До меня сразу доходит, что этот тип говорит по телефону с моей мамой. В голове возникает уйма вопросов, вот только ответы я на них вспоминаю с огромным трудом. Кажется, вчера я действительно изрядно напилась, потому что не могу вспомнить все события. Последняя картинка, всплывающая в голове — это поездка в мерседесе Назарова. Куда он меня вёз? Кажется, домой.

— Доброе утро, проснулась? — Ким появляется из ниоткуда, замирая напротив кровати в нескольких шагах.

Я поднимаю взгляд вверх, встречаясь с карими глазами, которые нынче сияют странным блеском. Мужчина выглядит достаточно бодро, но слишком по-домашнему, как мне кажется. Голый торс путает все мои мысли, когда я осмеливаюсь опустить взор на массивную грудную клетку, покрытую лёгкой растительностью. В это время Ким делает шаги в мою сторону, а я ожидаю его приближения с настоящей остановкой сердца.

— Кофе? — он осматривает меня с головы до ног, не упуская из виду мои руки, которые сжимают на груди простынь до беления костяшек пальцев.

— Спасибо, — робко протягиваю, стараясь не смотреть на статного брюнета, который больше раздет, чем одет. Хвала небесам, он додумался надеть спортивные штаны, хотя мне и голого торса достаточно, чтобы от стыда покрыться багровыми пятнами.

— Выспалась? — не дожидаясь моего ответа, господин помощник прокурора присаживается на кровать. — Голова болит?

Я отодвигаюсь на другой край кровати, ловя боковым зрением мужской насмешливый взгляд. Кима жутко забавляет моя реакция на происходящее и, не сдерживаясь, он в открытую смеётся, потирая ладонью свой лохматый подбородок. Весело, да? А мне как-то не очень. Я вспомнить не могу, что было этой ночью. Лучше бы меня застрелили на месте или переехал каток. То, что на мне одни лишь трусики добивает окончательно. Я не помню, как раздевалась. Не помню, как ложилась спать. Неужели этот важный господин осмелился протянуть свои лапы и раздеть меня?!

— Что я здесь делаю?

— Ты совсем ничего не помнишь? — хитро щурится.

— Помнила бы, не спрашивала. Где я?

— У меня дома.

— Разве твой дом не в Одессе?

— В Одессе и в Измаиле. Мы с тобой земляки, забыла? — недоуменно смотрит, заставляя меня ёжится от таких гляделок.

— Почему ты не отвёз меня домой к родителям?

— Потому что кто-то был слишком пьян. Твоего отца ударил бы инсульт, заявись ты в таком виде.

— Значит, между нами ничего не было? — произношу с какой-то надеждой и Ким замечает это, оттого и улыбается, как довольный самец.

— Карина, Карина, — мечтательно закатывает глаза, произнося моё имя нарочито сладко. — Я мог бы тебе соврать и посмотреть, чтобы из это вышло. — Но, нет. Не было. Выдыхай.

— Спасибо.

— За что? — удивленно ведет бровями и берет с тумбочки кофе, предлагая мне взять чашку.

— За то, что не соврал.

— А, ты об этом?! — снова ухмыляется. — Я предпочитаю быть честным в отличие от некоторых.

— В чём заключается твоя честность? — я подношу к губам чашку и блаженно прикрываю глаза, ощущая, как по горлу растекается горьковатая жидкость.

— Во всём.

— Но я ничего о тебе не знаю, прошу заметить. О какой честности может идти речь?

— Спрашивай всё, что захочешь, и я отвечу.

Я размышляю одну минуту, прикидывая в голове к чему приведёт этот разговор. Да и нужна ли мне эта честность? С чего бы вдруг? Назаров мне никто. Временный персонаж в моей жизни. Не положительный, не отрицательный. Он просто есть и на этом всё.

— Что? Нет ни одного вопроса? Я настолько тебе безразличен? — Ким первым сдает позицию. Зависшая в комнате тишина тяготит его мысли, о чём говорит хмурый взгляд и сведенные брови на переносице.

