Драконус… ах, он был далеко не дурак. Он успел бы утомиться тиранией, проживи достаточно долго. «До сих пор гадаю, не радовался ли он собственной гибели. Умереть под мечом, выкованным твоей же рукой, видеть, как любимая дочь стоит в сторонке, наблюдает, словно ослепнув к его беде… Драконус, как мог ты не отчаяться, осуществив все мечты?

Есть еще Килмандарос. Вот она любила идею… простоты. Для нее довольно было твердой правомочности кулака. Но поглядите, куда это привело!

Что насчет К’рула? Ну, он…»

– Стой! – заорал Рулад, резко подскочив на престоле; туловище его наклонилось вперед, в дырах глаз мелькнула угроза. – Что ты сейчас сказал?

Канцлер наморщил лоб, облизал сухие губы. – Император, я перечислял счета за извлечение трупов из «каменных мешков»…

– Трупов, да. – Рука Рулада сжала вычурный подлокотник трона. Он уставился на Трайбана Гнола со странной ухмылкой. – Что за трупы?

– С флотилий, Ваше Величество. Рабы, спасенные с острова Сепик, самого северного протектората Малазанской Империи.

– Рабы. Спасенные рабы.

Странник видел, как смутился канцлер. Затем… вспышка понимания…

«О, вот это стоит увидеть!»

– Ваши падшие сородичи, государь. Тисте Эдур, страдавшие под тиранией малазан.

– Спасенные. – Рулад помедлил, словно смакуя это слово. – Кровь Тисте Эдур.

– Разбавленная…

– Эдурская кровь!

– Да, да, Император.

– Но почему они в «каменных мешках»?

– Они действительно падшие, государь.

Рулад изогнулся, как будто его ломали изнутри. Голова ударилась о спинку трона. Руки и ноги задрожали. Он заговорил голосом заблудившегося: – Падшие? Но они наши сородичи. Единственные родственники во всем проклятом мире!

– Все верно, Император. Признаю, я был недоволен решением поместить их в самые ужасные камеры…

– Чье это решение? Отвечай, Трайбан Гнол!

Последовал поклон. Странник уловил в глазах канцлера удовлетворенный блеск. Однако он постарался скрыть свои чувства: – Положение пленных с Сепика зависело от Томада Сенгара, император.

Рулад медленно успокаивался. – И они умирают.

– Массово, Ваше Величество. К сожалению.

– Мы спасли их, чтобы подвергнуть истязаниям. Спасли, чтобы убить.

– Посмею сказать, что это не вполне достойная…

– Недостойная? Тощий змей – почему ты ничего не говорил раньше?

– Император, вы не выражали интереса к финансовым подробностям…

«О, а вот это зря, канцлер».

– Что?

По шее Гнола покатились бусинки пота. – Большие расходы, связанные с их содержанием, государь.

– Они Тисте Эдур!

Снова поклон.

Рулад вдруг поскреб лицо и огляделся. – Эдурская кровь, – пробормотал он. – Спасены от рабства. Камеры – их награда.

Трайбан Гнол прокашлялся. – Многие погибли в трюмах, Ваше Величество. Насколько я могу понять, дурное обращение началось после отплытия с острова. Что прикажете сделать, Император?

«О, как ловко ты вернул твердую почву под ногами, Гнол!»

– Приведите Томада Сенгара. И Уруфь. Приведите ко мне отца и мать.

– Сейчас?

Меч заскрежетал, острие уставилось в грудь Гнола. – Да, Канцлер. Сейчас.

Трайбан Гнол и его телохранители торопливо вышли.

Рулад остался один в тронном зале. Он держал меч, уставленный в пустоту.

– Как? Как они могли? Несчастные… они нашей крови… Я должен подумать… – Император опустил меч и завозился на троне, задирая облаченные в монеты ноги. – Как? Низаль… Объясни мне. Нет, ты не можешь… Ты сбежала от меня. Где ты сейчас, Низаль? Некоторые шепчут, что ты мертва. Но где тело? Ты еще один вздувшийся труп в канале – я вижу их из башни… ты проплыла мимо, как они? Они говорят, ты предала меня. Они говорят, что не предавала. Все лгут. Я знаю, я способен видеть. Слушай. Они все лгут… – Он всхлипнул. Свободная рука закрыла рот, глаза заметались, обшаривая пустой зал.

