«Беги, дуреха, — мысленно взвыл Звонарь, ощущая, как разум девушки выскальзывает из слабого пси-захвата его разума. Впервые в жизни сталкер посочувствовал контролерам, вынужденным именно таким образом добывать себе пропитание. — Беги отсюда подальше!»

Но девушка никуда не побежала, напротив, она сладко застонала, словно увидела хороший сон, и потянулась к сталкеру через турникет. И тогда Лешка скрутил в себе все скверное, что в нем было, в отвратительный грязный жгут и изо всех сил хлестнул им по счастливому конопатому лицу. Девушка вскрикнула, выскочила из своей прозрачной кабинки и бросилась прочь от этого страшного места. Ее каблучки простучали по площади перед проходными, тонкий силуэт мелькнул в свете ночного фонаря и пропал. Некоторое время сталкер приходил в себя, размышляя о том, что контролерам и в самом деле нелегко приходится добывать себе пропитание. Тем более что матерые бойцы-сталкеры не похожи на впечатлительных девиц из военизированной охраны, читающих на работе фэнтези, и в ответ на пси-атаку сразу стреляют.

Теперь оставалось всего-ничего — отыскать пультовую, проникнуть внутрь и потребовать экстренной остановки четвертого энергоблока. Вот это-то и оказалось самым сложным, потому что никакого плана внутренних помещений АЭС у него не было. Наконец Лешка плюнул на условности и просто пошел, следуя за указателями. Может быть, сталкерское пси-обаяние, отточенное годами жизни в Зоне, Действовало на беспечных сотрудников АЭС. А может быть, на добытой Звонарем карточке, обложенной с двух сторон прозрачным пластиком с рубчатыми краями, и впрямь имелись все необходимые «зайчики», «розочки» и «человечки», но пройти к главному корпусу оказалось совсем не так трудно. Но скорее всего тут сработало привычное — «чужие здесь не ходят».

Правильно! Мы и без чужих таких дров наломать можем, что тушить придется долго-долго. И хорошо, если чужие хоть немного помогут. Тушить, в смысле…

Направляясь в сторону пультовой, Звонарь посмотрел на часы — было всего 10:10. Скорее всего охрана уже спустила сторожевых собак, в спокойное время бегающих по узкому коридору огороженного колючей проволокой периметра. Но тому, кто ежедневно встречается с чернобыльскими псами-мутантами, которые даже и не псы вовсе, — тому бояться цивилизованных немецких овчарок как-то не с руки. Да и не успеют они, потому что Лешка уже проскочил караулку и местный турникет и теперь со всех ног мчался вверх по покрытой красной ковровой дорожкой лестнице — туда, откуда, как ему сейчас казалось, через какие-нибудь три часа должен был начаться тот Чернобыль, который он по-настоящему знал.

Ему нужно было в пультовую ЧАЭС, а это должно быть где-то здесь, поблизости.

Наконец он ворвался в круглое помещение со странным, словно бы мозаичным полом и множеством мерцающих экранов на вогнутых стенах. В круглом помещении были люди. Не так уж и много здесь находилось людей, но ни одного из них Лешка-Звонарь не смог бы взять даже под слабенький пси-контроль. И испугать тоже. Потому что все они были заняты делом. Эти люди еще не были напуганы, они еще верили в свою страну, в свою армию, в общем, во многое они еще верили, в том числе и в собственное будущее.

Поэтому сталкеру ничего не оставалось делать, кроме как задрать свой дурацкий «Глок-18» стволом вверх и срывающимся на фальцет хрипом проорать на всю пультовую:

— Я требую, чтобы вы немедленно остановили реактор четвертого энергоблока. Иначе произойдет катастрофа мирового масштаба, весь город погибнет… И ваша страна тоже…

Как ни странно, его никто не испугался, словно бы эти люди были вполне готовы к такому повороту событий. Только один из них, в белой шапочке, белых бахилах, с пластиковым козырьком для зашиты от «бета» над глазами, удивленно, но совершенно спокойно сказал:

— А вы, молодой человек, хотя бы понимаете, что такое «остановить реактор»? Это вам не свет в туалете выключить и даже не поезд остановить? Не предусмотрен здесь стоп-кран!