— Мне всё равно, Ким.

— Да ладно? Не верю! — восклицает. — А мне вот не всё равно.

— Почему?

— А вот это уже вопрос. А говорила, нет вопросов, — нагло ухмыляется, заставляя меня сгорать от внутреннего негодования.

Вот же хитрец! Видимо, это профессиональные уловки развязывать язык таким, как я. Я же ничего не хотела спрашивать, но так получилось, что спросила.

— Ладно, если быть серьёзным, то я тебе кое-что скажу.

— Лучше не говори, — отрицательно машу головой. Я не хочу слышать признаний. Никаких.

— Я давно хотел тебе сказать…

— Нет, Ким! Нет, — выставляю руку перед собой, совсем забывая о том, что она одна единственная удерживающая простынь, вторая-то держит чашку с кофе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я краснею, как рак, когда та самая простынь сползает с моей груди, обнажая полушария. Я в спешке хватаюсь за простыню, разливая горячий кофе себе на бедро. Острая боль пронзает ногу. Пока я пытаюсь что-то сообразить, реакция Назарова срабатывает гораздо раньше моей. Он просто подхватывает меня на руки и тащит ванную комнату, несмотря на мои попытки освободиться от его лап. Относит в санузел. Устраивает в душевой кабине и тянется к лейке, включая холодный поток воды. Я прикрываю руками голую грудь, сгорая от злости и стыда одновременно.

— Ах, Карина, какая же ты ещё маленькая, малышка, — протягивает Назаров, повергая меня в шок.

— Не называй меня так, — шиплю сквозь зубы. — Уйди отсюда, пожалуйста. Я сама. Мне не нужна твоя помощь.

— А, по-моему, очень даже нужна. Я боюсь, ты без меня и шагу ступить больше не сможешь.

— Ты слишком много на себя берёшь, Ким.

— Думаешь?

— Уверенна.

— А я так не считаю. Карина, у тебя больше нет выбора.

— О каком выборе ты говоришь?

— О Соколовском, о тебе, обо мне. Я посажу твоего Макса в тюрьму, лет так на десять, — криво улыбается, наблюдая за моей реакцией.

— Почему? Чем тебе помешал Максим?

— Мне? Ничем. Это мой долг сажать преступников. Поэтому рекомендую тебе всё хорошенько обдумать и расстаться с Соколовским, иначе он потянет тебя за собой и тогда даже я уже ничего не смогу поделать.

Карина

— Ким, отдай телефон.

— Нет, — коротко бросает, продолжая сжимать руль.

— Я в последний раз прошу. Отдай мой телефон. Мне звонит Максим, — повышаю тон, не в силах терпеть Назарова.

Да кем он себя возомнил? Привёз меня к родителям, попил с ними чай, мило побеседовал, будто имеет на это какое-то право. А потом, воспользовавшись поддержкой папы, забрал мою дорожную сумку и запихнул её в багажник своего Мерседеса. Меня чуть ли не силком заставили сесть в тачку помощника прокурора и составить ему компанию аж до самой Одессы.

— Не отдашь? — Ким отрицательно кивает головой, игнорируя трель моего мобильника, которая просто не умолкает последние пять минут.

Я делаю глубокий вдох, а затем тянусь к рулю, со всей силы выкручивая его вправо, в сторону обочины. Сумасшедший визг под колёсами оглушает меня на пару секунд. Мы едва не слетаем в кювет, когда Ким пытается справиться с управлением автомобиля. Резкий удар по тормозам. Я кренюсь вперёд, больно ударяясь лбом о торпеду. Чертовый ремень безопасности и почему я никогда его не пристегиваю?!

— Дура, — орёт на меня Ким и замахивается рукой, но в последний момент я закрываю голову руками, боясь мужского гнева. — Чокнутая. — Опускает руку, так и не ударив.

Ким орёт что-то ещё, но я уже не слушаю. Я настолько испугалась, что мы можем разбиться, что сейчас сижу на сиденье и предательски вжимаюсь в его спинку, боясь дышать не то, чтобы шевелиться.