В некоторых случаях смысл поведения заключается в нем самом, и тогда речь идет о так называемом ритуальном поведении, где форма является самоценной и где на первый план выступают правила игры как таковые, вне их логической интерпретации.

Учтивое поведение по отношению к тому или иному человеку, явно того не заслуживающего, вовсе не означает реального отношения к нему. В данном случае речь идет всего лишь о соблюдении определенных правил, обязательных для всех членов социума. Это и есть respect — обязательная, ритуальная вежливость.

В ритуале поистине ценным является средство достижения цели, но отнюдь не сама цель. Например, в моде главным является не то, для чего, зачем, а как именно вы одеты.

Недопустимо забрасывать мяч в футбольные ворота с помощью рук. Не вызовет зрительского восторга победа боксера в начале первого раунда поединка. Нельзя любой ценой победить на рыцарском турнире…

Ритуал требует некоторого отстранения от естественной реальности, имитируя реальность условную, как это происходит, к примеру, при флирте, когда мужчина и женщина играют спектакль под названием «Обольщение», следуя всем традиционным правилам, принятым определенной культурой для регламентации взаимоотношений представителей различных полов.

И совсем не так вел себя обуянный похотью сатир, схвативший на лесной полянке зазевавшуюся нимфу…

Между прочим, ритуальное поведение присуще не только homo sapiens. Достаточно вспомнить о брачных играх оленей или о трогательном флирте мелких пичужек ранней весной.

Если напрочь исключить ритуал из жизненной практики, то любовь сведется к акту размножения, застолье — к процессу насыщения, а общение — к войне всех против всех.

В немалой мере ценность ритуала состоит в том, что он обеспечивает предсказуемость поведения партнеров по социальной игре, что весьма и весьма облегчает их общение.

Кроме того, ритуал предполагает неоспоримое равенство всех участников перед правилами его игры. Никто из придворных не имеет права опоздать к началу торжественной церемонии, но и сам монарх тоже лишен этого права, что подтверждено известной фразой, приписываемой Людовику XIV: «Точность — вежливость королей».

Ритуализация правосудия направлена прежде всего на обеспечение равенства перед законом.

Ритуалы средневековых рыцарей предусматривали равенство их участников перед законами этого сословия, как было неоспоримым равенство вассала и сеньора перед феодальным правом. Произвол сеньора воспринимался обществом как нарушение установленной нормы, освобождающее вассала от принятых им ранее обязательств.

Если мушкетер, предположим, станет играть в шахматы со своим слугой, то как шахматисты они будут абсолютно равны друг другу, иначе утратится смысл игры.

Самоценный ритуал выявляет глубинную человеческую сущность.

Когда человек окружает себя теми или иными предметами, не имеющими ясно выраженной практической значимости, он таким образом предоставляет самому себе доказательства своей принадлежности к человечеству, именно к человечеству, а не просто к одному из видов земной фауны, которому Творец всего сущего зарядил в программу только лишь насыщение и размножение.

Робинзон, оказавшись на необитаемом острове, проявляет заботу не только о пище и крыше над головой, но и о календаре, в котором нет никакой практической необходимости, однако именно это и такого же порядка действия помогают ему сохранить человеческий облик в столь нестандартных обстоятельствах.

А вот некий Айртон, персонаж Жюля Верна, в подобных обстоятельствах утрачивает этот облик, и одна из причин такой утраты заключается в том, что он перестал вести отсчет времени.

Отказ от ритуальности более всего присущ представителям социального дна.

В повести Антуана де Сент-Экзюпери «Военный летчик» пилоты одной эскадрильи, уже разгромленной французской армии, продолжают проводить разведывательные полеты над вражеской территорией. Они полностью отдают себе отчет в том, что их действия абсолютно бессмысленны и крайне опасны для них самих, однако продолжают летать, потому что таким образом поддерживают в себе чувство собственного достоинства и национальной гордости, веру в грядущую победу.

Самоценное поведение аккумулирует в себе историческую память и тем самым сохраняет нравственные ценности той или иной человеческой общности.

Каноническая литургия хранит память о целостных основах религии, а разного рода секты, отвергающие ритуальность, тем самым обрекают себя на перманентное дробление.

Ритуал — понятие метафизическое, так что, как бы ни совершенствовалась, скажем, электроника, ритуал смены караула у Букингемского дворца не должен подвергаться даже малейшим изменениям…

Но вот мы и приехали.

Карета остановилась, следуя строгому предписанию, во Дворе Министров, а далее Анжелика, как и все прочие посетители Версаля (за исключением членов королевской фамилии, чьим каретам было позволено подъезжать к главному корпусу дворца), направилась пешком через Королевский и Мраморный дворы к парадному входу, где уже толпились придворные в ожидании вожделенного часа восхода «солнца», именуемого Людовиком XIV.

Вот они входят во дворец и, стараясь ступать как можно тише, в полном молчании, направляются в его недра, в его святая святых, туда, где располагается королевская опочивальня.

Она, в соответствии с замыслом архитектора, естественно, одобренным заказчиком, занимает центр дворцового здания, а ложе «короля-солнце» выставлено точно по главной оси Версальского парка.

Строго в определенное время распахиваются двери королевских апартаментов и камер-лакеи впускают туда тех вельмож, которым позволено непосредственно присутствовать при торжественном моменте пробуждения Людовика XIV. Это принцы крови, главный камергер, главный хранитель королевского гардероба и четверо камергеров.

Начинается lever — церемония пробуждения.

Король, преисполненный величия, встает со своего ложа и произносит краткую молитву. Слов ее никто не слышит, но благостное выражение лица и сложенные ладони позволяют проникнуться торжественностью момента и мысленно приобщиться к монаршей истовости.

Далее главный камердинер выливает на королевскую руку немного ароматизированного винного спирта, что, собственно, и составляет процедуру утреннего умывания.

Первый камергер подает королю домашние туфли.

Второй камергер передает халат главному камергеру, который помогает королю облачиться в него.

Главный придворный куафер снимает с короля ночной колпак и причесывает его. Первый камергер в это время держит перед ним зеркало.

Далее начинается вторая, публично-торжественная часть lever.

Камер-лакеи распахивают створки дверей королевской опочивальни.

Туда входят, сохраняя гробовое молчание, те из придворных, которым оказана честь быть допущенными в этот день на церемонию, а также послы иностранных государств, маршалы Франции, министры и приглашенные лица, среди которых сияет своей вызывающе естественной красотой Анжелика, напомнившая мне слова Христа относительно жемчужины, брошенной в грязь.

Все вошедшие останавливаются перед изящным золоченым ограждением, разделяющим помещение на две части, и становятся восторженными свидетелями следующих этапов церемонии.

Снимание ночной рубашки. Совершается с помощью гардеробмейстера и главного камердинера почти одновременно с актом надевания дневной рубашки.

Один из придворных передает дневную рубашку первому камергеру, который далее передает ее герцогу Орлеанскому, чей ранг наиболее приближен к королевскому. Герцог Орлеанский набрасывает дневную рубашку на плечи короля, который с помощью двух камергеров освобождается от ночной и облекается в дневную. Далее придворные передают по цепочке королю остальные предметы одежды, надевают ему туфли, застегивают пряжки, подвязывают шпагу и орденскую ленту.

Гардеробмейстер (один из самых знатных дворян Франции) подносит королю его вчерашнюю одежду для того, чтобы он собственноручно вынул из ее карманов все мелкие вещи и переложил в карманы сегодняшнего своего костюма. Далее он протягивает монарху золотой поднос, на котором лежат три вышитых платка на выбор, затем — шляпу, перчатки и трость.