– Проводить тебя до каюты? – предложила Джин, когда они наконец поднялись на палубу.

Он от нее отмахнулся.

– Иди вниз и сообщи мужу, что ты вернулась. И придумай для него любую историю, чтобы объяснить то, что случилось с тобой.

Она, подавшись к нему, поцеловала его в губы.

– Клянусь тебе, что больше не возьму в рот ни капли спиртного до конца своей жизни, – твердо сказала она.

– Ну да ладно, – сразу подобрел он. – Тем не менее у нас все сложилось удачно, не находишь?

Он потрепал ее по гладкой детской щеке, чтобы смягчить свои слова, и глядел вслед, когда она через салон шла к своей каюте. Потом, превозмогая боль в ноге, подошел к своей, открыл дверь. Кейт не спала, и в каюте горел свет. Увидев, как его разукрасили, она лишь издала хриплый сдавленный звук.

– Тс-с-с, – прошептал он ей.

– Что случилось? – тихо, тоже шепотом, спросила она.

– Кое-что весьма значительное, – сказал он. – Мне удалось не убить человека. – Он опустился на койку. – Ну а теперь одевайся и иди за доктором.

Он закрыл глаза, но слышал, как она быстро одевается. Когда она закрывала за собой дверь, он уже спал.

Он проснулся рано, разбуженный звуком льющейся воды. Это Дуайер с Уэсли поливали из шланга палубу. Они не могли заняться уборкой раньше, так как поздно вернулись в бухту. На его колене была толстая повязка, а правое плечо при каждом движении заставляло морщиться от боли. Но все могло быть гораздо хуже. Врач после осмотра сказал, что у него все кости целы, но колено сильно повреждено, может, даже разорвано какое-нибудь сухожилие. Кейт готовила завтрак на камбузе, а он лежал один на широкой койке и вспоминал, сколько раз ему приходилось вот так просыпаться по утрам, когда все тело ныло, болело из-за синяков и кровоподтеков. Не тело – а банк памяти.

Он с трудом сполз с койки и, припадая на здоровую ногу, подошел к небольшому зеркалу на маленьком серванте. Да, не лицо, а кровавое месиво. Тогда, во время драки, он ничего не чувствовал. Но когда повалил Дановича, сильно ударился физиономией о бетонный пол. Нос у него распух, одна губа вздулась, на лбу и скулах были глубокие порезы. Он минут пять натягивал штаны, а с рубашкой так и не удалось совладать.

Взяв ее с собой, он доковылял вприпрыжку до камбуза. Кофе уже был готов, а Кейт выжимала апельсины.

После того как врач сказал, что у него ничего серьезного, она успокоилась и снова стала деловой, как всегда. После ухода доктора Томас, пока не заснул, рассказал ей обо всем, что случилось.

– Не хочешь ли поцеловать прекрасное личико своего жениха? – спросил он ее.

Она нежно его поцеловала, наградив улыбкой, помогла надеть рубашку. Он не стал признаваться, как ему больно двигать плечом.

– Кто-нибудь из наших об этом знает? – спросил он.

– Я пока ничего не говорила ни Уэсли, ни Дуайеру, – сказала она, – а остальные пока не показывались.

– Ну, для всех, – сказал Том, – я подрался с каким-то пьяницей у «Ле Камео». То есть преподал человеку урок, чтобы он больше никому не портил настроение в свадебную ночь, если напьется ненароком.

Кейт понимающе кивнула.

– Уэсли уже нырял сегодня в маске, осмотрел, что там случилось под днищем яхты, – сообщила она ему. – От правого винта отвалился большой кусок и, насколько он может судить, вал тоже погнулся.

– Если мы выйдем в море через неделю, то считай, что нам сильно повезло, – сказал Томас. – Ну да ладно. Пойду на палубу и начну излагать свою ложь.

Кейт с апельсиновым соком и кофейником на подносе поднялась по лесенке. Томас пошел за ней. Увидев его на палубе, Уэсли с Дуайером ужасно удивились.

– Господи, кто же тебя так разукрасил? – спросил Дуайер.

А Уэсли только спросил:

– Папочка, что с тобой?

– Расскажу, когда все соберутся, – ответил Том. – Эту историю я расскажу только раз, не больше.

