Я повернулась к занавешенному жёлтой шторкой окну, встряхнула головой, чтобы избавиться от неприятного воспоминания, как от назойливой мухи. Это не повторится. Я не позволю себе ни капли малодушия! Ни намёка, ни подозрения не должно возникнуть у моего любимого, что я с ним из-за денег, из-за выгоды, из-зачего угодно... Должны быть только чувства, только честность во всей её полноте. Любовь не терпит обмана.

Я вздохнула и набрала Женьку. Надеюсь, её суровый врач не встрянет в разговор.

– Алё, алё, любимая, привет! – послышался в трубке весёлый Женькин голос. – А я как раз собиралась тебе звонить! Как ты там? Как дела?

– Держусь. Денежка пришла, спасибо! – ответила я, улыбаясь мысли, что подруге полегче. – Ты как себя чувствуешь?

– Уже хорошо, но ещё не выписывают! Зато Майкуша объявился, приходит каждый день. Он вроде нашёл способ, как всё на работе устаканить!

– Здорово! Голова болит?

– Да почти нет. Кружится иногда. Вставать ещё не разрешают. Там должны счета попочте прийти, ты заплати, плиз. Ну и на всякие текущие расходы. Вдруг что! Как таммиллиардер?

И вдруг впервые в жизни мне не захотелось делиться. Я вспомнила о прослушке, опросьбе пока ничего ей не говорить, и решила довериться Артёму. Потому лишь промямлила:

– Нормально. Йогой занимается. Тут все йогой занимаются. Ты же знаешь, семинар: просветление, медитации, отрешённость...

– Значит, не охмурила, жалко, – вздохнула Женька. – Тебе бы пригодился. Крутануть можно было бы очень неплохо!

Наверное, я бы разозлилась на Женьку, если бы не была так счастлива. Я перевелатему и рассказала, что пришлось поменять замки, «перезаселить» Милану, про Зою Петровну, про шастающих ежей и про то, что выключали свет, но умолчала пропрослушку, постоянного гостя бандитского типа, драку и спецбригаду Артёма порасследованию загадок. Слушая меня вполуха, Женька поохала и продолжила:

– Я, кстати, звоню с хорошей новостью!

– Это я тебе звоню, – хмыкнула я.

– А, точно! У меня ещё путаются в голове показания, прости. Но всё равно новость хорошая! У меня мама из Турции прилетела. Узнала, какой сыр-бор, и сказала, чтоприедет тебя заменить.

– Да? – лёгкое чувство разочарования пролетело надо мной, как тень, хотя наоборот, стоило порадоваться. – Мне комнату освобождать?

– Нет-нет! Отдыхай, сколько хочешь! Она поселится в моей части. Там же всё равносвободно!

И тут у меня ёкнуло сердце: свободно-то свободно, если не считать трёх айронменов, одного дрыща в очках и передвижного штаба противошпионской обороны. Женькиной маме оставалось место лишь на коврике...

– А она когда прилетит? – пискнула я. – Я вообще тут неплохо пока справляюсь.

– Через два-три дня, ещё билеты не купила. Мама вообще сказала, что хочетзаниматься гостиницей, она, кстати, на неё и записана. Понимаешь, я не хотела, чтобы у нас с Сергеем были дополнительные имущественные претензии и ссоры, атак решили всё быстро и полюбовно, и никто не в обиде, а суд не привлечёшь – гостевой дом оформлен на маму. Прости, что сразу тебе не сказала.

– Ага, – ответила я, бегая глазами от одного угла к другому.

– В общем, жди маму. Она всё разрулит, ты ж её знаешь!

– Буду ждать с нетерпением...

Я положила трубку и, пытаясь не наделать глупостей в панике, натянула на себя чистую одежду и осторожно похромала по своей потайной лестнице к холлу первого этажа. Хотя чего мне волноваться? Я, наоборот, решаю сложившиеся проблемы. И очень надеюсь, что Женька никак не замешана в интриги с прослушкой. Да, её принципы с моими не очень сочетались. Но ведь меня подругане подставляла, всегда была на моей стороне. Хотя бы на словах. Хотелось, чтобы так и оставалось! Не хочу ни обмана, ни предательства больше! Простопредупрежу Артёма, и мы вместе решим, что кому говорить и что делать. Он умный, и ребята у него тоже с опытом...

И всё-таки моё сердце билось учащённо.

Из Женькиных апартаментов послышалось бурное обсуждение. Артём тоже был там. Вот и хорошо! Скажу всем сразу коронное слово «Атас!» и наши орлы бодро вовсём разберутся. Я протянула руку к служебной двери, приоткрыла её и услышала:

– Да заткнитесь вы! – рёв Артёма был на него не похож.

