Выбор в кафе был небогатым, но еда была горячей и вполне съедобной, а спиртное хоть и неофициально, но купить все-таки было можно, хотя и с лютой коммерческой наценкой. Водку наливали в чайники и подавали на столы, пили посетители из чашек. На знамени сухого закона, вздернутом над страной, стремительно расплывалось винное пятно, точь-в-точь как на лысине ее разговорчивого лидера.

Пообедав и выпив сто грамм дрянной водки, Звонарь задумался о том, что же делать дальше. Да взрыва оставалось около семи с половиной часов. Получалось, что никто из обладающих правом выхода в эфир и хоть какой-то властью его и слушать не хотел, да, собственно, а чего он ожидал? Так что оставалось только одно — взять четвертый энергоблок штурмом, силой пробиться к пульту управления реактором и любой ценой заставить дежурную смену заглушить его. Затея выглядела мало того что невыполнимой, она явно была совершенно бредовой, но другого выхода из сложившейся ситуации Лешка не видел. Можно, конечно, позвонить в городскую администрацию, в милицию, директору электростанции, первому секретарю горкома, наконец, но Звонарь прекрасно понимал, что это не поможет. Сочтут сумасшедшим, контуженным или, того хуже, паникером и провокатором. Но делать никто не станет решительно ничего. Как полагается, люди считали себя бессмертными до самой смерти.

Он расплатился с симпатичной моложавой официанткой, которая, судя по заинтересованным взглядам в сторону седоватого нестарого мужчины в полувоенной форме, ничего не имела против ветеранов, и пошел гулять по весеннему городу, потому что штурмовать реактор лучше всего было поздним вечером. А еще, поскольку никакого внятного плана штурма у Лешки не имелось, да и быть не могло, следовало полностью выкинуть из головы все. И Зону, и Катерину, и сына, и друзей, прошлое и будущее — все. Нужно почти умереть и заново родиться, впустив в себя это время и этот город, чтобы было за что умирать, если придется.

По всему городу цвели яблони, щедро кропя сизый асфальт мелкими белыми лепестками, словно знали и прощались. Он шел по городу-смертнику, который пока что не знал, что он смертник, среди возвращающихся с работы легко, по-весеннему одетых людей, которые не знали, что некоторые из них умрут сразу, а другие заболеют и умрут и что уже завтра все они лишатся своих домов и превратятся в беженцев. И все это случится следующей ночью. Он готов был кричать им «Бегите!», но они, занятые своими маленькими заботами, маленькими счастьями и несчастьями, все равно не стали бы его слушать. Этот весенний город был невинен, он пока еще не знал, каким бывает настоящее зло, хотя и с самого рождения носил его в своем сердце.

Лешка прошел по пешеходному мосту над водозаборным бассейном и вышел на площадь перед проходными электростанции. Здесь было красиво. Из изящно выгнутого административного корпуса выпорхнула стайка девушек в длинных юбках-спиралях, весело болтая о чем-то на ходу, просквозила мимо Лешки, щедро обдав ветерком молодости, и сталкер внезапно почувствовал себя очень старым. Он был старше их на целую жизнь, а может быть, даже и на целую смерть.

Звонарь выбрал скамейку, на которой не было таблички «осторожно, покрашено», потрогал рукой, убедившись, что краска уже не липнет, присел и принялся приглядываться к комплексу зданий АЭС. В сам реактор ему лезть было ни к чему, это сталкер хорошо понимал. Самостоятельно заглушить реактор он все равно не смог бы — просто не знал, как это сделать. Оставалось любой ценой прорваться в центр АЭС к пультам управления энергоблоками и заставить дежурную смену выполнить его указания. Пусть даже и под дулом автомата.

Только вот беда, автомата у Лешки не было. Да что там автомата, даже паршивенького ПМ и то не было. Так что оружие еще предстояло раздобыть, причем по возможности никого не убивая и не калеча.

«Насколько у нас все проще, — подумал сталкер, — нужен автомат — подхватился, пошел, да и купил у того же Сидоровича. А если купить нельзя — снял с убитого».

И тут же понял, как же все-таки жизнь в Зоне необратимо изменила его, сделав навсегда чужим нормальному человеческому миру. Миру, в котором не надо покупать оружие, чтобы выжить. В котором гибель человека, с которым вчера пил водку, трагедия, а не досадная норма.