На палубу вышли Рудольф с Инид. По выражению лица Рудольфа Томас понял, что Джин либо рассказала ему все, либо большую часть из того, что с ней произошло.

– Дядя Томас, какое у тебя сегодня смешное лицо! – сказала малышка.

– Думаю, ты права, – отозвался Томас.

Рудольф особо не распространялся, только сказал, что у Джин сильно болит голова и ей придется полежать в постели. Он сам отнесет ей кофе и сок, и они с ней позавтракают в каюте. Они сидели все за столом, когда к ним подошла Гретхен.

– Боже, что с тобой, Том? – воскликнула она. – Что, черт возьми, с тобой стряслось?

– Как я ждал, когда же кто-нибудь, наконец, задаст мне такой вопрос, – съехидничал Томас. Он и ей пересказал придуманную им историю о драке с пьяницей у бара «Ле Камео». – Только, – смеясь, заключил он, – этот пьяница не был так пьян, как я сам.

– Ах, Том, – сказала расстроенная Гретхен. – Я-то думала, что ты завязал с драками.

– Ну, я-то завязал, – ответил он. – Но пьяница, по-видимому, нет!

– Ну а где же ты была, Кейт? – обвиняющим тоном спросила Гретхен.

– Как где? В кровати, спала, – спокойно ответила Кейт. – Он незаметно удрал. А то вы не знаете этих мужиков!

– Какой позор! – сокрушалась Гретхен. – Взрослые, здоровые мужчины, и дерутся как петухи!

– Конечно, позор, – согласился с ней Томас. – Особенно когда над тобой одерживают верх. Ну а теперь давайте завтракать.

Позже тем же утром Томас с Рудольфом оказались одни на носу. Кейт с Гретхен пошли за покупками на рынок, взяв с собой маленькую Инид. Уэсли с Дуайером, снова надев маски, ныряли под яхту, пытаясь точно установить характер поломки.

– Джин мне все рассказала, – признался ему Рудольф. – Не знаю, Том, как и благодарить тебя.

– Забудь об этом! Не все было настолько серьезно. У страха глаза велики. Может, такое зрелище не для глаз такой воспитанной женщины, как Джин.

– Весь день пили, пили, – с горечью в голосе говорил Рудольф. – И вот вам, последняя капля, – когда она увидала нас с Гретхен со стаканами в руках на палубе перед обедом. Она просто не могла вынести соблазна. А алкоголики – люди очень хитрые. Как ей удалось меня обмануть, вылезти из постели, неслышно одеться, уйти, не разбудив при этом меня… ума не приложу…– Он покачал головой. – Она последнее время так хорошо себя вела, что я перестал о ней беспокоиться. Но стоит ей опрокинуть пару рюмок, все идет насмарку. Она уже не отвечает за свои поступки. Становится совсем другой. Ведь когда она трезвая, то не бродит по барам и не ищет там мужиков по ночам!

– О чем ты говоришь, Руди!

– Она мне все рассказала, все, – продолжал Рудольф. – Какой-то вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек подошел к ней, сказал, что у него есть автомобиль, что он знает один очень приятный ночной бар в Каннах, работающий до рассвета. Не хочет ли она прокатиться с ним туда, он ее привезет назад, как только она пожелает…

– Вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек, – повторил за ним Томас, вспоминая этого Дановича, лежащего на цементном полу в этой каморке, с торчащим изо рта с разбитыми зубами молотком. Он фыркнул.

– Могу заверить тебя, что сегодня утром от его вежливости и хороших манер не осталось и следа.

– Когда они приехали в этот бар, в этот вертеп со стриптизом – мне даже трудно представить себе, как Джин могла оказаться в таком мерзком месте, – он сказал, что там слишком шумно, не хочет ли она спуститься с ним в один уютный клуб… ну а остальное ты и сам знаешь…– Рудольф в отчаянии покачал головой.

– Не думай больше об этом, прошу тебя, Руди, – сказал Томас.

– Почему ты не разбудил меня, поехали бы вместе, – жестко, хриплым голосом сказал Рудольф.

– Такие поездки не для тебя, Руди.

– Но ведь я же ее муж, черт возьми!

– Это еще одна причина, почему я не будил тебя, – сказал Томас.

– Но он мог тебя убить?

– Да, в какой-то момент это казалось вполне реальным, – признал Томас.

– Да и ты мог его убить.