Гул прекратился, и в тишине чётко прозвучал голос очкарика:

– Можете делать со мной, что хотите, но вы не пр-равы, шеф. У вашей Эли всё равно есть мотив действовать против вас, нельзя его не учитывать.

Я открыла дверь нараспашку, вошла в комнату и громко сказала, глядя по очередина всех:

– У меня есть мотив? Интересно, какой? Поделитесь? Или сами придумаете? Артём, в чём дело?

Меня обжёг его болезненный взгляд. Артём был бледен, осунулся и будто бы постарел за эти несколько часов. Куда исчезла его здоровая моложавость? Онсмотрел на меня и молчал, сжимая ладонью свой кулак. Костяшки на пальцах побелели. Дэн робко проговорил:

– Шеф, мне сказать или вы сами?..

– Сам. Выйдите все, – глухо ответил Артём, и мне стало не по себе.

1От Джейн (англ.)

Эля

Орлы безмолвно повиновались. Когда дверь в холл за ними закрылась, Артём сказал хрипло:

– Эля, присядь, пожалуйста.

Он не стал дожидаться, пока я доковыляю до свободного стула. Взял за спинку один из них, заботливо поднёс и поставил возле меня. Я обернулась вслед за ним и проследила, как Артём медленно и очень тщательно закрывает служебную дверь, задержав взгляд на душной темноте винтовой лестницы. Я села. За окном шелестел листьями виноград, ещё свежий, не высушеный летом. Оплетал стену, играл солнечными лучами на полу.

Артём взял другой стул, поставил напротив и тоже сел, широко расставив ноги. Склонился вперёд, опершись локтями о бедра, ко мне. Уголки рта Артёма дрогнули. Возможно, это была улыбка, но она сразу погасла. Он смотрел на меня так странно и будто бы издалека, что внутри у меня всё задрожало. Почему-то вновь вспомнился Никита и тот сентябрьский день. Тогда не пахло так абрикосами из форточки... Тогда не щебетали птицы, не играли на улице с заливистыми криками дети, не лаяли собаки, не матерились за забором снова подвыпившие мужички. Но в комнате было так же тихо, и мне стало не по себе. Артём опустил глаза. Метр между нами, как разделительная черта, наполнился напряжением.

– Артём, в чём дело? – не выдержала я. – Что происходит?

Он будто очнулся. Кивнул и облизнул губы. Сплёл пальцы обеих рук, и снова забелели костяшки. Его взгляд. Вздох. Это мучительно!

– Не молчи! – воскликнула я.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Эля, – начал Артём, провёл пальцами по подбородку, снова опустил и поднял ресницы. – И это так.

Пауза.

– Но мне не нравится, как ты это говоришь... – с беспокойством ответила я. – Говори прямо, а то я подумаю черт те что! Ты же знаешь, у меня богатое воображение! Сейчас решу, что твои орлы нашли бомбу с моими отпечатками пальцев...

– Нет, не нашли, – мотнул он головой абсолютно серьёзно. – Только усилитель. Кхм, скажи, просто я хочу знать, мне важно... У тебя ещё есть отношения с Никитой Иванченко?

Я расширила глаза от удивления: он его откуда знает?! А вслух возмутилась:

– Какие могут быть отношения, если я с тобой?! Мы с Никитой расстались почти год назад! И я надеюсь никогда его больше не видеть!

– Он тебя обидел? – дрогнул голос Артёма.

– Да!

– Плохо. И... хорошо, – выдохнул он, но не повеселел.

– Артём! – позвала я. – Никита-то тут при чём?

– Никита не при чём. Мда, – он закусил губу.

Снова проклятая пауза, словно мы в «Театре» Сомерсета Моэма... Пора объявлять паузам войну! Мы не на сцене.

– И всё-таки почему ты о нём заговорил? – спросила я. – Он ушёл от меня, бросил на костылях. Сказал, что устал... Знаешь, мне в этом унизительно признаваться, но я говорю, как было, потому что правда важнее. Недомолвки и сглаживание углов идут только во вред отношениям. Так вот: между мной и Никитой ничего не осталось, я ещё зла на него... Хотя нет, если совсем честно, то была зла; а теперь встретила тебя и мне уже всё равно. Нет даже точек над i, которые надо ставить, и нет желания доказывать что-то, демонстрировать, что я сама справилась, выжила, как в той песне дурацкой Глории Гейнор1. Всё ушло, пусто, завершено.