Он понимал, что, даже если его план спасения Припяти и удастся, в памяти страны, в памяти миллионов людей, да что там — в памяти всего человечества он навсегда останется чудовищем, террористом-неудачником, человеком без совести и чести, уж пресса, неудержимо стремящаяся к свободе словоизвержения, постарается его представить именно таким. А настоящие виновники неслучившегося взрыва останутся, как всегда, ни при чем. И, не ведая ни ответственности, ни элементарного человеческого стыда, начнут готовить очередной дурацкий и смертельно опасный эксперимент, который закончится катастрофой. Пусть не здесь, пусть в другом месте, но самонадеянные идиоты не успокоятся, пока не добьются своего. Вот только не завтра, уж Лешка постарается, чтобы завтра этого не случилось.

Он встал с лавочки и снова отправился бродить по чистенькому весеннему городу. До полуночи было еще много времени, и следовало провести его с пользой.

Шансы на героизм выпадают куда как редко. А вот шанс на счастье отдельно взятому человеку выпадает гораздо чаще. Разовый шанс, и мало кому удается им воспользоваться. Героем себя Звонарь не считал, он просто намеревался сделать то, что считал необходимым, хотя уверенности в том, что у него это получится, не было никакой. Но это был не повод, чтобы оставаться сторонним наблюдателем.

5

День понемногу превращался в мягкий, осиянный пылью золотого света вечер. Над ослепительно-розовой кроной райской яблони тяжело, как перегруженные транспортные вертолеты, кружились майские жуки. Мальчишки пытались сбить их на лету, бросая кепки и бейсболки, и азартно орали что-то свое, мальчишечье, звонкое и непонятное взрослым.

«Как полагается, он мнил, что вечен», — всплыло в памяти неизвестно чье стихотворение, всплыло и пропало, но фраза мягко опустилась на город и, похоже, навсегда стала его частью. Навсегда — это совсем ненадолго, так ведь? Звонарь шагал по широким улицам, вглядываясь в прохожих, казалось, он словно что-то искал, но на самом деле он просто старался запомнить этот вечер, вобрать его в себя и сохранить, потому что в любом случае это был последний день и последний вечер мирного мира. Все остальное, получалось, — судьба.

Лешка сам не заметил, как оказался на берегу Припяти около новенького широкоформатного кинотеатра «Прометей». Здесь толпился народ, в основном это были молодые парни и девушки, в кинотеатре повтором сегодня шел «Сталкер» Тарковского. Лешка удивился совпадению, потом попытался вспомнить, кто такой Тарковский, кажется, это был какой-то знаменитый кинорежиссер, хотя скорее всего снятый им «Сталкер» не имел ничего общего ни с настоящими сталкерами, ни с реальной Зоной. И если Лешке этой ночью вопреки всему удастся совершить задуманное, никто никогда так и не узнает, какая она, настоящая Зона. На миг сталкеру показалось, что среди молодежи тонким светлым силуэтом промелькнула Катерина, но только показалось. Не было здесь Катерины и не могло быть. Просто многие девушки этого мирного времени были чем-то похожи друг на друга, вот и показалось.

Он посмотрел на часы. Было без пятнадцати семь. До взрыва реактора оставалось пять с небольшим часов.

Лешка уже понял, что купить в Припяти оружие нечего было и думать. В принципе пистолет, конечно, можно было отобрать у местного милиционера или изредка встречающегося на улице военного патруля. Но сталкер не был уверен, что в кобурах добродушных дядек в милицейской форме находится именно оружие, а не пирожки с капустой, а патрульные — те, как правило, ходили по городу тройками, причем пистолеты имелись только у офицеров, у солдат, кроме штык-ножа, никакого другого оружия не было.

Звонарь еще немного погулял на набережной, остро ощущая, что он здесь совершенно чужой. На реке один за другим загорались красные и белые огоньки бакенов. Время желтых покамест не наступило. Лешка вспомнил Бакенщика, вгляделся в испятнанную цветными прыгающими бликами темную воду — нет, показалось… вздохнул и неторопливо направился обратно к ЧАЭС.