Но, как было начертано на кольце Соломона Мудрого, все проходит, и когда минул год традиционного траура, сразу же начал обсуждаться вопрос о новой женитьбе короля. Множество прелестных принцесс и овдовевших красавиц королев давало понять о том, что каждая из них совсем не прочь скрасить одиночество августейшего вдовца, но ни одна из них не могла успешно соперничать с покойной королевой…

И вдруг король заявляет во всеуслышание, что считает бессмысленным дальнейший поиск невесты, потому что, как он убедился, нет на свете женщины, которая была бы прекраснее его покойной супруги. Придворные начали было наперебой восхвалять королевское благородство и верность памяти покойной, но король знаком требует молчания и в наступившей гробовой тишине заявил, что все же есть на земле одно существо женского пола, которое способно превзойти красотой безвременно ушедшую королеву…

Он помолчал минуту, не без удовольствия наблюдая за выражением придворных лиц, и произнес:

— Я думал, вы сами догадаетесь. Это ведь наша с нею дочь! Да, только она может соперничать красотой с матерью!

— А-а-а, — разочарованно протянул канцлер, выражая общее настроение. — Но что это меняет, ваше величество? Это ведь дочь…

И он развел руками.

— А чем это моя дочь хуже любой другой женщины? — прищурясь, спросил король. — Вы признаете, что принцесса превосходит красотой свою мать?

— О да, — ответил канцлер.

Придворные, естественно, поддержали его одобрительными возгласами.

— Следовательно, — проговорил король, — во исполнение последней воли моей горячо оплакиваемой супруги я обязан жениться на принцессе, а чья она при этом дочь, не так уж важно. Верно я говорю, господа?

— Верно! — наперебой закричали придворные, хорошо понимая, что от громкости крика зависит их благополучие.

И вот король объявляет народу, что намерен жениться на своей дочери!

Народ, как это всегда бывает в подобных случаях, ответил ни к чему не обязывающим молчанием.

Принцесса, узнав о решении отца, впала в отчаяние и помчалась к своей крестной — доброй фее, которая жила в лесной глуши, вдали от столичных интриг и страстей. Фея научила крестницу, как расстроить ужасную свадьбу: нужно потребовать от отца-жениха подвенечный наряд оттенка ясных дней.

Эту задачу не по силам решить ни одному смертному, так что король вынужден будет развести руками и отказаться от своего преступного замысла.

Но наивная фея не представляла себе истинного могущества королевской власти. Услышав от дочери совершенно невыполнимое требование, король ничуть не смутился и не стал разводить руками. Он приказал вызвать придворных портных, и когда они склонились перед ступенями его золоченого трона, самым будничным голосом заказал подвенечный наряд требуемого оттенка.

Выслушав его слова, портные упали на колени и заявили, что этот заказ никак невозможно выполнить кому-либо из смертных.

— Что ж, — проговорил король, — если так, то я вас отправлю на тот свет, где у вас появится гораздо больше возможностей, чем у обыкновенных смертных.

Портные затрепетали, как рыба на сковородке.

— А… а через сколько месяцев потребуется это? — спросил главный портной.

— Завтра, — ответил король.

И что же? Утром следующего дня наряд оттенка ясных дней уже красовался на изящном столике возле королевского трона!

Узнав об этом, фея несколько растерялась, но, придя в себя, посоветовала крестнице попросить нечто совершенно невыполнимое — платье из волшебного шелка, называемого лунный свет.

И снова просчиталась добрая фея.

Королевские золотошвейки всего лишь за четыре дня выткали волшебный шелк и сшили из него прекрасное подвенечное платье!

Оно было настолько прекрасным, что принцесса, придя в совершенно искренний восторг, едва не покорилась воле отца, однако вовремя опомнилась и стремглав помчалась к своей крестной.

По ее совету принцесса потребовала от жениха диадему из драгоценных камней всех цветов радуги. Увы, придворный ювелир под страхом нечеловеческих пыток через неделю принес королю именно то, что требовалось!

