— Сама? — въедливо уточнял длинный и тощий тип одетый во все черное. Он у Максима ассоциировался со святой инквизицией.

— Нет, помогли, — отвечал Тилар.

На этом месте в разговор вступала единственная среди присутствующих женщина. Она поправляла явно декоративные очки, склонялась над столом, за которым сидел Тилар, вываливая на обозрение допрашиваемому великолепный бюст и ласково вопрошала:

— Почему тогда количество материи в мире не увеличилось?

— Потому что она распределилась, — делился сокровенным Тилар, которого бюст этой дамы достал не меньше, чем задаваемые ею вопросы. — По лабиринту распределилась. Фактически, наш мир сейчас состоит из целой связки миров, находящихся в разных плоскостях бытия. Это как город на плоскостях, только увеличенный в несколько сотен раз. А может, и в несколько тысяч. Материи наш мир успел потерять много, за то время, пока был мертв. А мы, кажется, случайно вернули ее больше, чем было изначально. Нам пришлось тянуть ее немного дольше, чем предполагалось.

— Почему, — чуть ли не подпрыгивал от понятного только ему восторга коротышка.

— Потому что мы ждали, пока будет построен лабиринт. Мы баланс не хотели нарушить. Тот самый, при котором могут существовать города на плоскостях. Этот баланс, конечно, штука не статичная, он изменчивая величина в определенном отрезке, но выходить за границы этого отрезка было нельзя. Понимаете?

Понимали почти все. И Максим понимал. И люди, которым он озвучивал этот странный допрос, понимали. Похоже, даже собаки Танкье, пробравшиеся в комнату, давным-давно все поняли. А вот до любителей задавать вопросы никак не доходило.

Или они с упорством достойным лучшего применения пытались найти в ответах Тилара какой-то скрытый подвох.

— Как же вы мне надоели, — тоскливо сказал Тилар в ответ на очередной повторяющийся, хоть и сформулированный немного иначе, вопрос. — Да, я решил оживить этот мир, потому что он мне дорог как память о юности. Да, в противном случае через десяток лет этого мира бы уже не было. Да, мир со столь разреженной материей быть живым не мог, потому что для жизни мира есть какой-то порог, перейдя который он превращается в гниющий и рассыпающийся на части труп. Да, меня занимала проблема городов, я долго над ней бился и нашел решение с помощью подсказки тех, кого вы называете людьми хаоса, живущих в другом мире. Да, материи в нашем мире сейчас хватает для того, чтобы он был живым еще много-много времени, просто она распределена интересным способом. Да, я не собирался никого просить о помощи, я даже свою семью не просил, потому что действовать надо было быстро, а с такими любителями по сто раз переспрашивать одно и то же, десять лет прошло бы гораздо быстрее, чем вы приняли бы решение мне помогать. Да, я уверен, что вы бы его приняли. У меня были аргументы. Да, я осознаю, что без всеобщего разрешения не имел права влиять на такую большую штуку, как целый мир, но мне плевать. Я из тех, кто оттаскивает самоубийц от края пропасти вопреки их воле. Да, я ни о чем не сожалею. А если вы сожалеете и желаете красиво исчезнуть вместе с каким-то миром, так я вам помогу. Буквально по соседству есть один, существовать которому осталось меньше года, там и сейчас пустоты больше, чем материи, а жизнь исчезла в незапамятные времена. Да, я готов принять наказание, но только то, на которое согласится моя семья. Да, им я точно-преточно тоже ничего не сказал. Не сказал именно потому, что не хотел, чтобы вы всей семье сейчас это наказание придумывали. В общем, я сказал все, что хотел и больше ничего говорить не собираюсь. До свиданья.

Тилар встал, вежливо и очень низко поклонился, едва не долбанувшись лбом об стол. А потом шагнул назад и исчез с той комнаты.

А великолепное и недоверчивое трио так и осталось стоять, удивленно таращась на пустой стул. Видимо привыкли над Тиларом нависать, а он взял и пропал.

Первой смирилась с произошедшим женщина. Она опять поправила очки, потом прическу, а потом широко улыбнулась.

