно кое-куда сходить.
Ян знал, что она уходит, чтобы он мог рассмотреть все это без свидетелей. Какое-то мгновение он сомневался, нужно ли ему здесь оставаться, потом медленно опустился на стул и начал просматривать отчеты о самом себе. Все они были написаны неким мистером Эдгаром Норвичем, и по мере того, как Ян просматривал толстую пачку писем, его злость на деда за столь беспардонное вторжение в его личную жизнь начала проходить, и он с увлечением погрузился в летопись своей жизни. Почти каждое письмо начиналось с извинений, из которых явствовало, что герцог постоянно упрекал его за недостаточно подробные отчеты.