Фея обескураженно развела руками и посоветовала крестнице пойти на крайнюю меру — потребовать от короля ни больше ни меньше чем шкуру его драгоценного осла. Однако порочная страсть оказалась сильнее и корыстолюбия, и здравого смысла, и, наконец, чувства благодарности к ослу, столько лет пополнявшего королевскую казну своими драгоценными испражнениями, — и принцессе в торжественной обстановке вручили его шкуру!

И тогда принцесса бежит из дворца куда глаза глядят, вымазав лицо сажей и набросив на плечи ослиную шкуру, но при этом не забыв прихватить с собой свои дивные наряды и украшения.

Королевская стража тщетно ищет беглянку по всей стране.

Тщетность поисков легко объясняется не столько привычной недобросовестностью стражи, сколько тем смягчающим обстоятельством, что стража искала принцессу, а не какую-то чумазую нищенку с ослиной шкурой на хрупких плечах!

А нищенка в ослиной шкуре бредет от селения к селению, от города к городу, и забрела она в соседнее государство, где одна сердобольная крестьянка доверила ей ухаживать за свиньями и поселила в полуразвалившейся лачуге. В селении нищенке дали прозвище Ослиная Шкура, и все, вплоть до последнего батрака, не отказывали себе в удовольствии обидеть ее, будто догадывались, что перед ними — переодетая принцесса.

Только и радости было у нее, что по воскресеньям запираться в своей лачуге и примерять роскошные наряды перед осколком зеркальца, вспоминая о былом благополучии.

Естественно, этим государством правил король и, что тоже вполне естественно, у него был достаточно взрослый сын, который как-то на прогулке одним воскресным утром увидел покосившуюся лачугу и, словно ведомый какой-то неведомой силой, приблизился и заглянул в щель между досками ветхой двери…

Он увидел редкой красоты принцессу в платье из шелка лунный свет и увенчанную диадемой, отливающей всеми цветами радуги.

Как зачарованный, он смотрел на красавицу, а она, вдруг сделав резкое движение рукой, уронила перстень, который подкатился к двери и выпал в широкую щель прямо к ногам потрясенного принца.

Красавица почему-то не стала искать свою драгоценность, будто знала, что ее подобрал тот, чье присутствие за дверью она ощущала довольно явственно. Принц же, подобрав перстень, не решился постучать в дверь и поспешно вернулся во дворец, где так и не смог прийти в себя от прекрасного видения. Он утратил покой, сон и даже аппетит, думая только о ней, о таинственной красавице в роскошном платье и с диадемой на очаровательной головке. Принц приказал узнать, кто она, и ему доложили, что в лачуге обитает никакая не красавица с диадемой, а всего лишь грязная нищенка под именем Ослиная Шкура.

Нет, она никак не могла быть обладательницей перстня. Так кого же тогда видел он в дверную щель? И чей перстень вот уже который день он не выпускает из рук?

Принц от огорчения заболел и слег в постель. Лучшие лекари королевства осмотрели больного и пришли к единогласному выводу: во имя спасения жизни наследника престола ему надлежит жениться, и как можно скорее. Больной согласился с вердиктом лекарей, но поставил при этом одно обязательное условие: он возьмет в жены только ту девушку или вдову, которая сможет надеть на безымянный палец правой руки перстень таинственной красавицы.

Длинной чередой потянулись к дворцу знатные и незнатные дамы, девушки, вдовы, однако ни одна из них не смогла надеть на палец заветный перстень.

И вот, ко всеобщему изумлению и возмущению, на примерку перстня осмеливается прийти Ослиная Шкура! Она протягивает грязную маленькую ручонку, и перстень приходится как раз впору!

Пока все, кто присутствовал при этой сцене, приходили в себя от потрясения, Ослиная Шкура удалилась и вскоре вернулась в платье, сшитом из волшебного шелка лунный свет и с невиданной диадемой на голове. Принц, конечно же, сразу узнал таинственную красавицу, выздоровел и предложил ей руку и сердце при радостном согласии короля и королевы.