– Ага, – заметила я. – И стал миллиардером. Билл Гейтс и Стив Джоббс тоже учёбу бросили... Видимо, моя проблема в том, что я доучилась до конца. Да ещё и с красным дипломом. Он всё и испортил. Почему ты раньше мне не встретился и не рассказал об этом?

Артём хохотнул и влез по извилистой тропке, опираясь о «ступеньки» из торчащих из хвои и песка корней между мшистыми валунами. Подал руку и втащил меня тоже. Потом и Лизочке помог, и доктору Алёне с Танечкой. Я украдкой наблюдалаза ним и восхищалась – он был таким ловким, гибким, сильным! И смелым!

Потом дорога стала сложнее, хвойная тропинка сменилась навалами белых камней, и было уже не разговоров. Приходилось всё внимание уделять тому, чтобыло под ногами. Да и дыхание сбивалось. Хорошо, что Артём шёл рядом ипомогал преодолеть одно препятствие за другим. Ему же, кажется, всё давалось легко, и он продолжал улыбаться, словно не было препятствий и опасностей. Моя нога побаливала, впрочем, терпимо. Что после двух часов пути было даже удивительно. Наконец, устроили привал. Все бросились умываться к бьющему из-под камней ледяному источнику и наперебой подставлять под струи воды опустевшие бутылки.

Десять минут передышки и снова в путь. И вдруг Мастер оказался рядом с нами.

– У тебя был вопрос? – спросил он у Артёма.

– Да, – воодушевлённо кивнул тот. – О да!

– Я тебя слушаю, – сказал Мастер, мельком взглянув на меня.

– Я ненадолго, – заволновавшись, сказал мне Артём. – Очень нужно поговорить!

– Конечно, – улыбнулась я.

Они ушли вперёд. А за ними и весь наш йоговский караван. Идти без Артёмаоказалось сложнее. Хорошо, что мой рюкзак так и остался у него на плече. Тропаизвивалась между коварными валунами, уводя всё круче и круче вверх, поход продолжался. Я выдохлась, поскользнувшись пару раз на шишках, на что мой голеностоп выругался ноющей болью. Бандаж передавил всё, что мог. Я его сняла, запихнула в карман. А Артём не возвращался. Я уже и не видела впереди их с Мастером спины. Как говорится, демо-версия «забота и любовь» закончилась, аплатить за лицензионную мне было нечем. Я оказалась в хвосте.

– Эй, ты в порядке? – спросила Лизочка.

– Да нормально, спасибо, – ответила я, чувствуя себя совсем не в порядке и очень ожидая возвращения Артёма. Он ведь сам сказал, что я ему нужна и не мог так просто забыть. И про мою проблему с ногами знает, ведь наверняка поэтому так поддерживал всю первую часть пути.

Но почему же он никак не вернётся?! Уже можно было на сотню вопросов ответы получить...

Все бодро принялись карабкаться по очередному завалу из белых камней, залитых солнцем. А я посмотрела с отчаянием вверх. Даже пухленькая Таня двенадцати летдвигалась быстрее меня. Я плелась далеко в хвосте... Вдруг наступила на камень. Он качнулся. Я едва успела перескочить, и он полетел вниз. Под мою ступню попала очередная шишка, нога подвернулась. Я соскользнула и полетела к пропасти. Едва не сорвавшись, застряла между двумя камнями. Сердце стучало, как бешеное. Я вдохнула-выдохнула, подтянулась на руках, встала на четверенькии, ещё не помня себя от страха, глянула вниз, куда продолжали лететь мелкие камушки градом. У меня по спине потекла холодная струйка пота – под ногамиразверзлась пропасть метров в пятьдесят. Я чуть не угодила туда!

Спокойствие, только спокойствие! Паника никого в горах не спасала.

Я отдышалась, встала и чуть не упала снова – ноги не держали. Закусив губу, я попыталась шагнуть. Зажмурилась от боли. Поспешно села, пока снова не полетела головой вниз.

Солнце жарило сверху. Наши уже скрылись из виду.

– Эй! Кто-нибудь! – крикнула я. – Артём! Лиза! Таня! Володя! Милана! Эй! Я здесь!

Никто не отозвался. Во рту пересохло. Я посидела ещё немного и с усилием волиполезла наверх. Шаг, другой, третий. Больно...