— Но вы же наверняка знаете, как это сделать? — вскипел Лешка, размахивая своим пижонским пистолетом и чувствуя себя и вовсе идиотом.

— Я знаю, а вот вы — нет, — ответил оператор, чем-то похожий на ассистента профессора Сахарова. — И еще я знаю, что сами вы сделать тут ни черта не можете. Так что положите ваши пукалки во-он туда, — он махнул рукавом халата куда-то в угол, — не нервируйте мне персонал и ждите, потому что за вами скоро приедут.

— Прекратите, — неожиданно мягко сказала какая-то девушка. Лица ее не было видно, лабораторный халат съедал фигуру. — Мы ведь вас действительно туда не посылали, мы ведь и в самом деле ни в чем не виноваты, поймите!

— Куда это вы меня не посылали? — низко и страшно спросил сталкер. — Куда?

— В Афганистан, конечно, — равнодушно пожал плечами ассистент. — Куда же еще?

И тут Лешка сорвался. Он кричал, что именно туда, откуда он появился, его-то как раз и посылали. Посылали, не ведая, что творят, вот эти милые мирные люди в белых халатах, люди с чистыми руками, никогда не знавшими ни тяжести оружия, ни жесткой стали спускового крючка. Он кричал, что если им, этим людям, хотя бы немного дорог их уютный, уравновешенный мир, они должны немедленно погасить реактор четвертого энергоблока или что там еще можно с ним сделать…

А еще сталкер понял, что не сможет выстрелить ни в кого из этих спокойных, уверенных в собственной правоте, незлых, наивных и совершенно обычных людей. Но он еще кричал что-то про весенний город, про Чернобыльскую Зону и Вечную Осень, которая будет на его месте, про Монолит, Саркофаг, Кордон и Росток, про Дикие земли, про стаи слепых псов, бродящих по пустынным дорогам вокруг мертвой Припяти…

И только когда в коридоре затопали тяжелые подошвы спецназа, когда по лицу, локтям и коленям хлестнули грузила кевларовых сетей, он понял, что проиграл окончательно.

«Спеленали, как наемники химеру», — еще успел подумать Звонарь, но шприц со снотворным уже вонзился ему в предплечье, и думать больше не получалось.

Нет, ребята, вот что я вам скажу, наемники и «монолитовцы» определенно произошли от этих дочернобыльских гаденышей, только профессионализма да личной пакости в них еще больше прибавилось. Это я могу собственными сломанными ребрами подтвердить, не всеми, к счастью, но двумя-тремя — так это точно. Ну и зубами тоже, опять же, к счастью, не всеми, а только половиной. Но на мой непросвещенный взгляд — и этого многовато. Не могли вот от этих мордоворотов произойти ни бюреры, ни даже кровососы, о всякой там мелкой шушере вроде тушканов да слепых псов я и не говорю. Вот контролеры — эти, пожалуй, да, эти бы могли, только у нынешних мозгокрутов до настоящих контролеров, выпестованных двумя катастрофами в Чернобыле, прямо скажем, кишка тонка. Да и что контролеру чернобыльскому, по сути дела, нужно? Мясо ему нужно, ну, может быть, кровушки иногда, а подноготная ему твоя абсолютно по фиг, это я точно знаю, мало, что ли, ихней братии в свое время положил? Так что либо это будущие наемники, либо «Монолит».

Вот так примерно рассуждал Звонарь, когда очнулся в темном тесном помещении и приобрел наконец возможность рассуждать. Делать-то было все равно нечего. Не кутузку же свою описывать в самом деле? Чего там ее особенно описывать, обычное казенное помещение, камера без окон с парашей в углу. Можно было, конечно, этот сплав кутузки из дешевого советского триллера с третьеразрядным сортиром назвать «камерой для допросов», но почему-то совершенно не хотелось. Забегая вперед, следует отметить, что у отечественных сортиров через несколько лет наметилось большое будущее. К сожалению, не в достаточной мере реализованное.

Хотя стол с непременной лампой имел место быть. И даже пара привинченных к бетонному полу стульев. Только не ему все эти удобства предназначались.

В камере, как и полагается, находились трое, остальные играли второстепенные роли, так что до поры до времени их можно было не брать в расчет. Двое по долгу службы, третий, так сказать, «по велению сердца». Или судьбы, если кому-то такая формулировка больше нравится.