– Боже, и ранчо заложено? Когда? Почему ты мне ничего не говорила?

– Не морочь мне голову! Ты все прекрасно знаешь, сам подписывал все бумаги. Сколько раз я тебе говорила: подписывать надо трезвым.

Леонардо застонал, то ли от боли, то ли от невыносимой душевной муки. – Как трудна, как тяжела неподвижность, зависимость во всем, даже самом малом, от других. Не выразишь словами. Снова спазм перехватил горло.

– Как ты не понимаешь, Ирма, нельзя было закладывать ранчо! Нельзя! Это наследство моей дочери… Д твое. Как вы будете жить…

Разговор становился тягостным: Ирма в нетерпении, который раз разыгрывала фарс у постели мужа.

– Другого выхода не было. Поверь! А кто виноват? Ты, только ты! Ты не думал ни обо мне, ни о дочери, только бы напиться как скотине. Вот куда шли наши денежки, неужели неясно.

– Поверь, я о многом сожалею, Ирма. – Голос Леонардо осекся. – Но моя дочь, моя Марианна… Что ты сделала с ней? Ты так и не стала для нее матерью, а ведь обещала когда-то. Пойми, она должна учиться. Следить за собой. У нее есть положение, средства…

Ирма истерически расхохоталась. Нет, это уж слишком. Выживший из ума пьяница бормочет что-то о положении в обществе, требует, чтобы она занималась этой дрянью, его дочерью. По какому праву? Грозит, что разведется с ней, что все оставит Марианне. Ха-ха-ха! Подавай теперь ему адвоката!..

Узнав причину столь бурной реакции кузины, вошедший на необычный шум в комнате больного Диего тут же деловито осведомился:

– А ты уверена, дорогая, что он уже не составил этого завещания?

Ирма не успела ответить своему прозорливому кузену: в дверь просунулась растрепанная голова Марианны. Девушка сообщила громким шепотом, что незнакомый мужчина хочет повидать отца, называется его другом.

– Какой-то сеньор Луис де ла Парра, – с запинкой сорвалось с ее губ незнакомое имя.

Все вышли в гостиную.

– Рада вашему визиту, сеньор де ла Парра, – женщина пошла навстречу гостю. – Я – Ирма Рамос де ла Вильяреаль, супруга Леонардо. А это Диего, мой кузен. Увы, но должна сразу вас огорчить: мой муж очень плох. Это наше общее горе… и, знаете, доктор запретил посещение больного.

Еще минуту назад перекошенное от злобы лицо молодой женщины разительно переменилось. Перед гостем было само воплощение приветливости и гостеприимства, губы излучали улыбку, а от дурного настроения и следа не осталось. Все испортила Марианна. Не желая считаться ни с чем, она тут же со свойственной ей непосредственностью объявила мачехе:

– Все-то ты врешь! Какой доктор? Когда он был тут? У нас на ранчо, сеньор, вообще в последние годы никто не бывает. Разве что батраки заглянут.

Де ла Парра в некотором замешательстве от столь разноречивого приема все же настаивал: да, он хотел бы обязательно повидаться с давним другом. Ведь он проделал такой длинный путь ради этого. Он обещает быть с больным предельно осторожным, не нарушать его покой. Ничем не расстраивать. О! Сеньора Ирма еще не была женой его друга Леонардо – так давно они знакомы. Он слишком слаб? Пьет?! Недуг его заключается именно в этом? Никогда бы не подумал, бедный Леонардо! Говорите, у него не в порядке с головой? Сошел с ума?.. Боже!.. Нет, тут что-то явно не в порядке у них в доме… Этот смазливый молодой человек, кто он?.. А эта девочка, нет, уже девушка, неужели Марианна? Он знал ее совсем крошкой. Она как лев бросается на защиту бедного его друга!..

– Это вы все тут с ума посходили! И ты, Ирма, и ты, Диего! Папа болен, но с головой у него все в порядке. Честное слово, сеньор! Пожалуйста, не обращайте на них внимания, это очень плохие люди. Я провожу вас к папе. Вот увидите, он сразу узнает вас, я уверена. А ты Ирма, если скажешь еще хоть слово, я буду кричать на весь дом, что ты обманщица. Идемте, идемте!

И она ворвалась в комнату отца, как вихрь, сияя своими огромными, зелеными глазами. Отец давно не видел ее такой.

– Папа, папа, посмотри, ты узнаешь?

Леонардо едва приподнял голову и с его бледных губ сорвалось одновременно радостное и горестное:

– Луис, дорогой мой Луис де ла Парра! Само небо послало мне тебя!