— Какой занятный экземпляр, — сказала задумчиво. — Жалко, что женат.

— Он не врал, — мрачно заявил длинный в черном.

— Но он и не сказал больше, чем хотел, — добавил коротышка.

— И не скажет, — уверенно припечатала женщина. — Не люблю я эти Туманы, но какой же интересный экземпляр. И как та драная кошка его рассмотрела? С виду был обыкновенным безмозглым обаяшкой.

— Старая стерва, — обозвала женщину стоявшая у двери гостиной тетя Айра и попросила Максима не выпускать эту женщину из вида.

По мнению тети, она обязательно окажется там, где будут решать, что теперь делать с Серыми Туманами и как с честью выйти из сложившейся ситуации. И подслушать, до чего там договорятся, будет не лишним.

Максим вздохнул, но кивнул. А куда он денется. Хорошо хоть тетя помогла избавиться от набившихся в гостиную слушателей, попросту напомнив, что у всех них есть свои дела, которыми не мешало бы заняться.

Следить за женщиной, которую тетя Айра обозвала старой стервой было, на взгляд Максима, не очень интересно. Эта дама носилась как угорелая, вела разговоры и, похоже, со страшной силой интриговала. За каких-то четыре дня она успела переговорить со столькими людьми, со сколькими Максим не разговаривал за всю свою жизнь. Зато на пятый день наконец привела к запрошенным Серой Кошкой каман-шаям, почему-то проводившим свое заседание в неприметном домике посреди леса. То, что это именно каман-шаи, Максим понял не сразу и благополучно прослушал часть разговора. Но самое главное услышать успел и был готов к явлению очередных переговорщиков.

Ни Серой Кошке, ни отцу о том, что они вот-вот придут, Максим по здравым размышлениям не сказал. Потому что они обязательно бы стали расспрашивать и могли выпытать о списке вопросов. А вопросы в этом списке были такие, что лучше к ним заранее не готовиться. А то узнаешь случайно чуть больше, чем надо, и осложнишь самому себе жизнь.

А в умение Тилара увиливать и выкручиваться Максим верил свято.

Следующие гости пришли в дворец Серых Туманов чуть ли не на рассвете. На этот раз делегация была очень официальной, со всеми бумагами, регалиями и разрешениями.

Воевать с Серыми Туманами, похоже, никто так и не решился, но отказывать себе в желании устроить допрос никто не собирался. И Ижену пришлось дать разрешение. Потому что одно дело отказывать не пойми кому и совсем другое — официальному представителю самого владетеля.

Первым расспрашивали самого Ижена. Наверное, для того, чтобы он не успел подготовиться. Вопросы были унылые и однообразные, большей частью вообще бессмысленные. И у Ижена сложилось впечатление, что на самом деле представителей самого владетеля интересовал один-единственный вопрос — сколько человек из Серых Туманов участвовало в спасении мира?

Ижен хмыкнул, пожал плечами, а потом честно ответил:

— Двое. Тилар и Максим.

Спрашивающий — Фицек Нилье — посмотрел на рыжеволосую девушку, и она кивнула. После чего он нахмурился и мрачно хмыкнул.

— Плохо вы за своей семьей следите, — выдал, немного подумав.

— Я был официально мертв. За семьей следила моя сестра, — признался Ижен.

Нилье нахмурился еще больше и потребовал сестру.

Айра вплыла в кабинет Ижена, как само воплощение грации, стиля и красоты. Она величественно кивнула в ответ на приветствия. Бросила заинтересованный взгляд на Ижена, стоявшего под стеной скрестив руки на груди, и села на предложенный стул.

Похоже, упрямого главу Серых Туманов вежливо выгнать из его же собственного кабинета не смогли, а делать это невежливо постеснялись. Теперь он нависает над головами сидящих людей и сверлит взглядом затылки.

Умник.

Выслушав извинения и заверения в добрых намерениях, Айра узнала, что Ижен согласился на ее допрос и вежливо улыбнулась. Хотя брата хотелось пнуть. Мало ли что у нее спросят? Она ведь не готовилась. Максим этих деятелей так и не выследил, если не соврал. А он мог, если бы счел, что так будет лучше.