Но я же не нытик. Иди, Эля! Я закусила губу, поискала палку. Одни камни вокруг, чёртовы белоснежные камни! Ничего, я влезу на эту проклятую гору. По идее, Ай-Петри уже близко. А там туристы и фуникулёр. Хоть бы добраться. Не боли, нога! Чёрт, и таблетки в рюкзаке у Артёма остались... И мобильный.

В голове не укладывалось: неужели он меня бросил?!

Сквозь панику и хаос в голове я заставляла себя продвигаться вперёд. Кое-как переместилась в тень, вспотев, как взмыленный пони, села на камень... И вдруг разревелась. Потому что поняла, что на самом деле одна. Вообще одна. Есть только скалы, солнце, сосны, эта пропасть и бесконечное до горизонта синее в дымке море. Правду говорят: человек рождается один и умирает один. И, конечно, я отдохну, возьму себя в руки и доберусь дальше. Сначала до той палки, потом дотропы. Я не сдаюсь обычно, как бы больно ни было. Только сейчас стало нечемдышать. От одиночества. И от осознания: Да, он меня бросил. Просто забыл. Все забыли...

Артём

Я не поверил своим ушам: в Москве Мастер меня послал, в Питере ушёл от ответа, здесь вообще отправил в игнор, и вдруг подошёл сам.

– У тебя есть вопрос?

О, есть ли у меня вопрос?! Да, чёрт побери, да! Он есть!

Гаечка шла молодцом, улыбалась. Ну, не обидится же, если я ненадолго отвлекусь? Она кивнула с пониманием. Мне стало приятно. Настоящий, понимающий друг. Какая она всё-таки молодец — не жеманится, не канючит, не выпендривается, как другие женщины. Мне такой и не встречалось. Я с благодарностью тронул её за локоть и пошёл за Мастером.

Поскорее бы уйти от всех, чтобы не услышали! И я сознательно ускорил шаг.

– Так что ты хотел спросить? – сказал Мастер, когда мы отошли подальше.

Спасибо, понял меня! Всё-таки не зря он Мастер.

– Как мне проработать боль? – начал я, волнуясь, как перед экзаменом. – Боль унижения в детстве? Я чувствую, что она мешает. Я слушал ваши сатсанги, лекции, всё на эту тему прослушал в Ютубе, но по правде сказать, у меня ничего не получается. Я даже лежал на гвоздях. Спину исцарапал, но воз и ныне там...

– С болью всегда нужно рассматривать два основных фактора. Первый — это качество боли. Ты его определил — качество унижения. Важно знать, какой оттенок у твоей боли: есть ещё боль отвержения, боль предательства.

– Да, я читал, как вы рекомендовали, Лиз Бурбо1 . Но с качеством этой боли тоже не просто. Это всё вместе: и унижение, и предательство, и отвержение.

– Ясно. То есть качество своей боли ты видишь, а силу нет.

– Я её не чувствую.

– Отчего же так рвёшься о ней поговорить?

– Мешает. Я знаю это. Но почувствовать не могу.

– Очень сильно боишься.

Я закусил губу. Боюсь? Не знаю. Может быть. Наверное...

– Я просто хочу освободиться. Я понял, что всё, что делаю, делаю как компенсацию. Многое мне не нужно. Но я или даю себе поблажки, «конфету», или, наоборот, выворачиваю себя наизнанку, чтобы заработать «конфету». И так во всём. А я хочу жить нормально. Без приставки «пере-». Её было в моей жизни слишком много.

– Значит, тебе нужно углубиться в эту боль, силу её увидеть, но ты выставил жёсткую границу, дальше которой не можешь продвинуться. Надо, чтобы всем своим количеством боль открылась тебе. Когда ты увидишь, сколько её, у тебя изменится к ней отношение. Сейчас ты относишься к боли по старому шаблону – ты привык знать, что она больше тебя. Что она такая сильная, что её надо бояться и дальше не идти. Страх того, что тебе снова сделают больно, заставляет тебя сразу сдаться. У тебя есть установка — боль больше меня и дольше меня. Тебе кажется, что она будет длиться вечно. Будто она неизлечимая, а ты временный. На самом деле, наоборот. Боль надо не облегчать, не закрывать, а усиливать, вызвать её любым способом и увидеть её глаза в глаза.

– Не получается. Я пробовал её вызвать, в практиках пробовал. И ничего...

– Если ничего, может, её и нет?

– Нет, есть. Я знаю. Это как больной зуб, он разрушился, нахлебаешься анальгетиков, но всё равно чувствуешь – с зубом фигня. Мешает. Она точно есть.