– Леонардо, друг! – гость приобнял за плечи разволновавшегося больного. – Ну, ну, все образуется, не понимаю одного: как ты мог дойти до такого состояния? Не ожидал, что застану здесь у тебя в доме такое…

– Ах, Луис, слаб оказался. Смерть жены подействовала на меня, – такое несчастье! Спиртное помогало забыться, стало единственным утешением. А с Ирмой познакомился незадолго перед смертью супруги. Я так хотел, чтобы у Марианны была мать…

– А дочь, Леонардо? Почему она не стала твоим утешением, она ведь копия покойной?!

Слова Луиса остались без ответа, да и ждать их было поистине немилосердно: де ла Парра видел в каком состоянии находится старый друг, видел, что тот тревожно поглядывал на дочь, пристроившуюся на краешке постели, и в смущении замолчал. Потом, собравшись с духом, попросил оставить их одних. И едва закрылась за Марианной дверь, словно рухнула плотина чувств, сдерживаемая ее присутствием.

– Ты меня осуждаешь, Луис? Не надо! Уж не знаю, какому богу молиться, что он послал мне тебя. Ты ведь поможешь мне? Правда? Поможешь?

– Конечно, конечно, Леонардо, не волнуйся так.

Едва Марианна вышла от отца, как тут же натолкнулась на Диего, явно растерявшегося при ее появлении. Подслушивал? Его, конечно, интересовало все, о чем говорили отец с сеньором Луисом. Но почему она должна ему докладывать? Да, отец сразу узнал сеньора, помнит его имя. А как же иначе? Нет, нет, не помогут никакие увещевания: она не скажет ему ни слова, как бы он ни просил. Ах, оказывается, Диего любит ее, говорит, не то что мачеха Ирма. Но оба они одинаковые, она давно поняла, и эти уловки его ни к чему. Он разливается соловьем, пока Ирмы тут нет. Ну, вот и она пожаловала, пристает с тем же: что сказал гость, а что ответил отец. Но с мачехой она тем более не хочет говорить. Ни за что. Пусть-ка поломают себе голову, зачем явился сюда этот сеньор. Испугались, вроде, оба. А чего, спрашивается? Может, совесть заговорила? Ведь никто, кроме нее, Марианны, не ухаживает за больным. Ни Ирма, ни Диего. Пусть-ка помучаются тут в неизвестности, пока этот де ла Парра там с отцом закрылись и о чем-то беседуют. Марианна же рада за отца, хоть какое-то событие в его беспросветном существовании: друг приехал навестить…

Марианна вышла во двор поискать запропастившегося щенка, а печального сеньора де ла Парру встретили в гостиной Ирма и ее кузен.

– Хотел бы откланяться. А где Марианна?

– Ее нет. Только что ушла и, видимо, будет нескоро. Ждать ее нет смысла, – Ирма постаралась изобразить на лице улыбку.

Сеньор де ла Парра задумался, но, поколебавшись, достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку.

– Передайте сеньорите Вильяреаль. И скажите Марианне, что она может рассчитывать на мою помощь в любое время: в визитной карточке есть мой адрес и телефон в Мехико.

– О, Вы так любезны! Не стоит беспокойства. Наконец, за незнакомцем закрылась дверь, и Ирма, швырнув карточку в корзину, бросилась в комнату Леонардо. Она как никогда заботлива и внимательна: стала поправлять сползшее на пол одеяло, нежно спросила мужа не голоден ли. Леонардо насторожился: теперь это так непохоже на его жену. А Ирма, как ни в чем не бывало, с расспросами: кто этот сеньор, давно ли они знакомы, приедет ли снова навестить Леонардо, что ему вообще тут понадобилось, ведь, наверное, не одно желание проведать друга юности?..

– Да, конечно, Ирма, не одно это. Мы говорили и о тебе, – нехотя сдался Леонардо. – Понимаю, я давно уже не тот, в кого ты была влюблена когда-то. Ты была молода, красива, когда мы поженились. А я был ослеплен твоей красотой, забыл об огромной разнице лет, которая нас разделяла. А потом эта беспомощность… Знаю, как разочаровал тебя. Но успокойся, скоро ты будешь свободна. Могу я спросить тебя о чем-то? У тебя сохранилось ко мне хоть немного жалости? Чувствую, я скоро умру. И хочу поблагодарить тебя за терпение. За то, что ты была рядом, несмотря ни на чтог – голос больного выдавал волнение.