Странник видел, что взор скользит по нему. Подумал было сделать шаг, освободиться от скрывающей магии и сказать императору: «Да, государь. Они все лгут. Но я не стану лгать. Осмелитесь выслушать правду, Император Рулад? Всю правду?»

– Рабы. Это… это неправильно. Томад… отец… откуда взялась такая жестокость?

«Ох, бедный Рулад…»

– Отец, нам нужно поговорить. Нам с тобой. Наедине. Мама, ты тоже останься. Втроем. Так давно не было такого. Да, так мы и сделаем. И вы должны… вы должны не лгать мне. Нет, я не позволю…

Отец, где Низаль?!

Где Тралл?!

Способно ли сердце Старшего Бога разорваться? Странник чуть не упал, когда жалобные крики Рулада огласили помещение и торопливо умерли. Остался лишь хриплый звук дыхания императора.

Но затем он заговорил голосом более твердым: – Ханнан Мосаг, это твоя вина. Ты сделал это. Со мной. С нами. Ты изуродовал меня, ты заставил прогнать всех. Искать чемпионов. Нет, это вроде моя идея?… Не могу… не могу вспомнить. Так много лжи, так много голосов, и все врут. Низаль, ты бросила меня. Удинаас…Я найду вас обоих. Я увижу, как кожа сдирается с трепещущих тел, я наслажусь вашими воплями…

В коридоре тяжело застучали сапоги.

Рулад затравленно взглянул перед собой и удобнее устроился на престоле. Поправил меч. Облизал губы. Когда распахнулись двери, он сидел с застывшей ухмылкой, оскалив зубы, готовясь приветствовать родителей.

Десерт подали на острие ножа. Дюжина гвардейцев – летерийцев во главе с Сиррюном Канаром вломилась в личные покои Томада и Уруфи Сенгаров. Они с обнаженными клинками вошли в столовую, найдя Эдур сидящими по сторонам длинного стола.

Ни муж, ни жена не пошевелились. Казалось, их не удивляет вторжение.

– Встать, – прогудел Сиррюн, не скрывая удовольствия, искренней радости. – Император требует вашего присутствия. Сейчас же.

По лицу Томада промелькнула натянутая улыбка. Старый воин встал из-за стола.

Оскалившаяся Уруфь не двигалась. – Император решил повидаться с матерью? Отлично. Пусть попросит сам.

Сиррюн посмотрел на нее: – Это приказ, женщина.

– Я Верховная Жрица Тени, жалкий подонок.

– Я послан волей Императора. Вы встанете или…

– Или что? Летериец, ты посмеешь протянуть ко мне руки? Помни свое место.

Гвардейцы сделали шаг.

– Стойте! – крикнул Томад. – Иначе, летерийцы, плоть слезет с ваших костей. Моя жена пробудила Тень. Она не потерпит ваших прикосновений.

Сиррюн Канар осознал, что дрожит от негодования. – Тогда посоветуйте ей, Томад Сенгар, не испытывать терпение сына.

Уруфь не спеша допила вино, бережно поставила кубок и встала: – Мечи в ножны, летерийцы. Мой муж и я пойдем в тронный зал с вами или одни. Я предпочла бы последнее… но я решила стерпеть ваши оскорбления. В последний раз. Вложите мечи в ножны, или я убью всех.

Сиррюн сделал жест, и солдаты вложили оружие. Миг спустя он сделал то же самое. «Я еще отплачу за это, Уруфь Сенгар. Помни свое место? ладно, ладно, если тебя устраивает ложь… меня она устраивает. Пока что».

– Наконец, – сказал Томад жене, – мы получаем возможность поговорить с сыном обо всем наболевшем. Аудиенция. Какая привилегия…

– Может оказаться и так, что вам следует ожидать его милости, – заявил Сиррюн.

– Неужели? И долго?

Летериец открыто усмехнулся: – Не мне гадать.

– Это не игра Рулада. Ваша и вашего Канцлера.

– Не в этот раз.

– Я уже убивал Тисте Эдур.

Семар Дев следила за Карсой Орлонгом, изучавшим потрепанную рубаху ракушечного доспеха. Перламутровые «чешуйки» запятнаны, потрескались, тут и там видны прорехи – полосы грубой кожи. Он собрал несколько сотен монет с дырочками – оловянных, почти не имеющих ценности – и сейчас, очевидно, намерен чинить ими доспех.

Что это, жест насмешки? Смех в лицо Рулада? Варвар он или нет, Семар верит в Карсу Орлонга.